— Зачем я тебе? — вернулась ко мне мысль.

Как и слёзы, когда я смотрела в его глаза.

— Ты такой хороший, у-умный, богатый и кра-красивый, а-а я… — продолжила, заплакав по-настоящему.

Сегодня я даже краситься не стала. Просто умылась и собрала волосы в кривой хвост, чтобы они не липли к лицу.

— Ты мне очень нужна, Долли, — он был уверен, — я…

— А ещ-щё ты нашел себе новую… девушку, а я теперь тебе не нужна-а… — на последнем слове я сама сделала к нему шаг, чтобы он быстро приблизился и сжал меня в объятьях.

Тепло, надёжно и приятно. И совсем не страшно, но сердце разрывало от боли. Как же он пах! Мне казалось, что так пахнет у нас дома, а когда забрала детей и уехала от него, этот запах пропал.

— Всё будет хорошо, — шёпот мужчины на самое ухо, — поплачь, Долли. Ты переживала… тебе было плохо, но ты и сама поняла, что поступила поспешно. Не подумала, — он гладил меня по голове, пока я утыкалась лбом в его плечо, — ты погорячилась. Мы оба это понимаем, и в этом нет ничего страшного. Все будет хорошо, ч-ш-ш…

— Примирение? — с надеждой спросила судья, — вы решили простить его, истец? Конфликт исчерпал?

Меня как ледяной водой окатило.

— Хорошо? — подняла голову на мужа, — к-как это хорошо? — оттолкнулась руками от его груди, — погорячилась?! Да… да я! — почти задохалась, — ты мне изменил, а я должна просто замолчать и… чтобы всё вернулось как было?! Да как у тебя совести хватает меня… трогать!

Эксаль закатил глаза.

— Повторюсь — измены не было, — скрипнул зубами он.

Я отошла на несколько шагов от него.

— Ты её целовал! Ту женщину! — я смотрела на него с круглыми глазами.

— Это случайность, — стоял на своем мужчина.

Я громко выдохнула.

— То есть этот факт вы не отрицаете, ответчик? — даже подалась вперёд судья, — вы целовали другую на глазах у своей жены?

— И ребёнка, — пробурчала я, — а ещё я вошла случайно. Вернулась за бутылочкой для дочери в комнату.

Поднимать глаха теперь было страшно. Особенно когда он стоял почти близко. Но как же было хорошо в объятьях!

— Вам всем нужно повторять несколько раз? — повернул голову к женщине Эксаль, — это была случайность. Которая по определению от меня не зависит! Всё произошло быстро и неожиданно — я уже поговорил с той женщиной, мы всё решили.

Я фыркнула.

— И что решили? — поджала губы и взглянула на мужа исподлобья, — что ты продолжишь с ней спать? Или найдешь кого-то ещё?

Мне вмиг показалось, что он подойдёт и ударит. Ему нужен всего шаг до меня и размах… которого не последовало. И не было никогда, но взгляд его горел ненавистью ко мне. Потому я всхлипнула, сжалась и сама отступила назад.

— Мне не нужен никто, кроме тебя и наших детей, Долли, — он, казалось, сейчас зарычит, — так что прекращай строить из себя обиженную всеми, а в особенности мной, и поехали домой! — он резко приблизился, схватил меня за руку и повернулся к судье, чтобы сказать ей, — заканчивайте этот балаган, несите мне бумаги, которые нужно подписать, и мы уезжаем.

Я закрыла рот рукой, боясь закричать ещё сильнее, чем вырвалось из меня секундой ранее. Эксаль застыл в ужасе, он явно не ожидал такой реакции.

— Займите свое место за своей трибуной, ответчик! — указала на стойку судья, — истец… вам нужно время успокоиться? Воды?

Я помотала головой, пока Эксаль всё ещё стоял, держа меня за запястье.

— Долли, господи… — он был испуган, — что я такого… я же ничего… — он выдохнул, усиленно думая, — что мне сделать, чтобы ты меня прос… чтобы ты поняла, что я не виноват? Я не отвечал ей, Долли, — снова начал давить, — ни в этот раз — ни в предыдущие.

Судья закрыла глаза рукой. Ей словно было стыдно за нас.

— То есть это происходило не раз? — пробурчала она, — замечательно, ответчик. Вы раскрыли сами себя. Есть смысл продолжать?

Эксаль аккуратно поставил меня к моей стойке, налил в стакан воды из бутылки, нервно и резко поставил её обратно и поднёс стакан к моему рту, молча, но яростно что то обдумывая.

— Есть, — сделала глоток я, — я хочу чтобы он понял, почему я ушла, — я почти успокоилась, — и-и… чтобы вы оставили детей со мной.

На последнем слове мужчина дёрнулся, рывками дошёл до своей стойки и отвернулся от меня сам, с силой сжав стойку руками.

— Это больше похоже на мазохизм, истец, уж простите за такое определение, — рассматривала меня судья, — вы уверены?

Я кивнула. Эксаль нервно рассмеялся:

— А я говорил, что у неё небывалое стремление страдать! Колоссальное!

Я смотрела на женщину с надеждой.

— Он признал измену, истец, давайте на этом закончим? — у неё тоже была надежда.

Я помотала головой. Но за меня ответил Эксаль:

— Я сказал лишь то, что были… предпосылки, или… — он задумался, — были моменты, когда я мог изменить ей, но не стал. Ни в этот раз, ни в прошлые.

Судья скривила лицо.

— Знаете, что я поняла с вами двумя? — всплеснула руками женщина, — помимо того, что вы друг друга… стоите — вы похожи. И… давайте, истец. Мне и самой интересно узнать, как же два настолько разных человека сошлись и стали почти одинаковыми… со стороны упрямства уж точно.

Я обрадованно кивнула. Хоть от чего-то стало легче.

— Спасибо, ваша честь, — неожиданно улыбнулась я.

Может, потому что у меня появилась надежда? Что мои дети останутся со мной.

— Долли, я не хочу вводить тебя в слезливое состояние вновь, — успокоился и Эксаль, — но у тебя нет возможности оставить «детей», — напугал меня он, — помимо того, что я сделаю всё, чтобы мы не развелись, а значит и дети будут расти с нами двумя, я… просто хочу напомнить, что Франко к тебе не имеет отношения. По документам.

По телу прошёл холод.

— Ты угрожаешь? — переспросила его.

Он смотрел на меня с минуту молча.

— Как ты добралась до этой мысли? — не понимал он, — я говорил угрожающе? — он спросил это у судьи.

Та только поджала губы.

— Предлагаю всё же перейти к рассказу, — устало выдохнула женщина, — иначе мы из этого зала сегодня не выйдем.

Я кивнула, ощущая себя где-то на дне. Будто могло быть ещё хуже, чем в начале заседания.

— Ладно, — произнесла тихо, — как я уже сказала, у меня была тяжелая ситуация в семье. И на следующий день…

«Я встала в шесть. Было страшно от того, что про меня могли забыть и не приехать, как обещала Альба Еррера. А может это всё была злая шутка, пусть и такая странная. Но я хотела верить. Не могло же быть в моей жизни плохо всё? И всегда. Так не бывает, наверное.

С ночи капал дождик, а сердце бешено колотилось от страха. Ещё и мама, которую разбудила младшая, ворчала, потому что я не могла разорваться. Либо пойти на работу, либо остаться сидеть с детьми.

— Если тебя там обманут или… ещё, что хуже, разбираться будешь сама! — плевалась словами мама, — думает, что ей так легко всё будет… из-за чего? Смазливой мордашки? Где бы тебе её взять? — она рассмеялась, — не бывает золотых гор, поняла! И заплатят тебе шиш с маслом, и никто не взглянет, что ты себе там на придумывала!

— Там договор, — напомнила ей, — и мы его уже подписали. Мне даже копию отдали! — я тяжело вздохнула, — эти бумажки, правда, уже дети порвали, но если что, мне сказали, что они даже налоги за меня платить будут!

Она фыркнула.

— Ох и тупая же ты девка! — шипела мама, — кому ты, чёрт тебя дери, нужна, да ещё и за такие деньжищи?! Надурят, как есть гово… — тут до неё, видимо, добрались идеи моего старшего брата, — себя продать решила, шалава? Се… какой позор! А что люди подумают, ты догадалась? А что мне говори… И впрямь никто не обманет! И платят хорошо! И работать не надо будет! Ах ты сука малолетняя! Никаких тебе работ, поняла? Дома сиди, шалашовка! С детьми, вон, собака! Наткнёшься ещё на какого-нибудь… придурка, зарежет он тебя и… — она запыхалась от крика, — кто тогда будет с детьми сидеть?

А мне уже показалось, что она думает обо мне. Хоть раз в жизни.

— Че орёте? — поднял голову с подушки Пабло, — идите отсюда, разорались! Спать не даете.