— Снова выдадите что-то на эмоциях? — едко усмехнулся Эксаль, — мы это уже проходили. И если вы промолчали, значит приняли тот факт, что были неправы.

Женщина было открыла рот, как её остановил Роб.

— Я видел, что происходило с тобой за эти две недели, — обратился он к Эксалю, — и меня реально бесило то, как ты поступаешь. Что с Инес, хотя она заслужила. Что с Дол, — он поймал на себе его злющий взгляд, — но я понимаю, что для тебя сейчас рушится то, что ты строил все эти годы. Так что… мой тебе совет — заткнись. Или контролируй слова, пока твоя жена не решила, что тот нервный психоз, который ты сейчас показываешь, вызван тем, что ты с кем-то шлялся и не хочешь признавать.

Я встала и вернулась к стойке. Они остались на креслах.

— А теперь посмотрите оба с моей стороны, — усмехнулся Эксаль, — у меня была няня.

Я не сдержала улыбку.

— У твоего сына была няня, — засмеялся Роб.

— К своим словам придерись! — рыкнул на него откровенно злой Эксаль, — так вот. Няня. За те два года, что она находилась в моём доме в этом статусе, я прошёл несколько стадий отношения к ней. Первая — ребёнок, который каким-то мифическим образом умеет возиться с ещё меньшими детьми. К ней у меня были жалость и лёгкий негатив. Я терпел её только потому, что она справлялась со своими задачами, но самым главным было то, что она нравилась впервые отвлекшейся от меня маме, — он усмехнулся, — моя испорченная по её мнению жизнь резко ушла на второй план, скрывшись за спинкой неуверенной и влюблённой в меня девочки. Вторая стадия мучала меня целых полгода. Не переживайте, мы ещё дойдём до неё в рассказе моей жены, но я скажу обтекаемо: тот вечер, когда приезжала Карина, стал чем-то вроде грани, которую вся наша семья пересекла. Мама поняла, что почти семнадцатилетняя Долли вполне себе прекрасная невестка, Роб осознал, что мне лучше рассказать о том, что у меня есть весьма обидчивая поклонница, Инес принялась ревниво следить за каждым моим шагом, а я… — он как-то нервно рассмеялся, — первые полгода после дня рождения Долли я сводил всё в шутку, — он резко стал серьёзным, — после стало как-то не смешно. Когда тебе со всех сторон твердят только о конкретном человеке, сам начинаешь думать только о нём, — он сузил на мне глаза, — я старался свести всё в дружбу. Знали бы вы насколько я старался, — усмешка, — как вы поняли, у меня не получилось. Понятия не имею, но… хотя, знаете имею. Долли смогла бы пробраться в голову любого, кого она когда-либо видела. А я провёл с ней несколько лет в одной комнате. И третья стадия — я был уверен, что женюсь на ней в тот самый момент, когда она мило улыбнулась мне на свой восемнадцатый день рождения, — тяжёлый вздох, — быстро менялся я, но Долли делала это невероятно долго. То, что вы видите перед собой сейчас, ничто иначе как образец моих трудов. И я не идиот. Пытался отгородиться и воспринимать поведение членов моей семьи через призму принятия. Но нет. Моя мать решает всё хитростью и не видит чужого мнения, Роб суёт нос в любой вопрос, который кажется ему интересным, Карина слушает своего мужа-урода, а Долли верит в небылицы и любит пострадать. Вот и все выводы, — к Робу, — и я с чистой душой могу послать тебя сейчас к чёрту. Контролировать слова? — смешок, — эта маленькая бессовестная… стервозка, — он указал на меня, — не слушала меня две недели, убегала и… спёрла детей, — он пытался говорить мягко, — пока я как идиот бегал за ней, думая, как бы она не влипла в какую-нибудь историю похлеще, чем те, что приключались с ней в прошлом! Поэтому нет — я, чёрт тебя дери, не заткнусь, Роб. Я сделаю всё, чтобы она вернулась домой, поняла, насколько она успела на мне поездить, а после того, как до неё дойдёт, оборву каждый узелок, который успела затянуть на моей шее моя проклятая семья!

Я посмотрела на него круглыми глазами.

— Что, Долли? — ехидно улыбнулся он, — слёзки ты больше не пускаешь, бровки домиком стоят по другой причине. Начала улавливать мысль, что ты поступила поспешно? Попа чувствует, что я злюсь?

Я возмущенно отвернулась, залившись краской.

— Истец? — позвала меня судья.

Я помотала головой.

— Он такой же хитрый, как Альба, поэтому нет. Я всё ещё ему не верю и… — выдохнула, — понимаете, ваша честь, это он сейчас так начал считать. А когда ему то же самое говорила я, то он только посмеивался. И… теперь ему стало не смешно. Вот, — повернулась к мужу, — это у тебя должно всё… чувствовать.

Эксаль расплылся в улыбке.

— Я две недели к тебе не прикасался, — промурчал он, — и чувствую всё более чем усердно и… горячо.

Отвернулась я резко.

— Истец, вернёмся к повествованию, — прокашлялась судья, — долго там ещё до вашей свадьбы?

Я помотала головой. И продолжила:

«Мне исполнилось семнадцать.

Ещё лет пять назад я мечтала, что в этот день всё резко изменится. Все девушки, наверное, мечтают, что их спасёт принц. Вот и я… и в моей истории был принц. Только он был не мой.

— Доброе утро, — вышла на кухню я.

Сегодня мама встала раньше. Я специально попросила её купить торт. Нет, такого для меня никогда не было — иногда меня даже забывали поздравить, но тут всё должно было быть по-другому. Я же теперь платила за этот торт, значит достойна хоть кусочка, да?

— Почему ты еще дома? — что-то резала на столе мама.

Я нахмурилась.

— За мной заедут позже из-за дня рождения, — села рядом с ней, — помочь?

— Сама справлюсь, — она отмахнулась от меня.

Я всё ещё смотрела на неё с надеждой. Мы же договаривались. Я даже торт себе выбрала, чтобы ей не пришлось.

— П-понятно, — моё лицо стянуло вниз.

Она была тем, кто точно не станет устраивать сюрпризы. От этого было как-то совсем неприятно внутри. Что-то будто скулило. Так и мелькала мысль, что сколько бы я не старалась, хорошей для неё мне никогда не стать.

— Есть будешь? — неожиданно спросила она.

Я помотала головой, пусть улыбку и не сдержала. Это оно, да? Сейчас? Мама отвернулась к плите.

— Если ты скалишься по поводу торта, то можешь и не надеяться — я отдала все оставшиеся деньги твоему брату. Он снова нашёл себе девушку, и они ушли на квартиру. Он, знаешь ли, не думал даже баловаться, как ты! Так что… ему нужнее, поняла?

Сердце упало вниз.

— Пабло уже третий раз с кем-то уходит за месяц, — прошептала я, — тратит всё, что ты дала и возвращается ни с чем, а я… у меня никогда не было н-ничего, к-кроме конфет от папы в десять, а-а он… — по щекам хлынули слёзы, — й-я даже сама эти деньги заработала! А он их просто проп-пьёт, ты же знаешь…

— Взрослая стала? Решать за меня будешь? — подпёрла бока руками мама, — нефиг было трепаться на всякую ерунду! Чем тебе старые ботинки не угодили у Агаты?

Я шмыгнула носом.

— Э-это ещё мои б-ботинки были и…и они ей маленькие, — я закрыла рот рукой.

Мне было адски обидно. Никогда так сильно не было. Даже голова заболела от того, как я сжимала зубы.

— И ты бы их всё равно Пабу отдала, — прошептала я, — потому что ему всегда нужнее было. Ты ему столько всего прощала, — я стерла слёзы и кивнула, — а я всегда была не такой, как надо.

Сглотнула вязкий ком в горле.

— Зато ты у нас всегда бедная и несчастная! — всплеснула руками она, — и без торта переживешь! Иди давай… приехали за тобой!

Я кивнула, встала и… что-то во мне будто оборвалось:

— Там, где я работаю, в прошлом месяце уволилась няня на ночь, — снова кивнула, — так что теперь я буду оставаться там, — мне вдруг стало легче, — не всегда, но несколько раз в неделю. Мне будут платить больше, — под блеснувший взгляд мамы, — но отныне я не отдам тебе и цента, — я усмехнулась, — сама буду покупать всё младшим, но ни ты, ни Пабло больше ничего не получите.

Я направилась в сторону выхода.

— Я вложила в тебя кучу денег за всё детство! — она крикнула мне вслед, — ты мне всё отдашь, собака!

Я развернулась, снова стёрла слезы и рассмеялась:

— Какие деньги ты в меня вкладывала? — я шагнула на неё, отчего она начала пятиться, — те, что давал папа? Да, можешь не врать. Я теперь знаю. Я позвонила ему, и он всё рассказал. Он до пятнадцати лет платил тебе за меня деньги. За меня и за Паба. Ему ты тоже не сказала, да? — я нахмурилась, — а после того, как ты в мои пятнадцать рассказала мне, какой папа козёл, я высказала это ему! А я ещё думала, почему он влепил мне по лицу! — мне было смешно, — ты врала всё время! Ты на меня вообще ничего не тратила! Я всегда донашивала за Пабло, — смешок, — за твоим любимым сынком, которому всегда всё нужно! А мне?! Мне не нужно, мама? Я тебе не дочь?!