– А ваша любовь – это вы сами и ваша работа?

Вопрос в мыслях звучал менее оскорбительно, но сделанного не воротишь. Константин Андреевич даже развернулся.

– С чего вы это взяли, да так поспешно?

Хорошо, что темнота скрывала пунцовые щёки Людмилы от удивлённого собеседника.

– Сложно представить вас влюблённым в кого-то кроме себя.

– Вы хотите меня оскорбить?

– Нет, просто наблюдение, – тему стоило срочно сменить, иначе так она утопит себя в своих же формулировках. – Вы позволите мне один вопрос?

– До этого вы не спрашивали разрешения. Но можно.

– Почему вы не запретили дуэль? Неужели не понимали, что Георгий при любом исходе проиграет?

– Я не имел на это права. У человека должен быть выбор. И есть вопросы, с которыми совестно обращаться в суд или к императору, если ты можешь призвать негодяя к ответу сам. Мне было бы совестно.

– Но ведь так можно и погибнуть. Глупо же…

– В этом нет ничего глупого. Есть обиды, что смываются только кровью. Есть люди, которым не следовало жить. И если мы можем это исправить, почему не рискнуть?

– Вы берёте на себя слишком много. Оставлять в живых или убить решать не вам. – Сменила ты тему, Людмила, что уж тут сказать.

– Я лишь меч. В итоге исход поединка решают боги.

– А если он решён неправильно?

– Как так?

– Например, победил какой-то нехороший человек. Ведь так бывает.

– Значит, на то были свои причины. Иногда мы считаем кого-то хорошим, и не знаем о нём всей правды. А иногда человек, которого мы считаем мерзким, спасает нам жизнь. Судьба – удивительная штука, Людмила Александровна.

Они медленно брели сначала по берегу, потом свернули на дорогу в сторону большого дома. Здесь Громов пустил Людмилу вперёд, и неспешно последовал за ней. Когда не видишь собеседника, говорить всегда проще, поэтому княжна продолжила задавать вопросы.

– А вы сражались на дуэли?

– Приходилось.

– Всегда побеждали?

Громов не ответил. Они почти пришли, огни дома уже освещали дорогу. Людмила повернулась к Константину Андреевичу, но он словно был погружён в свои мысли, и она не стала его переспрашивать. Отвлёкшись на него, Людмила не заметила обвалившейся ступеньки на лестнице и оступилась. Она непременно познакомилась бы со ступеньками ближе, если бы племянник императора не подхватил её.

Громов притянул девушку к себе. Склонил голову, его взгляд скользил по её лицу, внимательно изучая. Он оказался так близко, что княжна почувствовала его тёплое дыхание. Ситуация казалась Людмиле весьма неловкой, и она попыталась освободиться. Повела плечом, постаралась встать на ноги, но почувствовала, что его пальцы сжались сильнее.

– Простите. Я была бы вам признательна, если бы вы меня отпустили.

Княжна Чернышёва снова попыталась вернуть себе равновесие, но чем больше вырывалась на свободу, тем больше он прижимал её к себе. Громов медлил. Людмила чувствовала, что время тянется ужасно долго. Ей показалось, что прошло несколько минут, прежде чем он всё же её отпустил. Внимательно осмотрел и, вероятно, убедившись, что княжна ровно и твёрдо стоит на ногах, аккуратно поддержал за руку.

– Не стоит оставлять Георгия одного. Я пойду. Извините, – Людмила осторожно убрала руку из его ладони и отступила. Громов молчал, и это её невероятно пугало.

Она снова сказала что-то не то или сильно задела его последним вопросом? Стоит больше думать, а не говорить всё, что приходит в голову. Мысленно отругав себя за привычку задавать множество ненужных вопросов, Людмила ещё раз извинилась перед Константином Андреевичем и поспешно устремилась в дом.

Первый паром с большой земли на остров уходил на рассвете. Солнце едва пробивалось через белёсую паутину густого тумана, что клубился у морского берега, погрузив небольшие постройки порта и саму пристань в белое молоко.

Внедорожник будто нырнул в молочный кисель. Они медленно проехали вдоль пристани, повернули к погрузчику, преодолели мосток. Теперь на небольшой площадке нужно было развернуться и заехать на палубу задом. Велеславский, едва не угодивший одним колесом за край борта, неприлично выругался.

Всё-таки руль сковывал движения свободолюбивого друга, а машина лишала его необходимого воздушного пространства. На своих двоих, да в поле, он чувствовал себя куда увереннее.

Окончив сложную парковку, Георгий вышел из машины и бросил ключи матросу, что руководил погрузкой.

Ранним утром на пароме, если не считать двух грузовых фур и их внедорожника, больше не было никого. Буян – не самое популярное направление в империи.

Обычно ещё до рассвета загруженный паром уходил с острова. Часть вольных жителей работала на большой земле, а кто-то и вовсе возвращался на Буян только по выходным и праздникам. Вечерами паром уходил с большой земли полностью гружёным, а вот с острова приходил, как правило, пустым. И с острова, и с большой земли паром ходил три раза в сутки, и ничто не могло помешать капитану исполнять свой долг.

На пристани несли свою службу стражи порядка, укутанные в тёплые плащи, и поднявшие воротники до самого носа. Сегодня на въезде они тщательно проверяли документы: долго не выпускали паспорт Константина Андреевича, словно не верили, что столичный гость может отправиться на Буян по своей воле. В конце концов, посоветовавшись с кем-то из старших, страж всё же вернул документы владельцу.

Казалось, Громова не беспокоила длительность процедуры, Людмила бы скорее сказала, что тот наоборот был рад, что бойцы проявили положенную в таких случаях бдительность. Главное, чтобы это действительно было так, а не оказалось прекрасно отрепетированным спектаклем, который стражи разучивали с момента приезда племянника императора в Холмогоры.

После досмотра документов всей их честной компании, стражи порядка проверили багажник машины, не забыв взглянуть даже на место под запаску. Пару раз княжна Чернышёва сама приезжала на своём престарелом автомобиле на этот паром, но такие чудеса бдительности наблюдала впервые. Но ещё большим сюрпризом для неё стало то, что Велеславскому выдали талон на въезд, только после того, как бойцы для чего-то проверили внутренние системы машины и давление во всех шинах. Приезд столичного нечистика явно шёл стражам порядка на пользу.

Людмила невольно усмехнулась. Интересно, что им за эту внимательность к высокопоставленному гостю обещали – прибавку или отсутствие увольнения?

Дежурный матрос проводил их в небольшую каюту. Отдельных помещений здесь не было, но зато имелся общий зал. Как и положено – с лавками по углам и столиками посередине, защищёнными от холодного ветра и осадков со всех сторон. Во время переправы здесь пили горячий чай, общались или молча сидели, а некоторым даже удавалось подремать.

Но день преподносил всё новые сюрпризы. К удивлению всех прибывших, кроме Громова, каюта существенно изменилась. Нет, само помещение осталось неизменным, но стены покрывала свежая жёлтая краска, на столиках лежали скатерти и стояли вазы, а в них – цветы.

И где они только достали розы на этом севере? Людмила ещё ни разу не видела это помещение в таком порядке. Вот удивился бы её отец.