Ночью они остановились в доме Арно, а на следующее утро выехали из столицы на своем электрокаре на автопилоте в северном направлении, в Хартсмер, где встретились с владельцем курортной зоны, он показал им их участок. Арно не ошибся: участок был неплох, красота и комфорт, есть бассейн на открытом воздухе с подогревом и подсветкой, можно купаться вечером и темной холодной ночью, в самом доме на первом этаже есть барная стойка, пара тренажеров, стол с настоящими цветами, которые отдыхающим следовало поливать раз в три дня; на втором этаже пара спален, небольшое джакузи, вид на море и музыкальные колонки с управлением. В двух шагах от участка расположена курортная зона, общественные места и другие участки.

Они купались в бассейне днём и ночью, в море, когда длился ноябрь и шли дожди, после чего отогревались в теплом бассейне или в джакузи. В один день они познакомились с другой парой, тоже молодожёнами, тоже на месячный отпуск и тоже Хартсмер; пару раз эта пара ходила к немцам в гости, но самих немцев не приглашала. Они разъезжали по дорогам на электрокаре, хотели добраться до самой северной точки Хартса, но там бездорожье, а электрокар не был внедорожником; пробовали дойти пешком, но встретили охранника на блокпосте, который, несмотря на профессию Арно, отказал им в доступе.

Фотокамер у них не было, но красивые виды хорошо запечатлелись у них в долгосрочной памяти.

Один раз Соня спросила:

– Видишь тот остров?

Арно понял легкомысленный вопрос и ответил:

– Вижу, но я не буду совершать такой подвиг, я ни разу не пловец.

– А жаль. Ты ведь пехотинец, тренируешься.

– Пехотинец, но не моряк и не хожу по воде.

В пасмурную прохладную погоду он любил смотреть на море, его это завораживало, а Соня предпочитала смотреть на летнее море. Он включал спокойную или грустную музыку в колонках и смотрел из окна на то же холодное море, и мог так смотреть полчаса, мечтать. Он любил мечтать, а мечтать было не о чем, у него всё было для счастья.

К концу месяца выпал снег, в море уже было сложно купаться, а Соня простудилась и несколько дней не выходила из коттеджа. Арно принес ей медикаменты из отеля неподалеку – это была обычная простуда, и медикаменты помогли.

Уже было время уезжать, месяц отпуска подошел к концу, зимой было сложно отдыхать, разве что запереться в отеле и купаться в джакузи, и в начале декабря пара поблагодарили хозяина. Они собрали вещи и уехали в Хартс, пообещав хозяину участка снять коттедж для отдыха в будущем. Хозяин, попрощавшись с молодой парой, про себя произнёс:

– Куда денутся, будут приезжать, других курортов в Хартсе нет. Хотя, видно, не бедные, могут и заграницу съехать, в тёплые края.

На следующий 2310 год у молодой семьи появилось, но ещё не совсем, пополнение – плод Марко (Арно назвал сына по-латински) уже имел очертания, в утробе специально было сделано пластмассовое «окно», в котором родители могли наблюдать за эмбриогенезом в течение всех 9-10 месяцев вынашивания. Раз в неделю их обязательно посещал медик, оценивал состояние плода – нет ли нарушений, хотя бы видимых, он оценивал внешний вид плода, на утробе снаружи была панель с непонятными индикаторами и величинами со значениями. Для неквалифицированных родителей ничего не было понятно, но медик объяснял им простыми словами их значение. Он оценивал состояние Марко как стабильное.

В их новом участке, в пригороде Хартса (у Сони была идея купить их курортный коттедж и жить в нём, но для служащего Арно это было бы неудобно, далеко до работы), Соня выращивала в искусственной ферме при любой погоде овощи и арбузы, в квадратных и треугольных формах, а в мастерской в гараже занималась дизайном и ремонтом.

Несколько раз они посещали культурно-массовые мероприятия, были на выставке, в театре и в кино. Больше им запомнился театр, а точнее последнее выступление театрального сезона.

Это был воскресный день. Идя по улице, Соня увидела афишу с названием «Божественная комедия -3.3.», а на надписи терновый венец, ей эта афиша показалась интересной. Она полистала афишу в Сети, увидела, что это последнее представление сезона, и предложила мужу сходить, тем более, что это был воскресный выходной день, через неделю. Он согласился, хотя не был любителем театра. Они купили два билета и через неделю пошли в музыкальный театр.

Молодые и старые, женщины и мужчины – все причёсаны, некоторые накрашены, одеты со вкусом, хотя и простолюдины. Девушки были с разноцветными раскрашенными волосами и бровями или с париками, их парни с гребнями волос, у нескольких тоже раскрашенные; старики с татуировками и кольцами в ушах. У некоторые людей кошачьи глаза – это были декоративные линзы. Одежда разнопёрая, прически разнопёрые, иной раз можно посмотреть на человека издалека и подумать, что это молодой парень, а вблизи увидеть, что это девушка, которая так подстрижена и одета. Многие франты так наряжались, идя на культурно-массовые мероприятия, и такие наряды наглядно показывают тенденцию обесполивания человека.

Все собрались в большом зале, немецкая пара сидела на балконе. Они за всю жизнь были в театре раза три-четыре каждый – взрослое поколение ещё могло интересоваться искусством и зрелищами, хотя привыкло и охладело, а молодёжь не интересовалась, почти нет. Молодёжи были интереснее вещи, связанные с сексуальными извращениями, стимуляторами ощущений типа сенсоров, возможности умничать и критиковать и разными поисками адреналина, ведь их нечем было удивить. «Умные любовницы» или командование домашними роботами могли дать людям почувствовать себя хозяевами, чтобы самоутвердиться в своих или чужих глазах, а индустрия развлечений, которой уже лет триста, могла утолить человеческий голод только тогда, когда человек ею не пресыщен, а большинство молодых были пресыщены, взрослые и старые люди поменьше.

В начале представления голос диктора попросил людей надеть выданные очки, чтобы увидеть выступление таким, как оно задумано, и люди одели. Без очков сцена была просто освещена красными фонарями снизу, а белыми сверху, а в очках все казалось натуральным, а не искусственным.

Заиграла музыка, напряженная и предвещающая что-то, и появились первые артисты. Без специальных очков они бы выглядели просто артистами в символичных костюмах, но в очках они выглядели как натуральные духи, духи добра и зла. Светлые ангелы находились сверху, в освещенной белыми фонарями части, а духи злобы выполняли свою хореографию внизу, в красной области. Из-за занавеса, а в очках казалось, что занавеса нет и он просто пришёл из ниоткуда, вышел артист в чёрном, с длинным посохом в руке, на конце которого был череп; вышел и запел под музыку:

Духи злобы собрались вокруг него и начали петь с ним в унисон.

Арно снял очки и сказал жене:

– Знаешь, лучше бы другое выбрала…

Она сказала:

– Если начнут петь ангелы, тебе станет лучше?

– Надеюсь. – ответил Арно и надел очки, продолжая смотреть.

Сцена заполнилась художественным газом красного цвета, усугубляя мрачную атмосферу. После нескольких минут напряженное и мрачное бесовское пение прервалось резким громом, бесы вместе с певцом расступились. Ангелы, которые неподвижно стояли сверху во время пения ада, заполнили сцену, и в центр вышел небритый мужчина в белых одеяниях, который играл Иисуса Христа. Он, казалось, был грустным, он оглянулся на весь партер и балкон, окинул взглядом зрителей и начал петь:

– Имеют глаза, и не видят; имеют уши, и не слышат…

Затем вышел человек в белых доспехах, с большой синей книгой в руке. Он встал перед актёром в центре, встал на колени перед ним, как рыцарь, дававший присягу, и приподнёс ему синюю книгу.

– Наверное, Библия. – сказала Соня.

Актёр, игравший Христа, раскрыл её, перелистнул и остановился, а затем развернулся и отошёл в сторону, опустив взгляд и сказав под музыкальное сопровождение: