– Да, я тебя слышу. – нехотя ответил он.

– Ну так что?

– Не спрашивай, я не в настроении…

– Это ты из-за него?

– Считай, что да…

– Если не хочешь, я не буду допытывать…

– Спасибо…

Супруга пошла по делам, а Александер всё стоял на том месте и задумчиво смотрел в окно. Он чувствовал, что его сознание постепенно менялось. Он думал, что это он повлиял на Адриана их знакомством и общением, но и сам Адриан повлиял на умного и образованного публициста.

Он достал свои рукописи и стал копаться в них, ища рукопись одной статьи, в которой записан черновик. Наконец, он нашёл её и стал читать:

«Бывших рыцарей не бывает. Бывают бывшие пажи и оруженосцы, а солдаты, в силу своей профессии, морально связываются со своей деятельностью…»

Он прочитал другой фрагмент:

«Военные в классическом понимании становятся вымирающим видом, как им стали рыцари, ниндзя и самураи. Взамен им в наше время пришли чиновники, владеющие оружием и средствами связи…»

Александер ошибался, как впоследствии окажется. Сейчас он не знал, о чём думать, но через минуту нашёл. Он решил, когда пройдёт время, попросить доступ к архивам и, насколько ему будет позволено, изучить дело Адриана, чтобы потом написать об этом статью, а пока что он решил в лишний раз перебрать свои бумаги в поисках каких-нибудь ценных материалов.

Арно и Майя после самого трибунала не собирались поговорить насчёт дальнейшего, но договорились позже встретиться и подумать, как им поступать с Адрианом, успеть что-то сделать до того, как корабль с партией свежих осуждённых отправится на Марс.

Майя не могла отправиться с Адрианом на Марс, «разделить его крест», так как она даже не была его официальной «супругой», а жила с ним в «гражданском браке». Закон предусматривал, что только официальные супруги, в том числе «умные», могли отправиться с осуждёнными на Марс. Браки людей и андроидов заключались официально, но люди могли и жить друг с другом и с андроидами неофициально, и Адриан жил с Майей неофициально.

Арно хотел попробовать оспорить, обжаловать решение трибунала, попробовать «обратиться с жалобой», как им предлагали офицеры в главной части ещё до самого трибунала, но всё же не был уверен в целесообразности и колебался. Он также думал обратиться к публицисту Александеру за помощью, заодно и познакомиться с ним лично. Он нашел в Сети его блог, написал, представился и договорился с Александером о встрече «как можно скорее, пока не поздно».

Александер ответил ему в тот же день, что Арно может прийти к нему в ближайшее свободное время, на что Арно написал следующее сообщение:

«Я приду к вам этим вечером сразу после работы. Надеюсь, мы решим, что делать»

Александер ответил:

«Хорошо, жду. Только лучше никому говорить о нашей встрече, максимум вашей супруге, так, на всякий случай.»

Когда Арно пришел, его встретила супруга Александера. Он и не заметил, когда заходил в студию, как зрелая замужняя женщина смотрела на него с интересом и поправила волосы, молодой высокий ариец ей приглянулся.

Александер общался с ним полчаса, и они вместе решились на самый смелый шаг, который им показался единственно подходящим. Они решили написать письмо самому президенту с просьбой обжаловать решение трибунала, попробовать смягчить наказание и не отправлять Адриана на далекий Марс, а держать его в одной из тюрем Хартса, которых всего было три, или, в лучшем случае, держать его в больнице для душевно больных, хотя они оба знали, что порой лучше сидеть в тюрьме, чем в психиатрии.

Написать письмо собирался Александер, он мастер слова, он умеет разговаривать, хотя сам никогда бы не решился писать самому президенту. Условились, что это якобы «инициатива Александера, к которой Арно не имеет отношения», они договорились, что Александер берет всё на себя, а Арно следует молчать об их встрече и «ни в коем случае не качать права» у себя в части, чтобы не навредить и не лишить Адриана надежды. Сам осуждённый продолжал сидеть на гауптвахте в части под присмотром охранников и ждал своей, уже решённой трибуналом участи.

Майю пустили к Адриану на десять минут, не более. Ей было, что ему сказать – она прежде всего хотела его утешить, а потом сказать, что публицист Александер написал письмо самому президенту с просьбой обжаловать решение суда и смягчить наказание (Арно всё-таки поведал Майе их разговор, хотя больше никому не рассказывал).

Он молча выслушал её, а когда Майя закончила, сказал:

– Неужели? А мне Александер говорил, что «надо расторгать с системой отношения, система нам врёт». А теперь он сам с системой договаривается, самому президенту пишет…

– Он так решил, это единственный выход. – сказала Майя равнодушным металлическим голосом.

– Я думаю, он блефует. Он не верит в то, что делает…

– А во что веришь ты, Адриан? Во что ты верил на трибунале, когда устроил сцену, когда кричал, когда сам себя очернил? …

– Я…

Он встал со скамейки и стал расхаживаться по камере. Он остановился перед дверью и молчал, а потом ответил:

– Я верю, что когда я вернусь, я все изменю…

– Что ты изменишь?

– Что в моих силах. – сказал он, как отрезал.

Ты раскаиваешься в том, что сделал, за что тебя судили? – спросила Майя, словно живой чувствующий человек.

Адриан молчал и продолжал стоять к ней спиной.

– Адриан? …

– Раскаиваюсь… – сказал он.

Подошёл

охранник. Он посмотрел на них обоих и сказал:

– Время визита подходит к концу, господа, закругляйтесь.

Адриан подошёл к Майе и сказал ей на прощание:

–Я не знаю, с кем ты будешь жить, когда я буду в тюрьме; я не знаю, отдадут ли тебя в утилизацию или ты станешь работать в сфере услуг, Майя, но я так скажу: радуйся, что у тебя нет чувств и эмоций, что ты биоробот, а не живой человек, и что ты не можешь терпеть и страдать. Радуйся…

– Я надеюсь, мы ещё встретимся. – сказала она в ответ.

Когда час прошел и Майя ушла, он сел на пол и стал смотреть на стену перед собой.

Его камера была разрисована разными граффити, и он не понимал, кто и как смог это сделать, ведь провинившимся ничего нельзя было иметь с собой, вплоть до карандаша. На стене напротив, куда он смотрел, была надпись. Он читал:

«Silentium»

«Мысль изречённая есть ложь»

«Терпи, смиряйся и молчи»

Он не знал, что все это значит, но он смотрел на надпись пытливым взглядом и думал, хотел понять смысл. Он проговорил себе шёпотом:

– «Терпи, смиряйся и молчи»…Надо же…Как в точку…Похоже, что ничего больше не остается…Хотя…

Он встал и стал слоняться по камере, больше ему ничего не оставалось. Он не верил в Александера, в его помощь, но не отказывал себе в надежде, что в этом есть смысл и снаружи ему помогут. Он ждал того момента, когда ему скажут, что всё готово и его будут отправлять в Китай, где находится ближайший космодром, куда космический корабль ежегодно отправляет партии преступников на марсианскую колонию отбывать срок и работать в шахте.

Ему не сказали, сколько ему осталось ждать, ему могли сказать «Пора» и отправить в любой день и в любой момент, но он не чувствовал из-за этого постоянного напряжения. Ему уже было по большому счету всё равно, но он не лишал себя надежды на лучший исход и надеялся, что Александер окажется прав в своём решении и сам президент обжалует решение трибунала и смягчит наказание. Пока он думал об этом, сообщение президенту было уже отправлено, осталось лишь ждать ответа.

После того, как Александер договорился с Арно и отпустил его, он прокручивал в себе поток сознания.

– Хорошо, если новое знакомство, на этот раз с молодым сослуживцем Адриана, не окончилось бы для молодого немца чем – нибудь подобным – такое мерещилось публицисту.