Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Бог совершил ошибку?

Александер отвёл взгляд и промолчал, а потом сказал:

– Пути Господни неисповедимы, а я бы хотел понять мир.

– А я бы хотел понять, почему я не могу быть хорошим для всех. Я уверен, что у нас есть несколько человек, недовольных мною. Они могут мне этого не сказать, но, уверен, я всех не устраиваю, и я говорю не о начальстве.

– Для всех хорошим не будешь, вы не знали? В общеобразовательных учреждениях какой-нибудь определенный студент может быть физически развит, но не знает математику или IT, и на спортивных занятиях он пользуется почетом, тогда как на занятиях с виртуальной картой или с техникой его критикуют за незнание предмета. В школе детей критикуют за непослушность, безобразие и тупость, а школьники осуждают старших за то, что те не умеют учить. Инженеры осуждают клинеров за отсутствие квалификации, а клинеры осуждают инженеров за то, что у них близорукость и они носят очки. Человек знает историю Средневековья и что-то про Альберта Эйнштейна, но у него спросили про Германскую империю и кайзера Вильгельма Второго, и человек выглядит как неграмотный. Патриоты осуждают либералов, а либералы -патриотов, умные осуждают тупых, а тупые – умных, мужчины осуждают женщин, а женщины – мужчин, и так далее. Иисус воскрешал мёртвых, исцелял больных, кормил голодных и учил нравственности, но не смог всем угодить и его распяли. Как бы вы не старались, каким бы святым вы ни были, всегда найдётся кто-то недовольный вами. У каждого свой критерий порядочности.

– Значит, смиряюсь…

Александер опасался, что был слишком открыт с Адрианом, не стеснялся в выражениях и бранил себя за такую смелость с военным:

– Ну, придурок; вырос и привык быть аккуратным и точным, а тут свободно завонял своим умом в присутствии вояки. Если он в реально такой простой, каким кажется, и не опасен… – думал он про себя.

Он решил себе, что они в будущем ещё встретятся у него в студии и он сможет аккуратно извиниться за своё вольнодумство и проявить русскому легитимность. На том он успокоился и продолжил набирать текст за компьютером.

Написав за несколько дней свою статью, Александер скрупулёзно перечитывал её, корректировал. Он был тем самым «писателем», про которого говорил Адриану, то есть ценил свою работу, но хотел казаться самокритичным и пренебрежительным к себе и своей работе.

Он опубликовал её в своем блоге и начал перечитывать заново, уже готовую и опубликованную, подкорректированную и «чистую». Он назвал её: «История культуры, или все критяне – лжецы».

Вот её текст:

«Я всё ещё помню тот момент, когда я увидел в Сети видео с фотосессией животных, когда ряженые в нелепые наряды пудели, чихуахуа, терьеры и более благородные овчарки ходили буквально по подиуму как женщины. Возник естественный вопрос: разве для этого существует прогресс? Ради этого философы и писатели веками рассуждали о мире, возникали движения, люди ходили шествиями с плакатами и скандировали лозунги?

Я бы сказал, что «все критяне – лжецы», но сам я являюсь тем же критянином. Моё словоблудие не возникло на пустом месте. Я хочу освятить тему культуры, о которой идёт речь, не только ради заработка на тексте (я честно пишу, что я могу делать деньги из воздуха с помощью текстов, хотя я далеко не один), но и потому, что это довольно насущная тема.

Писатели и философы умели делать себе имя и неплохо зарабатывать, продавая другим свои идеи, будь то политические и философские трактаты или художественные книжки, но объекты их суждений, те или иные проблемы или недостатки мира, общества и человека так и оставались нерешёнными. Сколько бы не говорили и не писали, но проблемы так и остались проблемами. Написание «Войны и мира» и «Преступления и наказания» не мешает быть войне и совершаться преступлениям, также как многовековое существование культуры и, более того, религии не мешало людям развязывать войны, строить концлагеря и оставаться идиотами.

Не знаю, читал ли Томмазо де Торквемада Библию или Адольф Гитлер Фридриха Шиллера, но первый отменно соблюдал заповедь «Блаженны милостивые», сжигая на кострах и мучая в пыточных камерах тысячи людей, тогда как второй старался «сделать Германию республикой, перед которой Рим и Спарта покажутся женским монастырями», пытаясь захватить мир и уничтожить огромное число людей. Тем хуже для культуры, когда к ней так или иначе приобщены такого рода личности.

Первая мировая война, бывшая по причине жадности до сфер влияния, разрушила европейскую мечту о светлом будущем, дала миру так называемое «потерянное поколение» и тоталитарные режимы. Прошло время, и построение коммунизма и американской мечты также попали впросак. Не то чтобы эти идеи не имели никакого успеха, успех был впечатляющим, но не тем, на который рассчитывали. Теперь людям остаётся мечтать не о рае на земле, а просто о нормальной жизни, которую не прервёт ядерный или библейский апокалипсис. «Можно без рая, лишь бы не было ада…»

Получился лонгрид, причём, как можно заметить, Александер мог небрежно менять тему повествования, но, в целом, статья получилась неплохой. Основной смысл статьи был в начале.

Адриан тем же вечером, когда статья была опубликована, прочитал её от корки до корки. Он перечитывал и обращал внимание на детали, заинтересовался и думал. Некоторые фрагменты привлекали его внимание.

Адриан уже не был подростком, но бунтарская нотка проявилась, и он стал мечтать. Мечтать о «переменах», об «идеальном мире», хотя, казалось бы, в современном ему мире будущего, в мире роботов, благоденствия и демократии уже не о чем мечтать, и многие не мечтали. Многим было всё равно на всё, лишь бы был комфорт и благоденствие.

К нему подошла Майя и сказала:

– Я вижу, тебе нужна поддержка…

Он окинул её презрительным взглядом и промолчал.

Майя села ему на колени и обняла его. Ему было некомфортно от этого, от того, что она искусственный андроид, а не живой человек, но и приятно, как с настоящей девушкой, чего он в себе стыдился.

Он не признавался себе в том, что он хотел не просто нормальной жизни, но и признания, уважения, почитания; он хотел быть «белой вороной», выделяться и вызывать в других, особенно в женщинах, сочувствие и восторг, это как подростковый бунт. Единственное сочувствие ему оказывала Майя, что было ему приятно, но и неудобно, что она- не живой человек, а искусственный.

Он был рад знакомству и дружбой с публицистом, хотя он понимал, несмотря на дружелюбие, что умный Александер смотрит на него свысока и снисходительно. Он сам не презирал публициста, но хотел от него признания, которого не получил, хотя сам давал публицисту своё признание.

Адриан был готов пострадать, чтобы его заметили. Он хотел бы быть «мучеником», чтобы гордиться этим, хвастаться, учить и роптать на других за то, что ему не повезло, а другим повезло, и поэтому он мог бы гордиться тем, чему окружающие должны были бы сочувствовать. Ему так казалось.

Он не страдал, но ему уже можно было сочувствовать. Спустя время его мечта наконец свершилась: он пострадал, стал жертвой, стал мучеником и получил славу. Дурную.

16
{"b":"864348","o":1}