– В духе марксизма, прямо можно в цитатник какой-нибудь записать.

– Это старая, заезженная философия, мне это не интересно, хотя в ней есть смысл.

– Какой?

Публицист промолчал, пристально посмотрел на журналиста и ответил:

– Вы не понимаете или делаете вид, чтобы лучше меня допросить?

– Простите, просто это моя работа, мне нужны детали.

– Хорошо…

Он задымил своим любимым раритетом, старой электронной сигаретой, вместо современных сенсоров чувств, был сноб и любил выглядеть жеманно и выразительно, и начал:

– Смысл есть, потому что он есть, вот так вот. Идея коммунизма, мировой революции и прочее, давно потрачены; я не знаю, хорошо это или плохо, но как альтернатива капитализму с его особенностями и свойствами, в принципе, сойдет.

– А вы сами коммунист, это вам ближе, вы на чьей стороне?

– На своей. – невозмутимо ответил Александер.

– И какова ваша позиция?

– Моя позиция – это позиция мухи. Есть пчёлы, которые ищут цветочки, нектар, а есть мухи, которые ищут навоз, то есть негатив, недостатки, несовершенства, и я такой же. Не могу сказать, что это хорошо, что с меня можно брать пример, но я вот тоже особо не вижу реальных примеров, и марксизм мне не интересен, при желании я и в нём увижу плохое. Хотя те примеры для подражания, разумеется, есть, и социализм сам по себе, как идея, как вариант, не так уж и плох, наверное.

– Угу…

Далее журналист касался прошлогодних реформ, перенаселённости, поселений нового типа, возможности, а точнее невозможности колонизировать Марс, а после продолжительной беседы Александер показал гостю свою коллекцию старинных вещей из 19 и 20 веков, вещей из 21 века – старые глянцевые выцветающие журналы, первые мобильные телефоны, дискеты, книги и радиодетали.

Когда прием закончился и журналист ушёл, Александер сел на своё прежнее место и задымил электронной сигаретой, а после всё таки использовал свой сенсор чувств, получив порцию дофамина.

В студию зашла его супруга, они немного пообщались:

– В этот раз, я за стеной слышала, ты себя превзошёл в своём красноречии, и говорили вы долго.

– Естественно, им надо сделать вид усердной работы, хотя толку от неё. Я помню, как был таким же корреспондентом, ходил по гостям и задавал не свои, а чужие вопросы, вопросы начальства, изображал вежливость. Я думаю одну статью написать про это.

– Про что?

–Да про то, что бесконечный словесный понос, мой в том числе, сути вещей не меняет. Буду писать, что уже веками люди говорят, пишут, слушают и читают про разную лирику, разные там проблемы человечества, несовершенства, ошибки, несправедливости, войны, страдания, но толку нет. Все проблемы и несовершенства в мире остаются.

– Интересно, а твоя будущая статья – не то же самое?

– Да вот знаешь, то же самое, в этом вся ирония. Я в ней еще вспомню про парадокс, когда критянин говорит: «Все критяне-лжецы». Я и есть тот самый критянин.

– Что ж, успехов тебе…

Супруга вышла из студии, публицист остался наедине с собой и продолжал расслабляться. Минут через десять он зашел в свой блог и прочитал еще раз то письмо, которое он получил вчера от одного незнакомца, который представился Адрианом:

«Добрый вечер. Я знаю Вас как занятого человека, который дорожит своей деятельностью и репутацией. Я уже несколько лет знаком с вашим творчеством, вашей гражданской позицией, а, главное, вашей харизмой и остротой слога. У меня были мысли такого рода: «С умным человеком и поговорить любопытно», и у меня были к Вам вопросы, но не было предлога, серьёзного предлога для встречи. А сейчас, похоже, появился.

Я бы хотел встретиться с Вами face-to-face и поговорить. Понимаю, что на то предназначена Сеть, благодаря которой вы сейчас читаете сие письмо. Просто для большего понимания друг друга, да и просто из-за желания пообщаться с Вами в реальном, а не виртуальном формате, я бы хотел обсудить свою тему. Условия встречи, место и время, отдаю в Ваше распоряжение (только прошу учесть, что я тоже занятой человек дела, вы поймете, о чём я, и нам надо согласовать удобные для обоих нас условия). Жду Вашего ответа. Меня зовут Адриан.»

После письма его собственный ответ:

«Спасибо за вашу излишнюю вежливость, вы не должны так громоздко и возвышенно отзываться обо мне (прошу вас, не обращайтесь ко мне с большой буквы, это лишнее). Если вам будет удобно, подойдите завтра часам к 6 вечера на улицу 100-летия Хартса, 90; там будет стоять невысокое тёмное стеклянное здание, в нем моя квартира и кабинет со студией. Когда подойдёте, позвоните в домофон по номеру 3, я вам открою. Жду.»

– Скоро будет шесть… – шёпотом проговорил Александер, поглядев на фотонные часы на своем сенсоре.

После шести стало заметно темнеть. Вид из студии, наполненной антиквариатом, экспонатами и раритетами, на улицу в пасмурный вечер, тем более для такого человека как Александер, просто сгущал краски – картина в духе Наполеона, заточенного на Эльбе или на Святой Елене и смотрящего вдаль на морской горизонт. Курящего публициста-сноба в своей роскошной студии-музее с видом на пасмурное вечернее небо и пригород можно было бы запечатлеть на картине, но художника рядом не было.

Наконец, ожидаемый звонок по домофону был услышан. Александер увидел в камере мужчину лет 35-40 в тёмносерой солдатской форме, нажал на кнопку, и через полминуты Адриан уже был в студии и сидел на месте того журналиста, face-to-face с Александером.

–Итак, что вы хотели? Вы, я вижу солдат…

–Да, и, как вы понимаете, у меня не всегда есть свободное время, о чём я написал в сообщении…– перебил его и быстро и живо проговорил Адриан.

– Это значит, может быть, что-то серьёзное, деловое? …

– Короче говоря, я бы хотел обсудить с вами некоторые детали. Я вам уже написал, что с вами знаком, а вы со мной ещё нет. Я думаю, вы мне поможете понять, вы ведь знаете историю и тому подобное…

– Историю? – удивился публицист.

– Да, а что?

– Stop, погодите. Я даю интервью и консультации официальным лицам, я чисто по-человечески согласился с вами, как с незнакомцем, встретиться и поговорить. Поговорить о чём-нибудь конкретном, ответить на вопросы. Вы, я вижу, солдат – я решил: «Значит, по делу». А у вас, оказывается, лирика…

– Простите, просто я знаком с вашими публикациями, я вас читал и слушал и решил, что вы разбираетесь и поможете мне разобраться…

– Что ж…хорошо, я вас слушаю.

Адриан отвёл взгляд, вздохнул и начал:

– Я не буду посвящать вас в наш устав, не имею права. Мне нужно понять: является ли армия собственностью государства, а не заморских элит. Вы понимаете, что я не могу спросить это у начальства, и вообще, мне бы не разрешили прийти к вам, это будет между нами…

– Да, конечно.

– Мне кажется, что мы, я и другие, не совсем понимаем, кому подчиняемся. Недавно правительство любезно общались с японцами, а японцы, как известно, для нас дороги, они нам шмотки и технику продают. Я слышал, что мы проводим совместные учения и что даже некоторые стажируются у них, у японцев. Я отношусь к нашим соседям нормально, но, мне кажется, мы от них слишком зависимы. Понятно, что мы не можем быть самодостаточными, хотя мы белые люди, а они азиаты, но тем не менее. Кроме японцев есть ещё союз с Россией, от которой мы откололись в прошлом, и, наверное, ещё есть Китай, Корея вряд ли…

– Хороший вопрос. Думаю, в чём-то вы правы, но правительство старается быть или хотя бы касаться независимым, надо быть самодостаточными интровертами, даже для Хартса. Правительство хочет что-то предложить взамен этих заморских шмоток и техники и может дать только недорогой человеческий ресурс нашей страны, в том числе солдат. Но вас это не должно волновать, это не ваши проблемы, если только вас самих не отправят в Японию на учения или стажировку. Хотя…знаете, вам же лучше, сможете пожить и поработать в лучших условиях, нежели здесь, среди японских роботов и искусственных кукол для одиноких мужчин.