— Не гребите мне мозги, Гумбольдт. Вы знаете, о чем я. — Выставив голову и покачиваясь из стороны в сторону, Акулло нанес более стремительный удар. Икры его напряглись, складки на боках подрагивали. Гроссмауль изо всех сил удерживал грушу, морщась при каждом ударе. Его жирные безволосые ноги дрожали.
— Вы насчет писем? — сказал наконец Нельсон.
— Насчет писем? — тоненьким голоском передразнил Акулло. — На случай, если вы не в курсе, это говно полезло по новой. Вы убрали не того человека.
Акулло тяжело дышал в такт ритмичным ударам. В воздухе запахло его потом.
— Погодите! Вы мне сами сказали, что это Куган!
— Я ничего вам не говорил. — Акулло расставил ноги и правой нанес серию быстрых ударов туда, где находилась бы голова противника, потом левой со всей силы двинул грушу под дых. — Мы беседовали. Вы сделали свои собственные умозаключения и убрали не… того… человека.
Нельсон молчал, скрестив руки на груди и сунув горящий палец под взмокшую подмышку.
Удары Акулло все меньше походили на бокс, все больше на избиение. Лайонел по другую сторону груши обливался потом, очки его съехали набок, ноги ходили ходуном. При каждом ударе он слабо постанывал.
— Держи ровнее, твою мать! — заорал Акулло, яростно мутузя грушу.
Руки у Гроссмауля дрожали, хватка ослабла. Внезапно Акулло остановился и отступил на шаг; его мощная грудь вздымалась, пот ручьями бежал по курчавой шерсти. Он ткнул кулаком в сторону Нельсона. Гроссмауль разлепил один глаз и слегка разжал руки.
— Где вы были, когда выступал Бранвелл? Вы слепой, Нельсон? Глухой? Совсем охренели?
— Я был там, Антони.
Акулло набрал в грудь воздуха и ударил с такой силой, что груша содрогнулась, а застигнутый врасплох Гроссмауль сел на корточки и чуть не плюхнулся задом.
— Я внятно и ясно попросил, — рявкнул Акулло, потирая костяшки пальцев. — Этот гребаный Вейссман прилюдно обсирает моего кандидата, а вы стоите у стенки, как гребаный столб!
Нельсон молчал. Лайонел несколько раз качнулся вместе с грушей, потом все-таки выпустил ее и заковылял в сторонку, протирая очки.
— Чем вы обязаны этому хмырю Вейссману? — спросил Акулло.
— Немногим, — отвечал Нельсон. От боли в пальце его бросило в пот.
Акулло побежал на месте, встряхивая кистями рук.
— Вы видели «Конана-варвара»? — отрывисто спросил он в такт бегу.
Нельсон пожал плечами.
— Помните, как Конан говорит, в чем смысл жизни? — Не замедляя бег, Акулло ухмыльнулся, видя недоуменное лицо Нельсона. Лайонел стоял, упершись локтями в колени, и силился раздышаться.
— Раздавить своих врагов, Гумбольдт, и слышать стенания их женщин. — Декан искоса взглянул на Нельсона. — Вы хотите быть моим врагом?
Нельсон задумался.
— Нет, — сказал он наконец.
— Я ничем не смогу помочь вашей приятельнице, если вы не поддержите меня против Вейссмана. — Акулло остановился, тяжело дыша. — Что старый пердун Морт может для вас сделать? Ноль. Ничего. Пшик. А я? Вита поучит бессрочный контракт, только если я так скажу, capiche? Быть моим другом выгодно.
Нельсон вскинул подбородок, закусил губу и снова сложил руки на груди. Он не знал, развернуться ли ему к двери или взять Антони за руку и поставить на колени.
— У нее есть неделя, чтобы подбить концы. — Акулло подтянул кожаные ремешки на руках. — Я дам ей выступить, перед факультетом и перед комиссией. Дальше этого — никаких обещаний.
— Что насчет писем? — спросил Нельсон.
— «Что насчет писем»? — Декан пожал плечами. — Клал я на эти письма. Может, вы сами их пишете, Нельсон, и знаете что?… Мне глубоко насрать.
Акулло провел по носу одной рукой, потом другой.
— А теперь проваливайте. От вас никакого проку. Нельсон открыл и снова закрыл рот. Красный от злости, с пылающим пальцем, он повернулся к двери.
Акулло принял боевую стойку, выставил челюсть и гаркнул:
— Лайонел! Держи грушу!
Однако Лайонел пребывал в своем собственном крошечном мирке — краем майки вытирал очки, покрасневшие глаза смотрели устало. Акулло двумя руками толкнул грушу в заместителя. Лайонел надел очки. Он увидел грушу, съежился и закрыл лицо руками. Тяжелый мешок просвистел мимо, и Лайонел выглянул из-за ладоней.
— Передайте своей приятельнице, что это ее первый и последний шанс, — крикнул Акулло.
Нельсон помедлил в дверях. Акулло ударил ногой. Груша, поскрипывая цепью, описала широкую неторопливую дугу. Лайонел медленно выпрямился, радуясь нежданной передышке, и тут груша ударила его сзади, оторвала от земли и подбросила в воздух. Нельсон отвернулся. Грохот, крик, треск. Половинка Лайонеловых очков вылетела в коридор, и Нельсон ее перешагнул.
— Слышите меня, Гумбольдт? — крикнул Антони Акулло.
Приняв душ и переодевшись, Нельсон побрел к Харбор-холлу. Обычно эта прогулка доставляла ему удовольствие: он шел, пыша жаром в миннесотский мороз, разгоряченный и приятно утомленный бегом; однако сегодня он всю дорогу заново проигрывал разговор с Акулло, раз от раза отвечая все более удачно. К лифту он уже мысленно поставил декана на колени.
Кабина остановилась, из нее вышли две худосочные училки; при виде обозленного Нельсона они втянули головы в плечи, но он, почти не замечая, вошел в лифт и нажал кнопку восьмого этажа. Делать там было нечего, просто захотелось походить по плюшевому ковру Антони Акулло — показать, что у него есть такое право.
— Подержите лифт, пожалуйста!
Нельсон сердито поднял глаза, готовый пропустить просьбу мимо ушей, и увидел Миранду. Та бежала, цокая каблуками; полы ее расстегнутого пальто хлопали, волосы развевались. Нельсон вклинился между закрывающимися дверьми и разжал их руками.
— Вас-то мне и надо! — Миранда, запыхавшись, влетела в лифт.
— Пожалуйста, подождите! — донеслось из коридора.
Палец Нельсона завис над кнопкой. К лифту катился снеговик: огромное стеганое пончо с белым шарообразным личиком наверху. Это была Линда Прозерпина: она переваливалась и пыхтела изо всех сил. Нельсон нажал кнопку. Линда застыла, открыв рот.
Нельсон повернулся к Миранде. Та посмотрела на свое размытое отражение в двери, вздохнула, оперлась на один высокий каблук, пробежала пальцами в перчатке по волосам, подняла воротник пальто. Лицо ее раскраснелось от бега; в лифте жарко запахло духами. У Нельсона колотилось сердце, как будто он сам бежал. Неужели она сказала, что он ей нужен?
Миранда искоса взглянула на Нельсона и, шурша пальто, подалась вперед. Ее волосы прошли в дюйме от его губ. Миранда провела пальцами по панели и отключила ток. Кабина замедлилась. Где-то далеко в шахте завыл звонок.
— Это единственное место, где мы можем поговорить без опаски, — сказала Миранда, стаскивая перчатки с каждого пальца по очереди. — Нельзя, чтобы нас видели вместе. По крайней мере сейчас.
Кабина остановилась так резко, что Нельсон чуть не упал и ухватился рукой за стену. Под пальто у Миранды были облегающие брюки и кашемировый свитер, на шее поблескивала ниточка жемчугов. Она прислонилась к стенке, выставив бедра, и робко улыбнулась.
— Что вы задумали, Нельсон? По пальцу пробежало тепло.
— Почему вы решили, будто я что-то задумал? — Он сам порадовался, что сказал это ровно, без дрожи волнения.
Миранда задержала дыхание.
— Тогда скажите, как вы это сделали?
— Как я сделал что?
Где-то далеко в шахте безостановочно выл сигнал.
— Право, Нельсон, мне вы можете сказать. Не робейте.
— Кто робеет? — Палец у Нельсона гудел ровным жаром.
Она вздохнула и отвела взгляд. Прядь волос упала на острую скулу, и Миранда, отбросив ее, вновь подняла глаза на Нельсона.
— Как вы вывели из строя всех трех кандидатов?
— Я всего лишь лектор. — Он выдавил улыбку. — Я просто-напросто встречал их в аэропорту.
Миранда подняла одно колено и уперлась в стену каблуком.
— Вы хорошо выглядите. Стали заниматься спортом?
Нельсон промолчал, однако все его тело пронзила дрожь. Он повернулся, чтобы снова включить лифт. Миранда шагнула ближе и положила руку ему на запястье.