При упоминании Оскара Уайльда Вейссман побагровел.

— Давайте объясню проще, — сказал Бранвелл, выходя из-за кафедры. Он пританцовывал на месте, как мальчишка, которому невтерпеж. — Уже есть технология, чтобы создать этот фильм ретроактивно. В самом скором времени все фильмы Хоукса и Элвиса будут оцифрованы, что позволит пересобрать их в бесчисленном количестве комбинаций. Может быть, это сделает другой «творец», что бы это ни означало в цифровом контексте, может быть, компьютер. Возможно, различные элементы просто скомбинируются фрактально в киберпространстве, синергетически репродуцируясь, как кристаллы, без всякого «сознательного» участия — идеальная метафора «творчества», в котором самовоспроизводится доминирующая культура.

Волнуясь, Бранвелл говорил все неразборчивее, глаза его метали молнии, неумолимое давление мочевого пузыря заставляло приплясывать на сцене; он перекатывался с носков на пятки, сжимал и разжимал кулаки.

— Бесконечные вариации фильма — Клодетта Кольбер вместо Шелл Фабарес, Спенсер Трейси вместо Эдгара Бьюкенена, Эррол Флинн вместо Элвиса — будут комбинироваться и рекомбинироваться, словно мутантная ДНК. Едва фильм проснется к «существованию», это будет то же, как если бы он существовал всегда. «Реальные» фильмы Элвиса Пресли в вашем редуктивном значении будут существовать в той же мере, в какой Мона Лиза конструируется из пикселей на миллиардах почтовых открыток и маек!

Шквал аплодисментов. Все сдвинулись на краешек стульев, многие привстали, чтобы лучше видеть. Вейссман промычал «Я-я-я…», тщетно пытаясь вклиниться в поток ораторского красноречия. Акулло ухмылялся во весь рот.

— Говорить, будто телесный Элвис больше не доступен на любом носителе информации, это утверждать, что реального Элвиса никогда не было.

Бранвелл стиснул зубы и зажмурился. Толпа подалась вперед, принимая его муки за пророческую страстность.

— Да! — выкрикнул кто-то, и толпа разразилась веселым смехом.

— Выпячивать материальность Элвиса, — проговорил Бранвелл сквозь зубы, — крайнее проявление эссенциализма. Элвис — это не его тело. Элвис — коллаж, бесконечно изменчивое собрание обозначающих. Он — лекало, рассыпающийся негатив, с которого его образ может быть отпечатан в бесконечном многообразии!

— Аминь! — выкрикнул кто-то из зала. Пол-аудитории стояло на ногах. Вейссман осел на стул. Акулло сиял и хлопал в ладоши. Бранвелл трясся всем телом, словно его шибануло током. Он впился ногтями в ладони и зажмурился что есть сил.

— Элвис — мечта Запада, возможно — всего мира, ибо что для нас с ним не связано? Что не напоминает о нем? Гляжу на пол — его черты запечатлены в досках! В каждом облаке, в каждом дереве, заполняя ночной воздух, складываясь из отблесков солнца на каждой вещи — всюду преследует меня его образ! Лица самых обычных мужчин и женщин — мое собственное лицо — дразнят его подобием!

Нельсон, хоть и был выше всех в зале, привстал на цыпочки.

— Элвис — море, в котором мы все плывем! — вскричал Бранвелл, жмурясь изо всех сил. — Элвис — ливень! Элвис — могучий прилив!

Он пошатнулся и так стиснул кулаки, что они побелели.

— Элвис — река!

С оргазматическим стоном Бранвелл резко выпрямился, запрокинул голову, и темное пятно заструилось по внутренней стороне его штанин. Толпа отпрянула расходящимися кругами; никто не дышал. Минуту слышались только скрип сидений, шуршание одежды и, если хорошенько прислушаться, мощное «кап-кап» эпического мочеиспускания. Отвороты штанин уже наполнились, и теперь лило на пол. Плечи у кандидата обмякли, кулаки разжались, руки повисли. Он тяжело вздохнул, боднул головой воздух и открыл глаза. Секунду Бранвелл моргал, словно не понимая, кто он и кто собравшиеся. Потом толпа принялась усаживаться на места. Заскрипели сиденья. Все отводили взгляды.

Глаза у Бранвелла расширились. Он посмотрел на брюки и снова на толпу. Его щеки и лоб стали пунцовыми, он опустил плечи и свел колени, прикрываясь дрожащими руками. Губы его беззвучно двигались. Он увлажнившимися глазами взглянул на Акулло, однако декан уже спустился в проход и с каменным лицом шел через расступающуюся толпу.

Бранвелл, сложившись пополам, попятился со сцены. Взгляд его рыскал по аудитории, пока не нашел Нельсона. Кандидат зарыдал.

— Простите, сэр! — хныкал он. — Я честно старался, сэр, честно, сэр.

Только ночью, сидя за компьютером в подвале под растекающимся пятном на карте литературной Англии, Нельсон сообразил, что не видел Виту ни на одном из сегодняшних мероприятий. Тем не менее под гул проснувшейся сзади топки он отстучал ей письмо.

«Нельсон, два, — набрал он. — Кандидаты, ноль».

Через два дня, идя по аэропорту, Нельсон знал, что выглядит хорошо. Он не оборачивался, однако был уверен, что на него смотрят и гадают, кто этот высокий самоуверенный мужчина в небрежно-элегантном костюме. Вите не понять, как приятно время от времени чувствовать себя объектом опредмечивающего взгляда. Чуть более стильная стрижка, немного макияжа, одежда по фигуре, и Вита смотрелась бы совсем неплохо. Не Миранда Делятур, конечно, ну и ладно. От Виты бы не убыло, если бы она играла свою тендерную роль чуть более агрессивно.

Кстати, дженнифер менли тоже могла бы поучить ее гендеру как перформансу. Нельсон сразу узнал кандидатку в толпе пассажиров, хотя никогда раньше ее не видел. Невысокая ладная афро-американка с решительной походкой и ясным взглядом, она гордо попирала ковер и высоко несла голову, туго обвязанную шелковым шарфом цвета золота и слоновой кости. Мужские брюки в тонкую светлую полоску и светло-серый с золотом парчовый жилет идеально подчеркивали фигуру. Ворот белой рубашки был расстегнут, Док Мартенсы начищены до зеркального блеска.

дженнифер менли, наимоднейшая гей/лесбийская критикесса, писала свои имя и фамилию с маленькой буквы, наподобие белл хуке[139]. За ее книгу об О. Джей Симпсоне бились два крупных издательства; в итоге она вышла в третьем и мгновенно стала бестселлером. В блестящем коллаже из Джудит Батлер, Франца Фанона[140] и Криминал-TV она доказывала, что Марк Ферман подбросил Кровавую Перчатку вследствие подавленного влечения к О. Джей Симпсону; она намекала на что-то большее, нежели дружба, между О. Джей и Алом Коулингом [141]. Чей «пистолет» держал О. Джей возле «головы» во время Медленной Погони? Был ли это «голый пистолет»? Посредством искрометной теоретической пиротехники автор демонстрировала, как ярость О. Джей Эс — конструктивная и гетеро-сексистская конструкция тендера — привела его к глубоко метафорическому трансгрессивному акту, почти одновременному убийству «мужчины» и «женщины», ставящему sous rature сам редуктивный дуализм гендера.

дженнифер менли тоже заметила Нельсона и вопросительно приподняла брови. Палец его ожгла боль. Он мог покончить с ней прямо сейчас: доверительно взять госпожу менли за руку и отправить обратно на самолет. Вите нечего и тягаться с этой роскошной, уверенной в себе женщиной. От боли он прикусил губу и чуть не застонал.

Покуда менли грациозно выбиралась из толпы, Нельсон стоял, как столб, ошеломленный своим чисто животным гневом, беспримесной яростью, вынырнувшей из глубин подсознания, как акула, неразбавленным голосом продолговатого мозга. Она не наша, вопил мозжечок, она черная, она лесби, она ненавидит твой пол и твою расу. Она идет, как принцесса-воительница, дикая и прекрасная, жестокоокая и величавая, яростная гологрудая амазонка, идет, чтобы отмстить за шестьдесят миллионов погибших по пути через Атлантический океан, за подруг-лесбиянок, изнасилованных и сожженных на кострах по обвинению в колдовстве. Она хочет отнять твою работу, соблазнить твою жену, превратить твоих дочерей в лесбиянок. Она хочет, чтобы ты, Нельсон Гумбольдт, ты лично ответил за все грехи Западной Европы на протяжении трех тысяч лет — рабство, патриархат, капитализм, гетеросексуализм. Она хочет выбросить тебя и тебе подобных на свалку истории, насадить твою голову на пику. Уничтожь ее, требовал ствол мозга. Сейчас. Сию минуту.