— Я понимаю, мы все занятые люди, — сказал Нельсон быстро. — Комиссия то есть. Но я считаю, что если мы рассмотрим работы Виты Деонне, то обнаружим…

Лотарингия Эльзас закашлялась. Кралевич закатил глаза и с сопением оттолкнул Фуко. Книга проехала через стол и остановилась возле Акулло. Викторинис вздохнула и откинулась на спинку стула. Стивен Майкл Стивенс тихо посапывал.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, вошел потный запыхавшийся Лайонел, двумя руками сжимая стул. Он грохнул дверью и начал протискиваться вдоль стола, задевая стулом о стену.

— Вы хотите отдать свободную ставку, — спросила Миранда, уворачиваясь от проходящего Лайонела, — уже работающему сотруднику?

Гроссмауль утвердил стул у стены, сразу за Акулло, сел, все еще тяжело дыша, и попытался закинуть одну толстую ногу на другую.

Акулло рассматривал свой маникюр.

— Вы неправильно поняли вопрос, Нельсон. Все три кандидата уже приглашены для встречи. Я спрашивал, не будет ли у вас проблем подобрать их в аэропорту?

Нельсон захлопал глазами. Палец горел. Все остальные с облегчением улыбались. Лайонел ахнул, снял ногу с колена и подался вперед на шатком стульчике, пытаясь лопасть в поле зрения декана.

— Но это я делаю, — задушенно выпалил он. — Я их подбираю.

Акулло, не обращая на него внимания, теребил «Надзор и наказание».

— Справитесь?

От жара в пальце Нельсона бросило в пот.

— «Лей кровь и попирай людской закон», Нельсон, — продекламировал Вейссман.

— Какая муха вас укусила, Морт? — рявкнул Акулло. — Отрабатываете моноспектакль? «Бард и педант: Шекспировский вечер с Мортоном Вейссманом».

Вейссман улыбнулся.

— Честное слово, Антони, я рад. Я не сомневался, что вы немного знаете Мильтона, и мне очень приятно, что Шекспир отвечает вашим представлениям о минимальном градусе.

— В чем дело, Морт? Вам есть что сказать? — Акулло грозно ухмыльнулся. — «Вдаваться, государи, в спор о том, что есть король и слуги, и что время есть время, день есть день и ночь есть ночь, есть трата времени и дня, и ночи».

— «Гамлет», — снисходительно сказал Вейссман. — Каждый школьник знает «Гамлета», Антони.

— Тогда какая следующая строчка, Морт? Улыбка на лице Вейссмана застыла.

— «Итак, раз краткость…», — начал Нельсон, но Акулло остановил его взмахом руки.

— «Позвольте мне всю правду говорить», Антони, — холодно произнес Вейссман, поворачиваясь на стуле, — «и постепенно прочищу я желудок грязный мира».

Акулло заморгал и открыл рот. Все, за исключением Стивена Майкла Стивенса, переводили взгляд с Акулло на Вейссмана, словно зрители на Уимблдоне.

— «Как вам это понравится», — выпалил Акулло. — «Неужели колкости и шуточки, эти бумажные стрелы, которыми перебрасываются умы, должны помешать человечку идти своим путем?»

— «Много шума»! — крикнул Вейссман. Он расцепил руки на груди и положил их на колени.

Акулло отогнул уголок на обложке «Надзора и 228 наказания».

— «Говорю я жестко, — сказал Вейссман, сверкая глазами. Руки его, подергиваясь, теребили ткань брюк. — Не искушенный в мягкой мирной речи».

— «О-тел-ло», — торжествующе, по слогам произнес Акулло. — Акт первый, сцена третья. — Он улыбнулся, показывая клыки. — «Молчаливые люди — самые храбрые».

Вейссман осекся, и Акулло захохотал. Викторинис и Миранда обменялись взглядами. Глаза у Кралевича горели. Лотарингия игриво ласкала его большой палец.

— Ге-ге-генрих, — начал Вейссман.

— Который Генрих? — рявкнул Акулло. Казалось, он сейчас бросится через стол.

— Пятый! — Вейссман вскочил. Стул его закачался, пальто свалилось на пол. — Акт третий, сцена вторая!

— Ха! — крикнул Акулло. — Сцена третья! Нельсон выразительно кашлянул в кулак. Оба повернулись к нему.

— Вообще-то Морт прав, — кротко вставил Нельсон. — Сцена вторая.

— Ха! — вскричал Вейссман, улыбаясь до ушей.

— Попал, — сухо сказала Викторинис.

Акулло стукнул «Надзором» по столу так, что грохот прокатился по всей комнате. Он вскочил на ноги, стул проскрежетал по полу. Студенты за ближайшими к окну столиками начали оглядываться.

— «Подальше отсюда, грязный паршивец! — Акулло осклабился. — Не видали мы такого сокровища! Марш отсюда, голоштанник! Ты мне не пара!»

Вейссман стоял, дрожа, его бледное обрюзгшее лицо пошло красными пятнами.

— «Плут, мошенник, лизоблюд! Подлый, наглый, ничтожный, нищий, оборванный, грязный негодяй; трус, жалобщик, каналья, ломака, подхалим, франт…»

Он замолчал, переводя дыхание. Однако Акулло опередил его.

— «Холоп с одним сундучишкой! — хрипло выкрикнул декан, приплясывая на цыпочках. — Хотел бы быть сводником из угодливости, а на самом деле — смесь из жулика, труса, нищего и сводника, сын и наследник дворовой суки. И исколочу я тебя до того, что взвоешь, если осмелишься отрицать хоть один слог из этого списка!»

Акулло замолчал. Оба набычились, дыхание с хрипом вырывалось из их ноздрей.

— Ярмарочный фигляр, — бросил Вейссман.

— Грязная водяная крыса, — прорычал Акулло.

— Дурак лоскутный. — Вейссман. Брызжет слюной.

— Пивные подонки. — Акулло, рыча.

— Проходимец. — Болван.

— Шельма.

— Ферт.

— Мурло.

— Лох!

— Сука!

— Мойша!

— Макаронник!

— Пархатый!

— ДАГО!

— ЖИД!

Повисла звенящая тишина. Вейссман дрожал, его лицо было в пятнах, губы побелели, кулаки сжимались и разжимались. Костюм от Армани натянулся у Акулло на груди. Во время перепалки декан схватил со стола «Надзор и наказание» и стиснул в побелевших руках, словно желая разорвать пополам. Миранда смотрела на него в священном ужасе, Кралевич и Лотарингия прижались друг к другу щеками. Стивенс по-прежнему спал, но беспокойно. Виктория Викторинис, бледная как смерть, вжалась в стул. За большим стеклом все тоже замерли, студенты сидели, раскрыв рты.

— Антони?

За спиной у Акулло Лайонел подался вперед, на дюйм оторвав задницу от стула, и потянул шефа за рукав.

— Антони? Забирать кандидатов в аэропорту? Это — мое дело.

Декан словно не слышал. Он сжимал книгу, не сводя с Вейссмана налитых кровью глаз. Нельсон схватился за стол, палец жгло нестерпимо. Кто-то под другую сторону окна со звоном уронил ложечку.

— Что? — хрипло спросил Акулло.

— Это… это… это моя работа. — Лайонел говорил и сглатывал одновременно. — Не… не… не Нельсона.

Грудь Акулло вновь всколыхнулась. Он медленно, с шипением выпустил воздух, потом, не спуская глаз с Вейссмана, поднял «Надзор и наказание» на высоту плеча и с размаху опустил Лайонелу на темечко. Хлопок, вскрик, грохот. Лайонел Гроссмауль кувырнулся назад вместе со стулом.

Толпа в кафе испустила дружный сочувственно-восхишенный стон, как футбольные болельщики при виде удачной подножки. Миранда отпрянула от Акулло, Виктория Викторинис кончиками пальцев оттолкнулась от стола. Стивен Майкл Стивенс проснулся.

— Да, эфенди, — прошептал он.

Нельсон подпрыгнул, споткнулся о собственный стул и прижался к стене. Марко Кралевич вскочил и задвигал лопатками, как молодой Марлон Брандо, когда тому не терпится вступить в драку.

— Пять баллов, — пророкотал он, взглянув на стонущего Лайонела и явно мечтая добавить от себя.

— Заседание окончено, — сказала Викторинис, вставая.

Толпа за окном взволнованно загудела, гудение быстро перешло в рев. Миранда схватила пальто и выскочила из комнаты. Лотарингия вцепилась Кралевичу в руку и потащила его к дверям. Стивенс встал и недоуменно огляделся. Он взглянул на Викторинис; та только покачала головой и глазами указала на дверь. Стивенс начал протискиваться между Нельсоном и столом, Викторинис шагнула было за ним, но, увидев Нельсона, предпочла двинуться в обход стола, хотя для этого ей пришлось перешагнуть через Лайонела и проскользнуть за спиной у Акулло.

Декан стоял бледный, выдохшийся. Глаза его потускнели. Он засопел, одергивая манжеты, потом снял со спинки стула пальто и шагнул через своего заместителя, который лежал под стулом, суча ногами, как раненый зверь. В дверях Акулло помедлил, надевая пальто.