Официант принес воду. Нельсон поглядел на стакан, но пить не стал, гадая, придется ли платить, если предстоит уйти. Меню он даже не открыл, чтобы напрасно не травить душу, все равно ему это не по карману, особенно если Вейссман не явится. Вместо этого Нельсон стал разглядывать публику и приметил нескольких звезд с других факультетов. Долговязый профессор индейской антропологии, отбросив назад белокурые волосы и выставив щетинистый подбородок, смотрел, кто еще пришел. За соседним столиком несколько специалистов по куриному полиомиелиту, двигая кадыками под туго затянутыми галстуками, возбужденно обсуждали, как им пробиться в Совет по национальной безопасности. Пламенная феминистка с юридического факультета, встряхивая копной непослушных волос и размахивая руками, рассказывала восхищенным слушательницам с такими же непослушными волосами, как она вчера в телепередаче отбрила Теда Коппела[80].

Нельсон взглянул на часы. Вейссман опаздывал на десять минут. В любой момент могла подойти хозяйка и попросить, чтобы он что-нибудь заказал или хотя бы пересел ближе к туалету.

— Нельсон, мой добрый друг!

Нельсон поднял глаза — Вейссман вешал дорогое пальто на крючок у входа в нишу. Улыбаясь, бывший наставник двумя руками схватил его ладонь и энергично потряс.

— До чего же приятно вас видеть! Как давно мы не встречались, дорогой мой друг!

— Рад вас видеть, — сказал Нельсон и слабо добавил: — Профессор Вейссман.

— Что такое? Почему вдруг «профессор Вейссман»? Мне казалось, мы знакомы гораздо ближе.

Не успел Нельсон ответить, как подскочил долговязый официант. Вейссман заставил его повторить, медленно, весь список импортного пива, прежде чем остановил выбор на бельгийском бренде по шесть долларов за бутылку.

— А вы, Нельсон? — Вейссман широким жестом подозвал официанта назад.

— Я так рано не пью. — Нельсон потянулся к воде. Вейссман отпустил официанта.

— Боже мой, Нельсон, неужели и вы заделались постмодернистским пуританином? Пьете только бутафорскую воду?

— М-м, нет. — Нельсон подумал: а вдруг официант принес минералку, за которую придется платить? — и отодвинул стакан.

— Недавно я угощал аспирантов, так они пили только жуткое безалкогольное пиво. — Вейссман отодвинул меню, делая вид, что это просто красивый жест, а не дальнозоркость, помноженная на тщеславное нежелание носить очки. — Или приторный лимонад, похожий на разведенные леденцы. Фу, при одной мысли зубы болят!

— Мне просто немножко рано. — Нельсон открыл меню. Он не знал, заплатит ли Вейссман за ленч, поэтому читал только цены, выбирая, что подешевле. Он с удовольствием вспоминал здешние бургеры — «Перегрин» выращивал собственных бычков, — но они были слишком дороги. Он знал, что с чаевыми может потратить долларов десять, поэтому проглядел страницы с закусками и салатами, не решившись даже взглянуть на горячие блюда.

— Сегодня я попробую что-нибудь новенькое, — сказал Вейссман официанту, когда тот поставил перед ним пиво. — Возьму-ка лонг-айлендскую утку с пряным винегретом. И морковь, если вы твердо поручитесь, что она не из банки.

— Разумеется. — Официант тряхнул головой.

— Отлично! — Вейссман широким жестом протянул официанту меню. Тот посмотрел на Нельсона.

— М-м. — Нельсон прочистил горло. — Домашний салат?

Официант сморгнул. Нельсон протянул ему меню.

— С хлебом? — Официант сунул оба меню под мышку. Нельсону захотелось вырвать меню обратно. Полагается хлеб к салату или за него надо платить отдельно?

— Нет! — выдохнул он. — Нет, спасибо. Без хлеба, пожалуйста.

В конце концов, на работе есть сандвичи. Официант ушел. Вейссман свел ладони, потер руки и подался вперед.

— Ну, Нельсон. — Он понизил голос, глаза его сверкали. — Выразить не могу, до чего я обрадовался, увидев вас на вчерашнем семинаре. Какое облегчение, когда в зале есть хотя бы один здравомыслящий человек.

— Я тоже был рад, что пришел… Морт.

— «Лесбийский фаллос»… Вы когда-нибудь слышали подобную чушь? Предположим, я подготовлю доклад о мужской вагине. Воображаете, какой вой поднимет наша политкорректная рать? О дивный новый мир, — добавил Вейссман, как будто Нельсон не слышал его вчера, — в котором есть такие люди.

Нельсон пожал плечами. Ему следовало вступиться за Виту, но он не знал, зачем Вейссман пригласил его на ленч, и хотел это выяснить.

— Вам не надо говорить, — продолжал профессор со скорбной маской на лице, — что мы живем в трудное, в отчаянное время. Я имею в виду не только захлестнувшую все вульгарность, но нечто другое, гораздо более близкое нам с вами. Как сотрудникам одного факультета. Как коллегам.

Нельсон изумленно заморгал. Коллегам? Когда Вейссман в последний раз преподавал литературную композицию?… Тот сурово смотрел в какую-ту точку у Нельсона над головой.

— Идет атака на самые основания нашей культуры, атака со всех сторон. Вчера вы слышали ту… слишком слабо будет сказать трескотню… то dreck[81], то merde[82], что в наше время называют научной дискуссией.

Вейссман подождал, словно ожидая ответа, и быстро взглянул на Нельсона.

— Понимаете, Морт, — начал тот, — Вита… — «Моя соседка по комнате, мой товарищ», хотел сказать он, однако Вейссман тряхнул головой.

— Очень милая молодая особа, не сомневаюсь. Как многие дурнушки. — Профессор подался вперед и зашептал: — Но скажите, Нельсон, неужели бы она стала молоть весь этот вздор про фаллос, если бы хоть раз держала его в руках?

Нельсон почувствовал, что краснеет, отчасти от смущения, отчасти от обиды за Виту.

Подошел официант, неся на вытянутой мускулистой руке длинную тарелку с вейссмановой уткой, облитой соусом, обложенной поджаристым картофелем, искусно украшенной ломтиком помидора и букетиком петрушки. Парень ловким движением поставил тарелку перед Вейссманом, потом шваркнул Нельсону его салат.

Старый ментор выпрямился и встряхнул салфетку. — Поверьте, Нельсон, — сказал он, примеряясь вилкой и ножом, как хирург перед первым надрезом, — тридцатилетние девственницы не такая уж редкость в современном научном мире.

Немного соуса брызнуло на стол. Нельсон посмотрел на мисочку салата «ромэн» с гренками. От запаха жареной утки ему чуть не сделалось дурно. Он поднял глаза и увидел, что хозяйка провожает Антони Акулло и Миранду Делятур к столику в центре зала: Акулло крепко держал Миранду под локоть, а та по-птичьи поводила изящной головкой, примечая затаенное восхищение постмодернистского антрополога и косые взгляды пламенных феминисток.

— Нельсон? — Вейссман замер с вилкой в руках, затем проследил взгляд своего визави и улыбнулся.

— Простите. — Нельсон взял вилку и подцепил кусок салата. — Вы говорили…

— Не извиняйтесь. — Вейссман вилкой и ножом терзал утку. — Разумеется, было время, когда джентльмен мог открыто восхищаться красивой женщиной. — Он метнул взгляд в центр зала. Акулло усаживался и поправлял манжеты. Миранда разгладила узкую юбку, пока хозяйка пододвигала ей стул. — Добыча достается победителю. — Вейссман подцепил на вилку розовый кусок утиного мяса.

Нельсон жевал салат, как будто это жилы. Палец заболел снова.

— Конечно, наш досточтимый декан как нельзя лучше иллюстрирует мою мысль. Подумайте, чем должен заниматься факультет английского языка. Конечно, таких задач много, но я не ошибусь, сказав, что главная из них — нести из поколения в поколение традиции английской поэзии, прозы, драматургии. Вы согласны?

Нельсон проглотил, что было во рту, утер губы салфеткой и собрался ответить.

— Позвольте мне. — Вейссман поднял руку. — Если это так — а я верю, что это так, — то что может быть важнее, чем обучать младшекурсников, приобщая наиболее талантливую молодежь страны к литературной классике?

Профессор положил кулаки на край стола, указуя на Нельсона ножом и вилкой.