Р о т м а н. В Хомутове же немецкая батарея стояла?

К о ч е т. Вот именно. Мы Леньку перехватили: он говорит и весь дрожит…

С а ш а. Пока разобрались, минут пять прошло.

К о ч е т. В общем, необычайное происшествие: налетел часа за два до нас на эту батарею Железный Тарас, уничтожил охрану и увел пушки. Второй раз, су… (сдерживается) второй раз операцию нам срывает! И заносит же черт этого Тараса в наш район! Расследовать дело пожаловал сам полковник Макенау.

Р о т м а н. Ого!

К о ч е т. Потапенко предложил встретить его у переезда. Раз-раз, залегли. Ждем. Едет. Я и еще трое — по передней машине, а Саша и председатель с остальными — по задним двум… Всадили весь диск, а он — ничего! Как миленький проехал. Те две — под откос, а Макенау — проскочил!

Р о т м а н. Что же он — призрак?

Н а т а ш а. Вот я тоже хотела спросить…

П о т а п е н к о. Машина у него, собаки, бронированная.

К о ч е т. Учтем! Встретимся если — бить только по колесам. Я решил все-таки посмотреть: чего же он там наделал, этот Железный Тарас? Страшно! Двух офицеров гвоздями прямо к избам прибил. Ленька рассказывал, что на каждом еще записки повесил: это, мол, вам за жен и детей наших!

П о т а п е н к о. Боевой командир! Но это неправильно, что он выходит за границы своего района. В нашем деле плановость нужна.

К о ч е т. Разыщи отца, Саша. Хочу отправить его сегодня.

Н а т а ш а. А его нет, Степан Григорьевич! Он пошел пленного отбивать.

С а ш а (с досадой). Вы бы моего папашу как-нибудь обуздали, товарищ Потапенко. Лезет старик в самое пекло, ни у кого не спрашивает…

Р о т м а н. Это я разрешил, Александр Гаврилович.

С а ш а. Можно было кого-нибудь помоложе послать.

Р о т м а н. За такие предложения знаете куда ваш папаша посылает? Он даже намека не терпит на свой почтенный возраст.

С а ш а. Ему только волю дай…

Р у с о в (появляясь). Чего ты расшумелся? Здесь я!

Р о т м а н. Ну, что?

Русов показывает в сторону: там стоит  С е д о в, держащий на плече  ч е л о в е к а. За Седовым девушка, К а т я. Раненого подхватывают Саша и Кочет и проносят в землянку Наташи. Кладут на постель из листьев; Наташа наклоняется к нему.

Р у с о в (Кате). Ты иди, Катюша! Дедушке скажи, что все обошлось!

К а т я. Понимаю, Гаврила Федорович.

Р у с о в. Чтоб к нам только тебя посылал!

К а т я. Спасибо…

Р у с о в. И еще: верхних девчат учи помаленьку! Если что где заметят, чтоб тебе сообщили.

К а т я. Я и так уже Маньку, одну нашу, приговорила… Это она немцев на дороге первой обнаружила… Можно идти?

Р у с о в. Иди, стрекоза!..

Катя уходит.

К о ч е т (Саше). Скажи отцу и Халкову, чтобы готовились в дорогу. А Седова пришли ко мне.

С а ш а (выйдя из землянки, подходит к группе партизан). Седов! К начальнику. А вам, папаша, с Халковым надо собираться. Пойдемте! (Уходит с Халковым и отцом.)

С е д о в (спускаясь в землянку). Я вас слушаю, Степан Григорьевич!

Кочет кивает на лежащего человека.

Ага! Я как раз с дедом Русовым в болоте сидел. А девица эта, Катюша, с лукошком прогуливается и жалобно так вроде напевает: «Гаврила Федорович, Гаврила Федорович!» Ну, Гаврила Федорович меня в засаде оставил, а сам вылез… Катюша ему говорит: «Я от деда Трофима!» — и показывает три картошки. Условный знак у них такой. Гаврила Федорович тогда стал с ней разговаривать. Очень даже милая девушка…

К о ч е т. Ладно! Милая не милая — это мы с тобой потом разберем…

С е д о в. Виноват! Сказала насчет пленного красноармейца. Гаврила Федорович отпросился у товарища Ротмана, и мы пошли с ним на пару! (Кивнув на лежащего.) Четверо его сопровождали, связанного. Наверно, били, — шел шатаясь, весь в крови. Мы их сразу сняли с коней.

К о ч е т (видя, что человек вздрагивает, вдохнув нашатыря). Подожди! (Подходит ближе.)

Н а т а ш а. Вы слышите меня, товарищ?

Ч е л о в е к. Да… слышу… Кто вы?

Н а т а ш а. Друзья.

Ч е л о в е к. Откуда?

К о ч е т (останавливая Наташу). Из леса! А вот… вы кто такой будете?

Ч е л о в е к. Я — танкист! (Еще раз недоверчиво осматривается, пристально впивается глазами в Кочета. Пауза.) Танкист я! Водитель! Сержант Орлов, Петр… Могу за пулеметчика…

К о ч е т. Какой части?

О р л о в. Не скажу! Это — военная тайна!

К о ч е т. Правильно! И как же в плен к немцам попал, сержант — водитель и пулеметчик Петр Орлов?

О р л о в (его взгляд полон гнева). Не был я в плену! Наш танк разбили снаряды, один только живой остался. Расстрелял все ленты, бился до последнего патрона, выскочил ночью и вот четвертый день пробираюсь к своим…

К о ч е т. Постой-постой, что-то я не пойму: как же вы в таком глубоком тылу очутились?

О р л о в. Всем дивизионом попали в окружение. Выбирались, как могли. Я у дороги нарвался на разъезд! Ой! Куда мне пуля угодила?

Н а т а ш а (выравнивая бинт). В плечо, но слегка, скоро поправитесь. Перевязку я вам сделала крепкую.

О р л о в. Спасибо! (Приподнимается, затем встает; почти твердым голосом.) Мне надо идти!

К о ч е т. Погодите, успеется! Сначала выздоравливайте, а там дальше — видно будет. Я — Кочет, секретарь райкома…

В землянку входят  Х а л к о в  и старик  Р у с о в, за ними — С а ш а, П о т а п е н к о  и  Р о т м а н. Русов и Халков одеты как сельскохозяйственные рабочие-сезонники. У Русова за спиной болтается цеп для молотьбы, а у Халкова — коса с точилом.

П о т а п е н к о. Моя постановка! Хороши?

К о ч е т. Красота! (Орлову.) Вы садитесь, товарищ, отдыхайте. Наташа вас быстро вылечит. (Поворачиваясь к Халкову.) В соседний район направляетесь, Федор Матвеевич. Поищите хорошенько и найдите обязательно человека по кличке «Железный Тарас». Он — начальник тамошнего партизанского отряда. Вот вам письмо — передайте! Мне с ним обязательно надо повидаться!

Х а л к о в. А как найдешь иголку в зерне? Нелегкое это дело, Степан Григорьевич.

К о ч е т. Знаю. Потому вам и поручаю, Федор Матвеевич.

Х а л к о в. Ну и на том спасибо!

К о ч е т. А вы, Гаврила Федорович, пробирайтесь на хутор Михайловский — он за селом Стаховом — к товарищу Глущенко. Жду его со всем отрядом: нам вместе легче будет. И по дороге смотрите где что!

Р у с о в. Понимаю, Степан Григорьевич!

С а ш а (недовольным голосом). Вы только, папаша, свои погремушки снимите.

К о ч е т (удивленно). Какие погремушки?

Р у с о в (мрачно, сыну). Молчи, идол! Лучше молчи!

С а ш а (тыча в себя пальцем). Сын ваш — коммунист! А вы такой пустяковиной занимаетесь!

Р у с о в. Твой отец за них кровью платил!

К о ч е т. Об чем спор у вас — не пойму!

С а ш а (объясняя Кочету). Нацепил четыре царских георгиевских креста! Черт его знает, откуда он их выкопал!

К о ч е т (строго). Тихо! Разбушевался! А ну покажите, папаша.

Р у с о в (неохотно). Чего на них смотреть? Они всем известные, — кресты как кресты… (Медленно расстегивает кожанку.)

К о ч е т (внимательно рассматривает полную колодку георгиевских крестов на потемневших от времени ленточках и, не отрывая от них взгляда, спрашивает у старика). Вы читали, что на них написано? За веру, царя и отечество! Странный лозунг для партизана!

Р у с о в. Я так скажу, Степан Григорьевич: за веру — бог с ней, за царя — хрен с ним, а отечество — оно всегда остается, и нет такой силы, чтобы его победить!

Р о т м а н (вдруг горячо). Я буду считать величайшей политической бестактностью, если…