– Гной пустыни, – злоба огненной волной поднялась вверх, кровь ударила в голову, – тупые придурки, – Корн достал фляжку и сделал небольшой глоток. Людей он не жалел, но безумство этой ночью забрало слишком многих, еще и свежее мясо захватило, – уберите здесь… последнюю камеру я сам проверю.

Падальщики, пряча усмешки в грязные тряпки, принялись разгребать останки. Нездоровая страсть главаря к последней пленнице давно стала поводом для пересудов в бункере.

Корн направился к камере сладкой блондинки. Непонятный гнев все больше распалял тело. Со злости он дернул за веревку, на которой шла тощая пленница. Связанные вместе кисти девки дернулись вперед, но пленница, ловко переступая небольшими ножками, подровняла бег под Корна. Это немного успокоило. Ступни девушки повторяя шаги главаря бесшумно ступали по коридору. Луч света уперся в стену и выхватил груду тел около последней двери. Мужчина остановился. Падальщики. Нетронутые. Корн напряг слух – из-за тяжелой двери послышались голоса. Корн подошел ближе. Дверь была открыта. По его приказу все двери, где содержались пленные были переделаны так, чтоб их можно было закрыть только снаружи. Те, кто разговаривал внутри не могли себя запереть. Тяжелый пистолет скользнул в руку главаря. Ствол уперся в прочное покрытие и надавил. В тонкую щель проникли голоса:

– Ну как…, – от сладкого голоса блондинки свело в паху.

При нем эта мелкая зараза ни разу не раскрыла рта, только глазищи свои раскрывала так, будто весь мир поглотить хотела. Корн напрягся и еще чуть надавил на дверь. С кем она могла разговаривать?

– Дрянь, – Корн узнал осипший голос своего слуги, – кровь лучше…

Безумие липкими щупальцами отделилось от темных стен и поползло к сознанию главного падальщика. Что этот щенок удумал делать с девкой? С его, пустыня тебя раздери, девкой!

Дверь плавно скользнула в сторону. Зум стоял лицом к пленнице и загораживал ее своей худой, жилистой фигурой. Обычно сгорбленная до нельзя спина была почти прямая. Одной рукой надсмотрщик схватил девушку за кисть и заводя той за спину прижал к себе. Девчонка, прогибаясь назад, еще больше прижалась к смотрителю. Он ухватил ее вторую руку. Жадный язык прошелся по ярко алой дорожке, стекающей с израненного запястья.

Кровь толчками забила в виски, сознание заволокло бурой пеленой. Гнев, отдавая желчью на языке, выплеснулся наружу. Корн зарычал и навел пистолет на беззащитную спину.

Мирай лежал, тесно прижавшись к барханам. Песок обжигал одежду, но до кожи не доходил. Плотная повязка на лице на давала пыли проникнуть в легкие. Шорох повел мордой и облизал сухой нос. Собака лежала между побратимами. Остальные члены отряда остались сзади.

– Думаешь это и есть вход? – тихий шепот Игнара отозвался в ушах.

– Уверен, – голова праведника едва уловимо качнулась.

Взгляд был прикован к груде валунов. Выцветшие под безжалостным солнцем, они сливались с окружающими их барханами. Но пес не мог ошибиться. След Пичуги привел именно сюда.

– Как думаешь войти?

– Если бункер заняли падальщики, – Мирай поднял очки на затылок и вгляделся в груду огромных камней, – то электроника там точно выведена из строя, – зрачок в глазах парня сузился, усиленное зрение пыталось выцепить мельчайшие детали, – значит где-то снаружи должен быть спрятан рычаг или что-то в этом роде… Тихо…

Валуны задрожали, осевшая на них пыль пошла мелкой рябью. Мгновение и один из них бесшумно съехал в сторону.

– Че это было ночью, – три мелких жилистых фигуры вышли на свет. Тяжелые тюки оттягивали обмотанные тряпьем руки, – прям жуть берет…

– Да какая разница, – хриплый голос был едва слышен из-за спрятавшего рот платка, – жратвы зато много осталось.

– Неа, – первый опять заговорил, – это тебе по боку, чем брюхо набить…. Я своих жрать не хочу. Жаль свежее мясо перевели… Да и баб много полегло…

– Эстет ты долбанутый, – сам говоривший слабо представлял, что значит это слово, но главарь частенько обхаживал этим эпитетом зажравшихся собратьев, – баб нам новых Корн приведет, вон и сейчас цыпу приволок, – падальщик подтолкнул в спину третьего, – давайте живее, еще одна ходка, можно будет спалить это добро, да жрать пойти.

Падальщики скрылись за одним из барханов и вернулись с пустыми руками. Искать рычаг они, к сожалению, не стали. Второй из троицы отбил короткую дробь по твердой поверхности. Через мгновение валун отошел в сторону. Перекинувшись парочкой слов с кем-то внутри, падальщики зашли в темный прооход.

– Охрана, – Игнар мотнул головой. Из-под капюшона выбилось несколько белых жгутов. Стукнулись друг о друга бусины, – пойдем или воздушные шахты поищем?

– Долго искать, – праведник убедился, что память точно запомнила условный стук, и отвел взгляд от входа в бункер. Очки заняли привычное место, – пошли…

Ребята плавно двинулись вдоль песка. Темные фигуры удачно прятались в тенях. Шорох так же незаметно скользил рядом. Взобравшись на ближайший к выходу валун, Мирай прошелся взглядом по поверхности вокруг. Ничего. Ждать пришлось не долго. Точно так же бесшумно дверь отошла в сторону, и троица опять оказалась на поверхности. Таща тюки еще большего размера, они завернули за знакомый бархан. Мирай проводил взглядом глубокие дорожки на мелком песке. Кровавые следы отчетливо показывали, что тащат уборщики. Уж если падальщики решили сжечь остатки тел, значит безумство бури добралось и до сюда.

Восприятие усилилось, чувства перешли в слух. Тихо переругиваясь, троица начала разводить костер. Назад они пока не собирались. Праведник спрыгнул вниз и кивком головы подозвал пса. Побратим остался сверху. Костяшки пальцев отбили услышанную ранее дробь. Подав знак, парень ухватился за протянутую руку друга и поднялся наверх. Дверь медленно отползла в сторону:

– Эй, вы че так быстро? – вместе с тяжелым запахом железа изнутри выплыл ленивый голос, – эй, че за шутки…

Охранник явно не ожидал увидеть в дверном проеме здоровенного черного пса. Шорох сидел, склонив голову набок и мило поигрывал хвостом.

– Это че такое… эй, иди сюды.

Мирай улыбнулся. Словарный запас охранника оставлял желать лучшего. Он очень надеялся, что и умственные способности тоже. На свет показалось острие короткого меча. Темные пятна то ли крови, то ли ржавчины не делали чести хозяину оружия. Шорох поднялся на лапы и попятился назад. Вслед за клинком показался и его хозяин. Поверх тряпья, в которые был замотан падальщик, была одета достаточно крепкая броня. Вслед за первым охранником вышел еще один. Ботинки, обмотанные грязными лоскутами, утонули в песке. Оба падальщика, окружая собаку вышли из укрытия. Ошарашенные видом пса падальщики не удосужились проверить местность. Сами же побратимы залегли с подветренной стороны – почуять их было не просто. Пятясь, Шорох отводил их дальше от входа. Мирай сосредоточился на происходящем внутри. Шумное дыхание и биение еще двух сердец говорило, что не все охранники покинули пост.

Игнар тронул побратима за плечо. Праведник поднял глаза на друга и кивнул головой. Воин бесшумно соскользнул вниз. Присев сбоку от входа на колени, Игнар набрал полную ладонь песка. Мгновение и мелкие частицы заполонили собой все пространство входа. Мирай усмехнулся – излюбленный прием побратима как всегда оказался эффективнее грубого вторжения. Двое оставшихся охранников глазели на своих товарищей и песок вполне ожидаемо отвлек их на несколько секунд. Воину этого было более чем достаточно. Шелест матовых клинков и два тела легли перед входом. Не медля ни секунды, Игнар развернулся к падальщикам, что окружали пса. Тень мелькнула за спиной одного из них и вот уже пески пустыни окрасились темной кровью. Мощный прыжок черного тела и Шорох вцепился в горло второго. Мирай спрыгнул с валуна, не медля ни секунды, побратимы завернули за бархан. Уборщики стояли лицом к костру. Со спины бить мало чести, но у безоружных падальщиков шансов не было в любом случае. А вот поднять тревогу они могли запросто. Мирай подошел к ближайшему, тому самому эстету. Захват сильных рук, нажатие на нужную точку и мелкое жилистое тело сползает на песок. Побратим уложил двоих и подойдя к Мираю склоняется над телом у его ног. Клинок легко проходит сквозь пластины брони. Сердце врага замирает. Вокруг застыла тишина, лишь пламя разгорающегося костра затрещало громче в наступившем безмолвии.