– Всё равно, – продолжила Ксения свой допрос, потому что ответ Вики её не удовлетворил, – какая сила может толкнуть женщину на роды здесь? В кромешной тьме, по сути? В искусственном мире под куполом, хрупком и зависимом от всего. От куска какой-нибудь, проносящейся случайно, космической и сумасшедшей глыбы, от нестабильности системы защиты, да и от внутренних неполадок всяческих тут систем. А если сбой в силовом поле купола? Я дрожу на уровне подсознания, как приговорённый к казни, которому её отсрочили на неопределённое время.

– Какая сила их толкает на деторождение? Разве твой муж лишён этой силы, если ты вопрошаешь об очевидном? О том, что происходит между мужчинами и женщинами, где бы они не находились, если они молоды и здоровы. А мы, слава Богу, не в земляной яме сидим, где ничего не видно. Как же рожали женщины в Эпоху Войн? Любили в руинах, рожали в полях, в землянках, спали в домах, похожих на норы зверей, и никто не давал им уверенности в завтрашнем дне. А у нас комфорт. Но чувства – они здесь предельно обострены.

– Я тоже решила, – вдруг созналась Ксения.

Вика сузила монголоидные, хотя и расширенные косметическим вмешательством, глаза.

– Решили здесь с Ксеном дать земной побег в не земном мире? Тоже? Заразил пример здешних женщин?

Ксения плюхнулась в зелёную воду бассейна. Мелькнул её голый ослепительный зад. И слепящая её задница, притягивающая нескромный взгляд Вики, изящный изгиб поясницы, чудесная женственная спинка натолкнули вдруг Вику на хульные мысли о Ксении.

«Б… вселенская» – решила она. Слово родственное блуднице, но короче и весомее. Вряд ли это и Ксен. А кто? И Вика вдруг представила, что почувствовал бы Артур, узри он Ксению в её таком виде. Она ревновала, все замечали его взгляды и в спину и в лицо равнодушной ко всем Ксении. Она ко всем проявляла редкое равнодушие, она обитала словно в пустоте. Почему это? Вика успокоилась. Подумала, что она и сама ещё вполне себе ничего. Здесь во всяком случае чего ему и желать? Она, Вика, одна из лучших женщин здесь, до прилёта этой…

Вика мысленно повторила определение Ксении, так называемой «Клариссы». Женщин тут мало, а самцов – страдальцев больше в разы. У неё был выбор по прилёте. Артур пришёл к ней сам. Мужественный, красивый и моложе гораздо, он жаждал её заполучить тоже. Первое время у Вики голова шла кругом от любви того, кто был здесь самым лучшим. Сколько же счастья пережила она под куполом, какого никогда не переживала на Земле.

Чего она всполошилась, почему Артур? У Ксении огромный выбор среди тех, кто свободен. Она ходила к ним в их мужские отсеки на посиделки, игнорируя общество женщин, они играли в архаичные игры, компьютерные детские развлечения от скуки и тоски. Кажется, там были в ходу и карты, и ещё что-то типа рулетки. Но она, Ксения, чего ради туда ходила? Говорит, ради общения. Какого? Мужики об этом умалчивали, Артур отмахивался, женщины сочиняли. О её оторванности от норм Земли, о её раскованной природе, а вернее, о её склонности к эксгибиционизму. Она танцевала для них древние эротические танцы типа стриптиза ради собственного развлечения, а они ей за это отчисляли цифры со своих счетов на счёт её и Ксена. Любили её, боготворили, но не прикасался к ней никто, чего не проявляли никогда по отношению к своим здешним временным подружкам. Так уверял её Артур, говоря, что она пристойная и верная жена своего мужа, а с ними просто развлекается от скуки бездельных часов отдыха, не любя женское засахаренное словоблудие и лицемерие. Но что же выходит? Женщины были правы в своих подозрениях? Ксения подтвердила это только что.

Ксения в это же время раздумывала о Нэе. Она думала о ней, пожалуй, чаще, чем о Рудольфе. О нём чего было думать? Он был уже её дополнением, во всяком случае, телесным и регулярно совершающимся. Связующим звеном между Нэей, встреченной в Альпах и Нэей, обитающей на спутнике, – разными и не похожими одна на другую Нэями, – была та, что встретилась ей в лесу, где гуляла со своими дочерьми. Она уже не околдовывала, как та в Альпах, мерцанием иного мира, юностью, бьющей в глаза, но ещё и не была столь проста, какой она стала на спутнике.

Та лесная встреча подействовала на Ксению настолько болезненно, что она еле добралась до своего дома, чуть не свалившись в лесу под деревьями. Как назло она не взяла с собой контактный браслет, она вообще не любила технику. Да и кому, думала она, звонить, только Ксену, а он и так вечно в доступе. И дело было не в пригожей, доброй и сочувственной женщине, внимающей ей, хотя и страх в ней был, это Ксения уловила. Не было в ней уже ревности. К кому? Ведь к тому времени Нэя сбежала от звёздного повелителя к другому. Но сам взрыв в ней, в Ксении. Её вышибло вскрытой памятью резко больным ударом, как от сжатой пружины, которую высвободили от её зажатости, из устоявшейся тихой привычности, и она сидела в молодых, кружевных, весенних папоротниках, окутанная паутиной чрезмерно сухого мая. Рядом сидела и грустила такса, понимающая её взбаламученное состояние. Но именно после той исповеди в лесу, вынырнув из самопроизвольно вызванной наружу лавы воспоминаний, обжёгших не остывшим, вязким жаром и Нэю, Ксения и освободилась, наконец, от Рудольфа на целых девять лет. Стала жить, как будто его нет, и никогда не было. И собственное прошлое стало чужим и неинтересным ей. И она говорила Рите правду, что забыла его. Появились какие-то другие интересы, друзья, жизнь подарила ей своё утешение. И была ли это заслуга волшебницы со звёзд, или так совпало, что встреча эта вскрыла её застарелый гнойник, чем стала в ней её жизнь. Всё вышло из неё в том лесу, осталось под узорчатыми папоротниками, в их сквозной дымчатой сени, в весенней и очищенной снегами почве, из которой, как это и ни странно, вырос затем белый лилейный и безупречный цветок, окутанный тенью леса и тех же папоротников. Ксения же вернулась в пустой гулкий дом, сама такая же пустая и гулкая, – без памяти, но и без боли. И Нэю она на это время тоже забыла.

И надо же было такому случиться, что это её забвение и дало им примирение, счастье и семейную тишину, Нэе и Рудольфу. Было это совпадением или проявлением какого-то неизвестного ей закона мироздания? Будто это она, та прошлая и страдающая Ксения и насылала облака и бури в их жизнь, мешая взаимной гармонии. А отпустила она их своей душой, вытряхнула память о них и о себе прежней из себя, и всё у них наладилось. А ей самой жилось тоже тихо, хорошо. Ожили маленькие бытовые радости, интерес к окружающим людям, только никакой любви уже не было. Нигде. Ни в настоящем, ни в прошлом, и думалось ей, не будет и в будущем. Что ей в этой любви? Нет её. Не было никогда. И быть не может того, чего нет в самой природе вещей.

Никакой любви. Нигде. Ни в настоящем, ни в прошлом, и думалось ей, не будет и в будущем. Что ей в этой любви? Нет её. Не было никогда, и быть не может того, чего нет в самой природе вещей. Вика никогда не считала себя неудачницей. Но после того, как выросли её дети, а муж ушёл от неё за вторым изданием счастья, ограниченный мирок её обустроенной и ясной Вселенной пошёл трещинами. Через них потянуло страшным и непонятным Хаосом, лежащим за пределами её скорлупы. Она была в меру ограниченная, добрая, общительная, миловидная женщина, считающая себя русской. Лишь однажды покидала она Землю, в дни стажировки на искусственном спутнике, в купольном селении ещё во время учёбы в Академии.

После расставания с мужем, а расстались они довольно спокойно, ведь бессмысленно взывать к чувствам, коли их не осталось, Вика, не умея ни с кем сойтись вновь, стала впадать в уныние. И тогда её свекровь – психолог познакомила её с Ритой, а Рита предложила работу на отдалённом новом объекте, так называемом «Спутнике, Гелия», где преобладающим населением являлись мужчины. Мужчины отборного вида, молодые и свободные. Космодесантники, мужская элита, если считать по физическим параметрам. «А их ум? На что он тебе»? – спросила насмешливая и строгая в то же время красавица. – «Интеллект может и быть, а удовлетворения от него никакого при этом. Ты просто забудешь там свои неурядицы, да и заработаешь на последующую жизнь на Земле вполне себе предостаточно». Так Вика попала на Спутник Гелия.