Первые впечатления о новой планете и «отборной высочайшей категории мужчин» вошли в её закрома, куда она сбрасывала жизненную жатву, как кошмар. Как самое страшное и сумбурное в её жизни событие. В её жизни благополучной и земной женщины, прожившей эту самую жизнь как дерево, не в смысле бесчувствия, а в смысле том, что жила она на одном месте, где и было ей светло и привольно. Не было в ней тяги к пространственным перемещениям, и росла она только вверх, веря в благословение синих небес. Но выкорчевала её семейная драма, задрала корнями вверх, оголила стыдное, ткнула носом в жёсткую землю.

Едва она прибыла, и все узнали, что новенькая врач – женщина одинокая, но ничуть не корявая, как её, едва она вышла из Центра местного досуга после знакомства и чаепития с местными дружелюбными жительницами, окружила толпа молодых мужиков. Они без церемоний, принятых на Земле, стали её рассматривать и обсуждать друг с другом, будто её в это время и рядом не стояло. Вика не была красавицей, почему и хранила верность любимому мужу в течение стольких лет, не было и соблазна. А сама она его не искала, соблазна этого. Не считая одного раза. Восхитительному по своему качеству, но провальному по своему последующему развитию. Ибо никакого развития того сказочного сюжета не последовало. А потому и постыдного, как она его и засчитала. Широкоскулая, с очаровательными ямочками на щеках и волнистой пышной косой, заплетаемой по-девичьи, обладая невысоким ростом, несомненной привлекательностью, Вика не являлась броской, к тому же была инертной в своём поведении, что и оставляло её всегда неприметной на фоне девушек и женщин, даже менее красивых, зато энергичных и громко о себе заявляющих. Но себя она принимала и любила всегда.

Хотя опять же… Раз проявила бурную и буквально безрассудную активность, и чем закончилось? Ничем. Остались сладкие сны, детские по своей дурости надежды на повтор, которого не случилось…

Один из молодцев схватил её за плечо, развернул к себе и нагло, хотя и не без нежности, исследовал ручищей её грудь, после чего сказал, – Да она рожалая! Грудь обвислая. Чего не подправила?

Вика смотрела на него, не веря своим ушам и его наглым рукам. Её будто погрузили в заморозку. Вследствие переживаний она сильно похудела ещё на Земле, а так она была, как называл её бывший муж в приступе благодушия, «пончик в клубничном сиропе». На спутник же она прибыла похожей на завалявшуюся оладышку, почти плоская и кислая.

– Меня муж и такую любит, – еле прошептала она, забыв, что никто её уже не любит.

– А мне нравится, – сказал другой, тоже молодой и ничего себе, симпатичный и весёлый, – грудь естественная, а сама щупленькая, как я люблю. Полюби меня, и я подарю тебе такой аппетит, что ты в скором времени превратишься в сметанный колобок, – и, смеясь, обнял её. – Что надо! – констатировал он, – девушка, может, и не земная мечта, поскольку на Земле все реально зажрались окружающими красотами, зато космическая находка для одиноких странников.

Они дружно заржали, как кони, да и напомнили ей табун диких животных. Будто низ и был самой главной составляющей их существа.

– Ноги у неё коротковаты, а задница большая. Если только на любителя… – подал замечание какой-то пошляк.

– У-у, какая тугая у тебя попа, никто не любит? – спросил ещё кто-то, ущипнув сзади. Вика не различала их лиц и не понимала сколько их. Много. Не понимала, что это их игра, развлечение.

– Почему не любит? – спросила она обиженно.

– Признак такой, – охотно объяснил ей знаток, – если ягодицы твёрдые, долго никто не любил.

Ей стало ещё обиднее, но это было правдой в её случае.

– Губки у неё румяные, – они осматривали её, как лошадь на базаре, разве что в рот не лезли. Откуда ей пришло такое сравнение с лошадью? Из какой-то старой книги, наверно. И что это такое «базар»? Она смутно это себе представляла по фильмам на исторические темы. Но что за падение людей в дикость предстало перед нею! Да разве такой участи она достойна? Буквально сослали в какую-то космическую тюрьму! Пусть и обустроенную, и местами красивую, как картинка. Да тут и была игрушечная имитация земной среды.

– За что? – спросила она у пустоты, не обращаясь ни к кому персонально.

– Кому не нравится, проваливайте, я беру её себе, – сказал один из одичавших парней, тот самый весёлый здоровяк, и тронул за плечо уже более мягко. Вика и не была против него лично. Но униженная сценой изучения и насмешек, возмущённая, она стукнула его локтем и, выбравшись из их гогочущего табуна, побежала жаловаться Главному Ответственному Распорядителю, ГОРу, как здесь кратко называли шефа колонистов на спутнике Гелия.

Но и этот ГОР был для неё страшнее оголодавших мужиков. Более стыдного, чем то, что её с ним связывало, не испытала она и за всю свою жизнь. Не потому, что тогда стыдно было, а то, что потом пришло. Осознание, что она стала случайной женщиной из тех, каковых не помнят. И смиряло лишь то, что он ту их безумную по несолидной необдуманности и спонтанности встречу не помнил. Смиряло и добавляло боли. Она вглядывалась в его глаза без того усилия, что могло бы быть, не произойди та их близость на берегу подмосковной речки, и не находила в них подтверждения тому, что тогда предавался с ней совместно насыщенному сексу именно он. Тот водопад ощущений едва не обрушил её всю целиком в реальный уже отрыв от приобретённой женской устойчивости. Пошатнул основы её житейского ума-опыта. Таких мужчин у неё никогда не было. Да и каких мужчин? Одни муж и был….

Не обозналась ли она? С кем же тогда его попутала? Особо-то в давнее прошлое они и не углублялись в процессе беседы, заветных имён не озвучивали. Он принял её порыв, одарил своим же, -ураганным, без преувеличения, – и чего теперь-то? Она запомнила на долгие и долгие годы, он нет. Может, и действительно, не он был? Похожий лишь? Тот был моложе, яснее, добрее. Этот монумент из тех, что воздвигают павшим и не сдавшимся героям былых эпох. Цветочки преподнести можно, голову склонить в знак признательности, даже если не знаешь сути самих подвигов, а чтобы броситься такому в объятия?

Она задвинула то приключение в летний «день непослушания» куда-то поглубже, и потребовала у живого и здравствующего «монумента» объяснения тому, чему её и подвергли его, между прочим, подчинённые.

То, о чём он поведал, повергло её в не меньший ужас и трепет. Оказалось, что в таких инопланетных и удалённых колониях женщин обычно мало, и их используют не только исходя из профессиональных умений, умственных способностей и прочих качеств, но эксплуатируют и природный естественный, сугубо женский уже потенциал. Мужчин много, женщин мало. Каков вывод? Семейные пары не шли в счёт. Их тут мало, и они были вне этих игр.

Бритоголовый, здоровый человек-монумент, который должен был быть ей защитой, над нею вроде бы насмехался? Он не мог понять её паники. Чего она сюда и прибыла, если… Она не знает правил обитания в подобной космической ойкумене? Её не предупредили? А кто, собственно, ей и посоветовал сюда прибыть? Если же она сомневается в смысле оплаты её сверхурочных трудов, то пусть не беспокоится. Цифирь на её счете будет железно прирастать. Это свято. Это нерушимо здесь. Женщины обогащаются. За короткое время. И отбывают себе восвояси, очень всем довольные. Но многим настолько нравится такая вольная и любвеобильная жизнь, что их отсюда и насильно не выгонишь, на Землю. Зачем же здесь и оказываются неудачницы, одиночки и стареющие искательницы приключений? А также, будем уж и откровенны, неизлечимые потаскушки.

– Я потаскушка? – залилась слезами Вика.

– А кто ты? – спросил он вполне любезно. – Внеси ясность по поводу загадочной мотивации, толкнувшей тебя сюда.

Давясь слезами, она рассказала ему свою историю. Вернее, напомнила, ведь когда-то же и рассказывала, слов-эпитетов не жалела! Опасный, как и все они тут, бритоголовый предводитель банды, засевшей под инопланетным куполом, ей сказал, – Ну и кто же решил тебе устроить райскую жизнь? В благодарность за какие твои прошлые проступки тебя сюда сослали? Или заманили, что одно и то же.