Да разве могла Рита знать про неё то, что знала о себе сама Ксения? Разве знает или может знать другой человек в своём самомнении непознаваемую бездну другого человеческого существа? Если каждый, как малая бесконечно точка в масштабах Вселенной, есть её безразмерное зеркало? Ксения, как умный человек, на это не претендовала никогда и считала тех, кто так мнил, людьми ограниченными. И Рита, то есть Кларисса, – и чем эта Кларисса ей не угодила? – в этом смысле для неё ограниченна, не тонка, не интуитивна, не сострадательна к ближнему, потому что недобра изначально. Недоразвита до нужной ювелирной кружевной изысканности своего женского существа, «не» и «не». Её создателем определенно не был русский милосердный Бог, который в момент перед запуском русских женщин в живую Вселенную, подковывал их, как Левша своих блох, золотой подковкой души и не использовал при этом чертежей и математических расчётов. Её-то, Клариссу Бете, выверяли, рассчитывали и соизмеряли с эталонами практичные боги Запада, а вместо поцелуя в темечко снабжали ценником и техническим паспортом с гарантией безупречного механического функционирования.

Но думая так, Ксения вовсе не возносилась перед высокопоставленной мачехой, а когда-то и соперницей, Ритой. То, что знала она о себе, то, что думала, было и хуже, чем беспощадная аттестация Риты, но совсем не так, иначе, по-другому. Прошлая жизнь хранилась в ней, как спрессованный и не раскрашенный пласт чьих-то бездарных рисунков, вроде и не имеющих к ней, настоящей, отношения, хотя она и сотворила их своим личным «гением», как ей тогда мнилось.

Помнила ли Ксения своего «меченосца Космоса»? Того, о ком напомнила ей Ворона Рита в своём каменном многоцветном гнезде, созданным для неё Вороном Вороновичем, отцом Ксении, улетевшим куда-то в своём звездолёте, проколовшем, как игла ткань Галактики, и канувшем где-то в её изнанке?

А как жаждал он, папа Ворон, спасти своё чадо от недостойного избранника. И средства для этого избирал тоже недостойные. Да никто потом, как ни был лучше и добрее, не дал ей даже в приближении того, что давал он, «меченосец» несравнимый, стёршийся, если в деталях, сохранённый как главное событие её жизни. Записи с ним она не смотрела никогда, – у неё их не осталось, полностью уничтоженных в порыве ненависти. Весь нечёткий и расплывчатый в океане её памяти, он периодически выныривал из синих туманных глубин, на какое-то время оставляя, как кит, фонтан на поверхности. Она стряхивала долетающие брызги, давно не ощущая ни их вкуса, ни их горечи, поскольку это было всего лишь её внутреннее кино.

За тридцать с лишком лет он, понятно, сильно изменился настолько же, насколько давным-давно возмужал и заматерел. Правда, до какой степени одеревенелости он покрылся непрошибаемой житейской корой, до какой непохожести на себя прошлого необратимо изменился, ей предстояло узнать, попав на спутник, решившись прыгнуть в космическую прорву, как в смерть.

И оказалось, что смерть, о которой она столько мечтала в свои особенно тяжкие и тёмные часы, очень её страшила. И Ксения ворочалась и вздыхала, ложилась на спину и таращилась в потолок, по отражающей поверхности которого скользили смутные тени фантомных существ, иногда людей, иногда животных, забрасываемые в дом через прозрачную панель ночным шевелящимся лесом. Их облик зависел от воображения того, у кого и возникала нужда их рассматривать, наделяя призрачной жизнью.

Ксен любил спать в шёлковых пижамах, и шёлк ещё больше делал его не похожим на мужчину, на того мужчину, который ей нужен, которого она, с чувственным замиранием, любованием перебирала в его ускользающих деталях. Десять лет тишины и гармонии и вот опять…. Он оказался вынут из её памяти на поверхность произволом чёрной Вороны Риты. Древняя Рита-Кларисса возжелала ради своих только целей пихнуть Ксению туда, к нему на страшный спутник. Ксения не стала спрашивать: «А чего же не желаешь сама туда вернуться»? Потому что знала почему.

Неожиданно Ворона сама поведала ей, не вдаваясь в обширные подробности, но живое воображение Ксении дорисовало картину в её целостности, как проходила там её жизнь, на спутнике Гелия.

– Представь, – начала Рита, – я просыпалась, а на подушке лежали пряди моих волос, я могла и облысеть там. Легко. А париков и восстанавливающих центров там же нет. Я ходила стриженная, как мужик, к тому же я не вылезала из комбинезона, рост у меня высокий, а грудь маленькая, так что новоприбывшие принимали меня за молодого человека, за парня. Девки изучали на предмет сближения, а ГОРа Венда принимали за… Ну, не будем уточнять. Пока до них не доходило, кто я.

А он ныл, поскуливал по ночам, потому что был одновременно страшен и жалок, как брошенный в покинутой инопланетной колонии пёс. Правда, такой пёс, какой описан в старинной сказке, у которого глаза как мельничные колеса, а сам размером с лошадь. Вонял, казалось, уже не смываемым потом от каждодневных стрессов и перегруза: «Где твоя прежняя виртуозность, игра? Я устаю и хочу полноценного расслабления». Какая там игра в ледяной, окружающей жути? Сидишь, как мышь под колпаком, дрожишь от каждого звука тревожной сирены, от любых неполадок в системе искусственной атмосферы. Ведь обосновались на самом холодном континенте планеты, поскольку самый стабильный он там.

А он мне: «Ты стала похожа на издыхающую механическую куклу»! У меня же пропали все интимные желания, и я до сих пор удивляюсь тем бабам, которые там умудрялись бесперебойно функционировать. Вот отбор поставлен! Таких киборгов выплавляют в этих Космодесантных структурах. У них нервная система не иначе как из искусственных нейроволокон. Их ничто не берёт. Ну, действительно, отряхнулись как собаки после пробега от своей усталости, погрелись о бока друг друга, и снова бодрые, жизнерадостные. Говорю это не из желания унизить как людей, так и собак. Поскольку я против собак ничего не имею, тогда как люди способны порой вызывать разрушительные эмоции и переживания даже в моей закалённой и бронированной душе, а общения с людьми никак не избежишь, пока живёшь…

Она на какое-то время делала краткий перерыв, собиралась с силами, и Ксения ждала. Устроившись на огромном диване поудобнее, она слушала её, как ребёнок страшную захватывающую сказку, леденея, а не имея сил прервать жуткое повествование.

– Признаюсь честно, чуть не отдала там свою душу, не знаю, кто там есть в том мире, такой же Вселенский Творец или кто другой. Это тоже загадка для поколений и поколений современных метафизиков, если уж и с Землёй они не разобрались за тысячелетия. Но и сам он, Венд, как кузнец отбабахал свои положенные удары, – с ходу, с налёту и спиной – отход ко сну. Бессловесный, механический секс, как вколачивание свай в меня, и всё это не считаясь с моим настроем, а утром совершенно бодрый подъём. Я же лежу и, правда, издыхаю там. Сил не было от постели оторваться. Казалось, встану и рассыплюсь вся на фрагменты…

Тут же, мгновенно, Ксения считала её ложь. Рита просто в силу их давнего знакомства, в силу того, что она была женой отца Ксении. И хотя сама Рита никогда не жила под одной крышей с Ксенией, всё таки ж, невольно объединились они в единую родовую душу. Как бы уже и не тайна они друг для друга, не за семью печатями. Печати сильны только для тех, кто Риту не знал близко. Ксения слишком хорошо знала своего отца, и уже через него, воспроизводя его облик в себе, считывала Риту. Пусть это и странно для тех, у кого не развиты тонкие и особые настройки в голове. Понимая отца, она понимала и всякую, приближённую к нему, женскую душу.

Рита лгала. Она менялась лицом во время лжи. Подспудно напряжённая мимика не соответствовала небрежно- сказанному. Умышленный цинизм прикрывал её некогда пережитое и нешуточное, отчаяние. Не было у неё на спутнике никакого секса! Она только мечтала о подобном экстремальном виде спорта, а не было ничего! Неясно, по какой причине он её отодвинул от себя там, где не могло быть ни одной по-настоящему красивой женщины.