Натан с трудом успокоил себя и вслушался в речь Джарира. «Что ты за человек такой? Пришел сюда, лопочешь о своем, и даже не обращаешь внимания, что никому твои истории не нужны…» – подумал Натан.

– Я тут причем? – чуть слышно пробормотал Натан. Он все также не смотрел на Джарира, а потом взял в руки иглу и стал шить.

– Как при чем!? Эти мечты появились именно благодаря вам! Вы представляете, я ведь совсем не знал, что вы здесь – в Эзилате. В скольких городах я побывал, а сколько времени уже прошло! И тут, когда я собираюсь отправиться в то самое путешествие на Север, о котором мечтали вы, я решаю посетить Эзилат, и узнаю, что вы живете именно в этом городе. Мы ведь расстались в Антарсии! Я не мог не посетить вас!

– Какое совпадение, – тяжело заметил Натан, – но я-то тут причем?

Джарир будто не заметил раздраженного и грустного тона старика, быстро ответил:

– Вы не причем, если, конечно, вдруг не решите отправиться в странствие со мной!

Услышав эти слова, Натан будто отрезвел и с подозрением посмотрел на гостя. В этот миг в его голову закралась мысль, не подослал ли этого так называемого «Джарира» Онестус. Уж больно странным было появление человека, с которым Натан познакомился так давно – это было словно в прошлой жизни. В этот момент он не мог отбросить этой мысли, хотя для этого достаточно было вдумчиво все взвесить: только одежда Джарира стоила целое состояние. Как бы Онестус смог уговорить такого богатого человека заниматься такой ерундой, но Натан в тот момент об этом не думал.

– По правде говоря, я пришел сюда посмотреть на вас. Вы долгое время были идеалом в моей далекой юности. Мне очень захотелось убедиться, что вы также добились своего. Мне казалось, что вы захотите рассказать мне о Севере все, что знаете.

Речь гостя замедлилась в конце и обрела оттенок задумчивости. Он огляделся вокруг и смог рассмотреть, наконец, лавку портного. Джарир постарался не показать, что в нем зародилось некоторое разочарование. Он надеялся найти не старого портного, а искателя приключений. Тем не менее, его успокаивало, что Натан был знаменитым человеком.

Натан все также раскручивал мысль о том, что Джарир не случайно пришел к нему.

– Меня не интересуют никакие путешествия. Кто надоумил вас прийти сюда?

– Говорю же, я сам, – изумился внезапному вопросу Джарир. – Почему вы спрашиваете меня об этом?

Натан не ответил на его вопрос, а лишь ехидно подметил:

– Да, конечно, сам!

– Так и есть.

– И кто же сказал вам, где меня найти?

– Люди. Я много с кем общаюсь. Так слово за слово, не помню кто, рассказал мне о вас, Натан. А когда я услышал имя, то догадался, что это вы – вот и решил проверить. Мне стало любопытно.

– Любопытно значит?

– Именно.

– Не был ли случайно тот человек, о котором вы говорите, торговцем тканей?

– Я без понятия, – недоумевая, ответил Джарир, – почему вы спрашиваете?

– Потому что я знаю, почему вы решили зайти сюда. Что вам пообещали, если вы уговорите меня убраться из города?

– О чем это вы?

– Да о том, что вам заплатили, чтобы вы убедили меня отправиться в это ваше путешествие!

– Что за вздор?

– Это вы мне расскажите. Вы хотите, чтобы я отправился с вами в путешествие?

– Я не буду против этого, но я не настаиваю.

– Ага! Вот видите. Вы хотели бы этого, просто не можете прямо сказать. Сейчас многие зарятся на мое имущество, подсылают всяких проходимцев, но вот что я вам скажу – как бы ни так. Мое имущество никому не достанется. Ни тем, кого я не знаю, ни тем, кого я НЕ знаю! Тебе не удастся убедить меня бросить все, что я нажил таким трудом.

– Я не понимаю, о чем вы, господин.

Чем больше Джарир отпирался, тем больше Натан уверялся в том, что он подослан Онестусом или кем-то еще. Все сходилось: Онестус был знаком со многими торговцами и много знал о Натане. Чего ему стоило попросить кого-то из знакомых хорошо отыграть роль. Услуга за услугу, так сказать.

«Ух ты гад, Онестус», – думал Натан. Он злился. Еще несколько дней назад Онестус занял у него денег, а сам за спиной искал, кого бы подослать к Натану. На лице старика проступил пот, на висках от злости вздулись вены. Натан, взглянув на лицо опешившего Джарира, злобно прокричал, с размаху ударив сильно сжатым кулаком об стол:

– Не надо мне тут! Уходите отсюда и даже не думайте появляться здесь вновь!

Джарир молча смотрел на Натана и поражался необъяснимому, как ему казалось, порыву гнева. Он больше не сказал ни слова, просто вышел из лавки. Натан встретился с юношей глазами. Его умные карие глаза действительно напомнили ему о Джарире из тех самых лет. Действительно, они были так похожи: растрепанные черные волосы, худое тело – почти что кожа да кости, смуглое лицо, больше подходившее воришке. Юноша стоял рядом с входной дверью, вжавшись практически в стену, и неуверенно сказал: «Я – Лотар, господин». После этого он тоже вышел из лавки. Натан так и не понял, зачем мальчик представился, но этот миг запомнился, и гнев резко покинул его.

Внутри настала полная тишина. Натан с облегчением облокотился на скрипучую спинку стула, но на сердце у него стало еще тяжелее. Он вновь вспомнил об Аврелии.

Тит – высокий стройный легионер, командир отряда в чине декуриона4. Не смотря на низкий чин Тита, все обращались к нему с почтением, особенно обычные воины. В суровом и строгом взгляде этого невысокого человека чувствовалась какая-то сила, наводившая трепет и вызывавшая уважение. Он отличался чрезвычайной сдержанностью и иногда казался слишком холодным. Но солдаты любили его. Следовать за ним было легко – когда Тит отдавал приказы, у них возникало твердая уверенность, что они абсолютно правильные.

Тит все время ходил в панцире. Лишь вечером в личных покоях его можно было застать в обычной серой тунике. Ему была присуща аристократическая строгость и официальность, а военная униформа как нельзя лучше подчеркивала это. В остальном облик его отличался простотой: Тит всегда следил, чтобы лицо было чисто выбрито, под часто нахмуренными густыми бровями скрывались глаза стального оттенка. Его суровость подчеркивал шрам, рассекавший бровь, оставшийся с далекой войны, в которую он сунулся по юношеской глупости.

Молодой воин вошел в комнату декуриона без стука. Она была плохо освещена и, казалось бы, принадлежала заядлому вояке, но нет – там было все очень аккуратно уложено, чисто и воздух казался свежим, в отличие от стоявшего потного смрада в общих помещениях.

Тит молился, стоя на коленях у маленького алтаря. На этом алтаре была лишь одна неясная фигурка, не принадлежавшая ни одному из известных вошедшему богов. Тит молился каждый день: рано утром и вечером. Воин вошел без разрешения, так как решил, что передать приказ командира нужно срочно, потому смущенно окликнул Тита:

– Декурион Тит, – приветственно обратился он, оставшись стоять у входа в помещение.

– Чего тебе? – не оборачивая головы, спросил Тит.

– Приказ от легата.

– Я занят. Ты не видишь?

– Я подумал… Да, прошу прощения, – отступил воин.

Он вышел из комнаты, но сам, негодуя на себя за допущенную оплошность, ругался и на себя, и на командира. Он видел, что Тит занят, но поперся к нему. «Приказ важнее молитвы, мог бы и отвлечься», – тем не менее, оправдывал себя он.

Воина звали Хадегис. Это был храбрый, отличный легионером, но, несмотря на это и на все старания Хадегиса, Тит его основательно недолюбливал. Хадегис догадывался, почему так повелось. Он был алином – пришлым или не коренным жителем Эзилата. Алинов в последние годы стало там слишком много. Они толпами шли на юг со всего Дин-Ала, убегая от войн, разрухи и подступающих все более холодных зим. Это мало кого радовало. Тут и там они сверкали своими светло-золотыми и русыми волосами на улицах великого города. Варварская неотесанная речь доносилась из всех заведений и рынков и резала ухо местным жителям. Они пришли в поисках лучшей жизни, и лишенные всяких прав, становились дешевой рабочей силой. Многие их не любили, и Тит был одним из этих многих, потому что такие люди попадали и в армию.