К слову, родителей у Веры не было. Она воспитывалась бабушкой с более чем скромной пенсией, которой едва хватало на еду. И жила в полуразрушенном домишке, топившемся русской печкой, колоть дрова для которой входило в ее же обязанности.

За день до происшествия учительница со своими взрослыми подругами на машине мужа подъехала к дому Веры, вызвала ту на разговор и с помощью пирожных пыталась объяснить свою позицию:

– Еще раз тебе говорю! Мы уже не в лагере, поэтому то, что было там, больше невозможно, тебе понятно, Вера?

Пирожные девочка есть не стала. В ответ пригрозила, что, если училка еще раз позволит себе над ней прилюдно измываться, зарубит ее топором.

Что еще было в лагере, кроме игр в «дочки-матери», Олесе выяснить не удалось. На следующий день Вера бросила топор в портфель и достала его тогда, когда Мелания Борисовна – так звали учительницу – поставила ей очередную двойку в журнал.

Продюсер посчитал историю гениальной и попросил привезти в Москву Меланию Борисовну, директора школы, Веру и ее одноклассников. При этом истица-учительница полетела за свой счет. Директору и двум одноклассницам Веры поездку оплатили. Сама же Вера ну никак не могла оставить бабушку. И что бы ни предлагала ей Олеся от имени канала: экскурсию на Останкинскую башню, встречу со знаменитыми людьми, поездку на служебном автомобиле по ночной Москве – девочка не соглашалась. В конце концов, канал предложил подростку тысячу долларов. Это был удар ниже пояса, сдержать который Вера не смогла. Они с бабушкой договорились, что пока Вера будет в столице, по хозяйству за деньги поможет школьный завхоз.

В общем, шоу состоялось. Меланию Борисовну заклеймили, Веру оправдали. И выдали из кассы 40 тысяч рублей.

– Но ведь курс на сегодня 61, – жестко отметила Олеся, через которую передавался конверт с деньгами.

– Девочка все равно в этом ничего не понимает, – был ответ кассира продакшена.

И Олеся молча доложила в конверт для Веры двадцать одну тысячу из своих.

– Что мне теперь делать? Как вернуться в школу? В село? – плакала Мелания Борисовна.

Олесе хотелось сказать: «Сама виновата». Но язык не поворачивался. Потому как она знала, виновата не училка, а система, поставившая некомпетентного человека на место вершителя подростковых судеб.

Через пару дней в vk* к Олесе постучалась Вера. Девочка стала восемнадцатой героиней шоу, выбравшей Олесю на роль бесплатного домашнего психолога.

Герои второй категории имели иные проблемы. Олеся привозила на шоу матерей неизлечимо больных детей, которым государство «зажимало» положенные средства на дорогостоящие лекарства, требуя такой пакет документов, который среднестатистический человек был не в состоянии собрать. Она находила одиноких пенсионеров, голодающих и замерзающих в забытых богом аварийных халупах, по вине банковской бюрократии не имеющих доступа к скудной пенсии. Эксперты-звездочки требовали наказать государство. А мамы и пенсионеры после шоу подходили к Олесе и спрашивали:

– Ну, что? Теперь нам дадут лекарства?

Или:

– Ну, что? Теперь я могу получить пенсию?

И Олеся поднимала свои связи среди врачей и юристов, находя возможность помочь «хотя бы этим четырем семьям и этим двум пожилым людям»*.

Глеб Штейн не одобрял увлечения жены поддерживать связь с бывшими героями программы.

– Это отработанный материал. Забудь.

Олеся в ответ заламывала руки, пытаясь объяснить свои поступки, но тщетно.

Подобные конфликты случались регулярно. Благо апартаменты, где жила пара, были огромными и с двумя спальнями. Это позволяло им спокойно сосуществовать друг с другом в одном периметре, все дальше и больше отдаляясь друг от друга эмоционально и физически.

Вскоре в эксперты проник новоиспеченный успешный адвокат, за участие в шоу которого продакшен получил пару миллионов. Это была новая тема – зарабатывать на людях, желающих пропиарить себя на центральном канале. «Кухонные разборки» адвоката не устраивали, он хотел реального «месива».

И Олеся полетела в Самару. Там ранее жил и туда недавно вернулся то ли проданный в рабство армейским руководством, то ли сбежавший из армии молоденький солдат.

При встрече молоденький оказался не таким уж молоденьким – седые волосы, отсутствующие передние зубы.

– Сколько вам лет? – спросила Олеся.

– Двадцать семь, – ответил «солдат».

– Расскажите свою историю.

История была путаная. Со слов Григория – так звали потерпевшего – он восемь лет находился в Узбекистане на кирпичном заводе, куда его увезли ночью на грузовике прямо из части, якобы продав в рабство. Так, мол, руководство части зарабатывало себе на хлеб. Дело вела военная прокуратура. Улики пока свидетельствовали о том, что Григорий говорит правду. Кирпичный завод действительно существовал. На нем действительно работали нелегалы, разбежавшиеся в тот день, когда нагрянула прокуратура. Олесю смутило, что из части Григория больше никто не пропадал. Год за годом сколько ребят призывалось, столько же и демобилизовывалось. Раскрутить историю Григория и наказать обидчиков требовал местный депутат, метивший в кресло заместителя мэра. С ним Олеся тоже встречалась и никак не могла взять в толк, почему этот лощеный хлыщ принимает, как он заявил, ситуацию Григория «близко к сердцу».

– Тронута тем, что у вас есть сердце. Какое оно? – спросила Олеся депутата перед тем, как покинуть шикарный офис…нет не в центре Самары, а в загородном имении.

– Сердце у меня красное, – нашелся, что ответить депутат и рассмеялся.

– Значит, так и запишем: у вас красное сердце, – пожала Олеся руку депутату и ретировалась.

Что-то не давало журналистке покоя. На их встречу в парке Гриша приехал в костюме «тройка»*. И хотя было прохладно, он заливался потом. Олеся решила еще раз встретиться с Григорием и поехала к нему домой.

У подъезда на скамейке сидели бабки:

– Наркоман ваш Гришка. Еще со школьной скамьи. И как его в армию взяли.

«А ларчик, как говорится, ПРОСТО открывался», – поняла Олеся.

На ее звонок из квартиры вышел фигурант. Он был уже не в костюме, а в футболке и трениках. На руках и ногах следы от уколов. Что, собственно, и объясняло его столь плачевный вид в столь молодом возрасте.

В Москву Олеся вернулась ночью и сразу поехала в Останкино. В сложных ситуациях продакшен не спал. Шоу должно было выйти в эфир послезавтра. Съемки были назначены на завтра. Все было подготовлено. Ждали только Олесю с докладом. Билеты на самолет у героев программы – депутата и Григория – были на утренний рейс.

В кабинете мужа сидели пятеро: он сам, директор канала, директор шоу, редактор и адвокат-эксперт.