Поток чистой магии, который двигается ко мне, испаряет крепление лампы. А вот сама лампа остается целой, и, конечно, падает на ковер. Быстро. Но не так быстро, как стремится ко мне очищающий луч. Уклониться я не успеваю, только это и не требуется. Ребята Конрута продолжают отстреливаться, и одна из пуль, наконец, нашла свою цель. Канделябр с потолка сорвался за секунду до того, как очищение должно было совместиться с моим лицом. Тяжелая, бронзовая дура краем ударила в вытянутые руки Ноны, сбив прицел. Иерарха таким не проймешь, но руки дернулись, поток очищения прошел мимо. А еще тело Ноны теперь блестит и лоснится от брызг горячего масла. И в этот момент срезанная ударом лампа падает на ковер.

Нона вспыхнул весь, одновременно. Через секунду стало понятно, что огонь не наносит повреждения проклятому чистому. Стоя в языках пламени он смеется безумным смехом:

— Ты думал, очищающее пламя может причинить вред тому, что и так состоит из чистоты⁈ — Голос иерарха даже прерывается — так ему весело. — Но вы разозлили меня. Я наигрался. Теперь вы все умрете.

Не знаю, что он там собирался сделать — может, ударить по площади, выжечь сразу все подземелье. Вот только огонек на шнурке, что болтался у него за спиной с шипением поднимается все выше. К самой пояснице.

— Эй, Нона, — крикнул я. — Огонь — это не только очищение. Попадешь к чистому — передавай привет от Вулкана.

Побоялся. Все-таки побоялся назвать свое имя. Не за себя даже, за семью. Диего Кровавый до сих пор мертв — пусть так и остается. А Гефест — это ведь он умеет обращаться с огнем. И горными работами он тоже занимается. Так что будем считать, что динамит — это как раз его епархия.

Насторожиться иерарх успел, и даже открыть рот, чтобы вопрос задать, а больше ничего. Огонек на бикфордовом шнуре дополз до собственно динамита.

Керкопы хорошо постарались. Если бы шашки взорвались хотя бы на расстоянии сантиметра от тела иерарха, ему бы это вряд ли сильно повредило. Вот только о том, что за сюрприз укреплен у него на спине, иерарх Нона не знал. Он окружил себя защитой, и эта защита полностью покрывала его тело и все, что к нему прилегает. Защита просто не сработала, поэтому вся сила взрыва обрушилась на свежеиспечённого иерарха Нону.

Две шашки по полфунта, да в закрытом помещении… я почему-то не подумал о том, что и сам не бессмертный. Хорошо, что стоял я все-таки не вплотную, футов пятьдесят нас с иерархом разделяло. Но приложило все равно знатно. Я даже потерял сознание, а очнувшись, обнаружил себя лежащим дальше по коридору возле стены. В первый момент показалось, что у меня переломаны все кости, но, удивительно, подняться получилось, и даже кое-как идти, держась за стенку с одной стороны, и поддерживаемым Керой с другой. Взрыв сдул пламя, к тому же масло уже выгорело, так что пожар больше не разгорался, но ковры и ткань на стенах продолжали тлеть, отчего коридор заполнился удушливым дымом. Надо бы поторопиться, не то задохнемся. Да и заключенных из подвалов еще не всех вывели.

Иерарху Ноне досталось намного сильнее, чем мне. Его разорвало пополам. Когда мы с Керой подковыляли к нему, вокруг тела уже с задумчивым видом экспертов-криминалистов бродили Кандул и Акмон. На меня они отвлеклись только чтобы бросить полный холодного недовольства взгляд. Оба одновременно. Похоже, злятся, что не им довелось подпалить бикфордов шнур. Когда мы с Керой подковыляли, Акмон как раз легонько пнул верхнюю половину иерарха. Сначала дернулась рука, а затем Иерарх Нона открыл глаза. Акмон тут же отскочил назад — как раз под удар Кандула.

— Вот обязательно надо было его потыкать⁈ — прошипел Кандул.

А то, что осталось от иерарха тем временем вновь окуталось очищающим сиянем.

— Глупые, грязные смертные. Вы надеялись, что это меня убьет? Вы ошибались. Мне плевать на телесные недуги. И сейчас я очищу этот мир от вас.

— Себя сначала очисти, идиот. Посмотри, внутри тебя то же дерьмо и кровь, что и в любом из нас.

Я ляпнул не подумав. Болтал, только пытаясь оттянуть момент, когда нас тут всех распылят. Я почему-то был уверен, что чистый может выполнить угрозу. Однако мои слова его неожиданно задели. Опустив глаза, он возмущенно заверещал — как будто таракана в супе увидел. И попытался отползти. За туловищем потянулись склизкие фиолетовые внутренности, и это окончательно лишило иерарха рассудка. Он оперся на левую руку, а правую направил на «грязь» и принялся ее выжигать. Только внутренности все не кончались. Чистый уничтожал собственное тело. Когда прахом осыпалось сердце он, наконец, успокоился.

— Вот так, — подытожила Кера, глядя на останки. — Они очистят сначала весь мир, а потом и за себя примутся.

— Никогда не любил перфекционистов, — подытожил Акмон. — Идеальной может быть только пустота.

— Охренеть вы все тут философы, — буркнул я. — Сдох и хрен с ним. Лучше ковер кто-нибудь потушите, а то мы тут задохнемся. И где Конрут?

Конрут нашелся неподалеку, и выглядел паршиво. Ему ни разу не досталось очищением полноценно, однако несколько раз луч коснулся его краешком, отчего убийца смотрелся как неплохо пропеченный поросенок. Там, где раны не прикрывали остатки одежды.

— Интересно, а если зеркалами обвешаться, это от чистых поможет? — пришло мне вдруг в голову. Ну в самом деле, не скакать же мне вокруг Конрута с причитаниями? Он вполне жив, и даже в сознании. Шрамы, конечно, останутся, ну так у меня тоже такие есть. Переживет.

— И долго ты обвешанный зеркалами провоюешь? — простонал убийца. — И как будешь в них двигаться?

— Можно, например, машину ими обвешать… впрочем, не важно. Это я так, в порядке бреда. Ты как, будешь умирающего героя изображать, или организуешь эвакуацию?

— Да дай ты хоть раны перевязать! — возмутился Конрут. — У меня все тело болит!

— У меня тоже, — пожал я плечами, и поморщился, потому что даже это было больно. — Я же стою…

Слава богам, наше долгое отсутствие заметили. И даже озаботились поисками, потому что оставшиеся снаружи «повстанцы» не только добили последних сопротивлявшихся послушников (и, как потом выяснилось, выловили тех из них, которые попытались сбежать), но и объяснили освобожденным, что разбегаться им никак нельзя, что им предстоит перебраться в надежное, безопасное место. Более того, организовали их на сбор трофеев, так что у нас теперь будет аж пять пулеметов. Это, собственно, единственная хорошая новость, потому что из двух сотен жителей Тестаччо, пришедших освобождать своих товарищей, выжили только сто двадцать разумных. Потери удручающие, особенно если учесть, что убили мы в лагере всего сто чистых монахов и пятьдесят послушников.

Все это я узнал позже, а пока очень обрадовался, что за нами пришли, помогли потушить вонючий костер на месте драки с иерархом, и без моей помощи выпустили всех оставшихся пленников подвалов. Вообще, узнав, что мы убили иерарха, ко всем участвовавшим в драке стали относиться с повышенным пиететом. Не то, чтобы нам поклонялись, но к словам прислушивались чутко, и любые указания бросались выполнять с дивной готовностью. Особенно это почтение понравилось керкопам, которых до этого преимущественно приветствовали руганью. Они тут же принялись раздавать соответствующие их дебильному чувству юмора приказы, но я это дело пресек. Нужно было убраться отсюда как можно скорее, и не только самим, но и вывезти кучу народа. А еще нужно было решать, чем я буду эту толпу кормить, развлекать, кто будет ее лечить, когда они заболеют, и как сделать так, чтобы их при всем при этом не обнаружили чистые. Кошмар.

Иерарх Прим задумчиво взглянул на тело. У его ног лежал прежний иерарх Прим — точнее, то что от него осталось. Иссохшая мумия — фактически скелет, обтянутый кожей. Иерарх не испытывал сожалений по поводу смерти прежнего Прима. С чего бы ему жалеть человека, которого он ненавидел? Однако при взгляде на тело все равно возникали неприятные ощущения. Прежний иерарх Прим умер, потому что разочаровал свое божество. Надолго ли хватит его самого?