Поезд, лязгая сцепками, медленно остановился. Проводник в черной железнодорожной форме прошелся по вагону, стучась в двери купе, приглашая пассажиров на выход. Мы ехали в самом дальнем, так что спешить не пришлось, вагон мы покидали последними. Опираясь на трость, я осторожно спустился на перрон. Отрицательно мотнув головой мальчишке с тележкой, не торопясь направился к выходу. Багажа у нас нет. Даже объемный саквояж, который тащит притворяющийся слугой Ремус, был куплен больше для виду, и заполнен сейчас едва ли на треть. Богатому эквиту, которого я изображаю не пристало путешествовать налегке, это может вызвать чье-нибудь удивление. Внушительная сумма, взятая трофеем с предателя Марка большей частью обосновалась в одном из банков, на анонимном счету. Таскать с собой несколько килограммов серебра — не лучшая идея. Мы пока истратили только малую часть, около двухсот сестерциев. Львиная доля пошла на лечение меня и Ремуса — услуги докторов недешевы. На остальное мы сменили гардероб и обзавелись оружием. Я с нежностью погладил рукоять револьвера Вебли-Прайса. Да, я по-прежнему остаюсь верным этой кельтской фирме — почему-то их машинки мне нравятся больше других. Только модель поменьше размером — таскать у всех на виду оружие в метрополии не принято, а в карман пальто уместился только этот коротыш. Впрочем, в сумке, которую тащит Ремус, есть и старший брат этого револьвера, и даже ридикюль у Керы не пустует. За последнее время я как-то привык, что лучше, когда револьвер есть, чем когда его нет, так что не стал избавляться от этой маленькой слабости.

Вокзал Термини, обязанный своим названием знаменитым термам Диоклетиана, что на противоположной стороне площади Республики, встречал нас так же равнодушно, как и тысячи прочих приезжих. Похвастаться таким же отношением я не мог. Волнение присутствовало. Как бы я не убеждал себя, что мне в принципе неважно, как отнесется к явившемуся из небытия Диего Ортесу семья Доменико, некоторые опасения все равно присутствовали. Почему-то ожидал встретить покровительственное, или, того хуже, презрительное отношение. Ну как же, бедный родственник, сын изгнанных из рода, неблагонадежный, преступник (уже казненный, между прочим), и вообще крайне одиозная личность. Не раз и не два за время дороги приходило мне в голову сменить финальную точку маршрута. По прибытии в Рим ведь не обязательно появляться в поместье семьи Ортесов. Что может помешать остановиться где-нибудь в гостинице, и начать понемногу врастать в столичное общество? Только обещание, данное Доменико.

Брат как будто чувствовал мои сомнения, не раз и не два требовал подтвердить, что явлюсь представляться дяде сразу же как только окажусь в Риме.

— Я понимаю и разделяю твою ненависть, брат. — Доменико смотрел мне в глаза. — Но и ты пойми. Если ты рванешь убивать иерархов… Даже если ты сможешь убить одного, двух, да хоть всех — ничего не изменится. На их место просто придут другие. А у тебя только одна жизнь. Не отдай ее чистому без смысла и толку. Ради меня, ради семьи. И запомни: наша семья имеет вес. Деньги и власть — это актив, который можно использовать в борьбе. Это оружие, которое поможет добиться большего. У тебя есть время. Осмотрись. Подумай. Я уже давно не в Риме и не знаю всех нюансов, не могу ничего посоветовать, но у тебя будет возможность присмотреться к играм аристократов. Вот и займись этим. Пообещай мне, что ты не будешь пороть горячку и не «потеряешься» по дороге.

Похоже, парень даже подумывал о том, чтобы бросить все, и лично проконтролировать мое путешествие, но все же не стал действовать вопреки здравому смыслу, положился на мою честность. Подвести единственного близкого человека было невозможно, так что я неизменно отбрасывал трусливые порывы.

Путешествие через половину страны для бывшего неблагонадежного и разыскиваемого преступника оказалось удивительно приятным и простым. Деньги творят чудеса. Деньги, а еще наличие вполне настоящего паспорта, выданного, правда, на имя одного из людей Доменико, немного похожего на меня по описанию. В этой жизни мне еще не доводилось путешествовать с таким комфортом. Вагоны первого класса, гостиницы для благородной публики, тихие, уютные рестораны… Появись я даже поблизости от подобного заведения в прежнем образе неблагонадежного, меня бы, пожалуй, прогнала охрана. Костюм из тонкорунной шерсти, трость с посеребрённым набалдашником и щегольская шляпа разительно меняют отношение окружающих к обладателю этих предметов гардероба. Все было бы просто идеально, если бы не периодические приступы ярости, которые накатывали на меня, порой, в совершенно неожиданных ситуациях. Особенно часто — при большом скоплении народа. Я не рассказывал о своих проблемах спутникам. Это явно что-то психическое, помочь они не смогут, остается только терпеть и надеяться, что со временем все пройдет.

Мы не торопились, и вовсе не потому, что я оттягивал встречу с родственниками. Нужно было хоть немного привести себя в порядок. В то же время оставаться надолго на одном месте не хотелось — я подспудно боялся привлечь внимание властей. Раны заживали из рук вон плохо, несколько раз начиналось воспаление, отчего дважды приходилось останавливаться и отлеживаться в какой-нибудь гостинице, дожидаясь, пока организм придет в порядок. Докторов не беспокоили. Очень уж характерные повреждения, мало ли, придет кому-нибудь в голову поинтересоваться, откуда у меня такой набор пулевых ранений. Приходилось пользоваться своими скудными знаниями в области врачевания, в основном налегая на карболку, которой я пропах, казалось, навсегда. Шрамы под одеждой невидны, а тот, что на голове скрыт волосами — с помощью Керы лоскут кожи удалось пришить на место, и теперь под волосами почти ничего незаметно, только краешек в пару сантиметров длиной на лбу. Ничего, это не страшно.

Спокойное путешествие благотворно сказалось и на моих спутниках. Что Кера, что Ремус поправились, обрели некий лоск, который можно разглядеть только у сытого и уверенного в завтрашнем дне человека. Так что наша компания, выйдя на площадь республики, если и выделялась из основной массы, то только в лучшую сторону. Впрочем, жители Рима тоже не подкачали. Аккуратные, несуетливые, полные достоинства люди прогуливались вдоль витрин многочисленных магазинчиков, сидели в кофейнях, ведя неспешные беседы, или спешили куда-то по своим загадочным для меня делам. А самое странное, в их глазах нет страха. Глядя на эти лица ни за что не подумаешь, что окраины республики либо уже полыхают, либо вот-вот взорвутся. Странно и удивительно, а еще вызывает злость на этих респектабельных граждан, которым абсолютно наплевать, что где-то не так уж далеко их голодных соотечественников методично выдавливают из жизни. Возникает острое желание всколыхнуть это сонное благополучие, заставить этих сытых и спокойных обывателей очнуться и увидеть…

Заставил себя встряхнуть головой, до боли впился ногтями в ладони, прогоняя накатившую злость. После расстрела на меня порой накатывает такое, и сдержаться сложно. Должно быть, слегка повредился рассудком от переживаний, но пока держу себя в руках. Все, пора идти. Незачем стоять посреди площади, у нас, вообще-то дела.

Ремус шустро нашел извозчика — он всю дорогу изображает служку. Мне это не очень приятно, мальчишка — настоящий соратник, а я его низвел до уровня мальчика на побегушках, пусть и в целях маскировки. За младшего брата его не выдашь, очень уж мы разные. Сам парень, впрочем, совсем не против выбранной роли, и только недоуменно пожал плечами, когда я попытался извиниться. «Вокруг враги, доминус Диего. Если будет для дела нужно, я и лупу[1] изображу».

— Поезжай к фонтану Треви, — велел я извозчику.

Кажется, об этой достопримечательности я слышал даже в прошлой жизни. Удивительно, сколько совпадений, несмотря на то, что история двух миров отличается разительно. Извозчик, должно быть, узнал в нас приезжих, так что лошадь не торопил, давая насладиться видами. Да и сам преисполнился гордости и важности — ну как же, столичный житель! А тут какие-то провинциалы! И неважно, что провинциалы явно принадлежат сословию эквитов — в столице последний рыбак выше, чем самые знатные приезжие. Сейчас он покажет этим деревенщинам красоты столицы и вдоволь насладится их вытянутыми от удивления и восторга физиономиями.