— Ты сказала, что подруг больше нет. — Проговорил я. — Ты видела, как их убили?

— Они живы, пока. Но их забрали чистые. Как всех сейчас забирают. Посмотри вокруг, даже наших много пропало. Трактир пуст, все попрятались по норам.

Что-то мне это напоминает. Помнится, неблагонадежных тогда тоже куда-то увозили.

— Ты знаешь, где они сейчас?

— Не знаю. Их сажают в локомобили и увозят из Рима. Куда-то на север. И никто не возвращается.

Очень, очень знакомо. Кажется, я знаю, зачем их увозят. Сразу вспомнились ярчайшие столбы света во тьме, лагерь, окруженный вышками с пулеметами и тысячи иссушенных трупов в овраге. Чистые нашли себе новых неблагонадежных.

— Скажи, Диего, ты найдешь моих сестер? Ведь это тебя теперь зовут Защитником. Помоги нам.

— Это еще откуда? — удивился я. — Что за дурацкое прозвище и откуда оно взялось?

— Люди так тебя прозвали. Это ведь ты спас людей тогда, месяц или полтора назад. Убил пятерых чистых и позволил людям уйти из ловушки. Люди не знают, но среди тех, кого там жгли, были и иные. Они тебя узнали.

— Mala pituita nasi! — остаться равнодушным после таких новостей было нельзя. Боги, как я зол! Нашли себе защитника, и теперь ждут, что их спасут. Сволочи! Ленивые, инертные твари!

И ведь придется искать. Во-первых, мормолики мне не чужие. Они показали себя надежными партнерами, не хочется их терять. А еще очень хочется обломать чистым возможность еще усилиться. Вот только получится ли провернуть такую же авантюру, как в прошлый раз?

Я настолько погрузился в раздумья, что Конрута заметил уже после того, как он уселся к нам за столик. Кивком поприветствовав меня, убийца принялся расспрашивать мормолику — она пересказала ему то же, что и мне.

— Я собираюсь вытащить ее сестер, — подытожил я рассказ. — Ты как, не хочешь поучаствовать? — На самом деле помощь Конрута была бы очень полезна.

— Не хочу, но придется, — задумчиво протянул убийца. — За последние дни мы потеряли уже пятнадцать жителей. Иные часто мелькают там, где что-то происходит — так больше шансов заработать или добыть что-нибудь полезное. Скрываться они умеют, только рано или поздно все равно кто-нибудь из чистых обнаружит, что в их загребущие лапы попали не только простые смертные. А дальше небольшой допрос, немного пыток — и не будет больше тестаччо. Я, собственно, и подошел к тебе с просьбой принять участие, доминус Защитник.

Понятно. Конрут уже тоже в курсе. А я, судя по всему, обрастаю прозвищами. Забавно, особенно если объединить. Кровавый защитник — это звучит.

— Вы хоть знаете, куда их свозят? — мрачно уточнил я. Как-то нет у меня хороших ожиданий от предстоящих мероприятий. — А то мне вот, например, непонятно даже, в какую сторону воевать.

— Я выяснил. Есть тут у нас пара братцев-керкопов, я, может, упоминал про них. Так вот эти проныры устроились журналистами в какую-то газетенку, представляешь? Ну и по заданию редакции проследили, куда возят отловленных, так что сведения надежные. Может, даже в газетах скоро появятся, если у тамошнего руководства яйца есть. Возле Сабатинского озера, в бывшем замке семьи Орсини — говорят, ее последний представитель стал чистым, он и передал им в собственность поместье. Впрочем, не важно. Я это к тому, что добираться далеко не нужно — всего тридцать миль на северо-запад от Рима. И я бы поторопился выяснить, что там происходит. Мало ли, что там с пойманными делать собираются?

— А ты что, не знаешь? — удивился я, и по глазам убийцы понял, что он, действительно, не знает. — Ладно. Вот сегодня и узнаешь…

Раньше вокруг Сабатинского озера, помимо замка, было аж триннадцать деревень и целый комплекс бань. Теперь они все пустуют.

До Сабатинского озера мы добрались на машине Конрута — оказывается, убийца благосклонно относится к новинкам техники, и владеет отличным ее образчиком. Я в который раз подумал, что мне бы тоже не помешало, благо дядя, наверное, не откажется продать продукцию его завода по себестоимости, по-родственному.

Мы прибыли ранним утром, еще до рассвета. Правда, до замка Орсин, как собирались, так и не добрались. Километрах в пяти на востоке в небо били яркие и такие знакомые мне лучи света, но дорога туда перекрыта. Территория вокруг озера обнесена оградой, чья хлипкость и ненадежность компенсируется развешанными через каждые двадцать шагов грозными табличками. «Собственность ордена чистоты. Проход запрещен. Дерзнувшие нарушить запрет будут очищены». Надписи, как и сам забор оказались сюрпризом не только для меня, но и для «местного» Конрута.

— Я слышал, что они получили землю вокруг озера в дар от Сената, только не знал, что так много! Mentulam Caco, а куда дели жителей деревень? Что-то я не помню разговоров о таком большом переселении! Там больше тысячи людей!

— Думаю, мы их сегодня увидим, — Я почему-то не сомневался, что все местные жители остались здесь же, только уже в статусе заключенных.

Попасть на территорию, огороженную забором оказалось совсем несложно. Локомобиль Конрута отогнали подальше и там спрятали в кустах. Сами немного прошли вдоль забора, поглубже в лес, чтобы не маячить на открытой местности, и просто перескочили через хлипкое сооружение. До замка еще нужно дойти — мало ли, кто еще бродит по территории. Впрочем, Кера никого не почувствовала, так что есть вероятность, что нас пока замечать особенно некому. Чистые полагаются на волшебную силу своих табличек и, в общем, правы — мало сейчас найдется индивидов, готовых сделать то, что запрещает чистый орден.

Первая встреченная деревня оказалась пуста. Как неожиданно. Впрочем, судя по ругани Конрута он таки надеялся увидеть что-нибудь кроме брошенных домов и запущенных огородов. Видимо, питал еще какие-то иллюзии. Однако они оказались окончательно развеяны, когда мы подошли к замку. Подобраться удалось достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть происходящее на территории. Мы расположились на возвышенности, так что ничто не мешало «насладиться» знакомой картиной. Несколько тысяч людей на довольно маленькой площади, огороженной забором и пулеметными вышками. И охрана — в этот раз ее гораздо больше. Наверное, дело в том, что мы прибыли к самому началу гекатомбы, когда основное действо только начинает разворачиваться. Впрочем, огромные прожекторы уже не пустуют. Издалека плохо видно, но рассмотреть, что кто-то на них корчится в ярком, опаляющем свете можно.

— Stercus accidit… — пораженно прошептал Конрут. — Вот твари!

— Действительно, — пробормотал я, разглядывая тут и там бродящих между заключенными послушников чистых. — Их тут по меньшей мере пятьсот человек. И еще неизвестно, сколько в замке. Плюс, наверняка есть кто-то по-настоящему сильный — не просто же так они тут народ пачками очищают. И в связи с этим у меня вопрос: сколько, ты говоришь, иных согласилось поучаствовать в освобождении соплеменников? И еще — у вас как с оружием?

— Сотня иных, — прошептал Конрут. — У остальных, как всегда, задницы слишком драгоценные, чтобы подвергать их опасности. Оружие, может, и найдется, но… Гражданские они. Против такой толпы не сдюжат, хоть и эти в балахонах явно пентюхи.

— Ты еще пулеметы не учитываешь. Их, если что, и развернуть недолго.

— Semper in excremento, sole profundum qui variat[15]. — ответил Конрут одним из любимых выражений старика Мануэля. — И втихую их не вытащишь. Я бы смог незаметно пробраться внутрь, да только где их там искать? Заметят. Особенно, если попытаюсь вывести.

— Ага, — покивал я. — То есть о том, чтобы подложить свинью чистым ты уже и не думаешь. Да и людей спасать, в общем, не обязательно. Главное — своих вытащить. Любопытно, ты своих сейчас выбрал, когда сообразил посчитать, или все же раньше решил?

— Нечего из меня предателя лепить! — окрысился убийца. — Я просто не вижу, что тут можно сделать нашими силами!

— А если я вижу? Будешь делать, что скажу? Или найдешь еще причину, чтобы не рисковать?