— Привет, Артём. Я бы позвонила, но Костя сегодня с самолёта после командировки и уставший лёг спать пораньше. Не хочется переписками или звонками, ты же не заедешь на неделе?

Коротко вздыхаю. Мысленно считаю до пяти, а затем печатаю ответ:

— Привет, мам. Ты же знаешь, что пересекаться с твоим мужем у меня нет желания.

— А вечером? Когда он ещё на работе будет.

— Не уверен… учёба, работа — со свободным временем не так радужно, как хотелось бы.

— Тогда так напишу, а то пока тебя дождусь… А мне сейчас надо.

Немного напрягает меня такой настрой матери. Что за срочность вдруг? Я даже завис на половину минуты, озадачившись и в то же время насторожившись.

Словно по заказу, прямо в этот же момент я слышу, как за окном за моей спиной начинает шуметь самый настоящий ливень, который готовился пролиться ещё час назад.

— Что там у тебя? — спрашиваю в своём новом сообщении.

— Я хотела про твою комнату спросить… Ты забрал всего ничего в прошлый раз. Не будешь против, если я твои оставшиеся вещи переложу в подсобку в нашем шкафу? Или сам забрать хочешь?

И всего то? Видимо, она просто искала повод поговорить.

— Можешь убрать в подсобку. Всё, что мне нужно, я уже давно увёз к себе в съёмную квартиру. Решила навести порядок?

— Мы с Костей решились стать настоящей семьёй. В общем, я беременна. У тебя будет маленький братик или сестрёнка, Артём.

Вот так новости. Уж такого я точно не ожидал. Мать у меня, конечно, ещё молодая и здоровая, но ни разу я от неё и Константина не слышал хоть слова о детях. Живут вдвоём несколько лет, ничего такого не помышляли. Или я просто не в курсе.

— Рад за тебя. Можешь сделать из моей бывшей комнаты самую крутую детскую спальню в мире.

— Думала, ты разозлишься.

Не знаю, как будет после, но сейчас ловлю себя на том, что никакой агрессии от новости не испытываю. Связано ли это с ожиданием весточки от Крыловой и мыслями о ней или с тем, что я просто уже смирился с наличием Константина в жизни матери? Не знаю. Просто, видимо, не до этого сейчас.

— Живи как хочешь, я не могу тебе указывать. Да и рад я, если ты рада.

— Тебе не нравится мой выбор и теперь мы как чужие. А потом ещё и родившийся у нас с Костей ребёнок тебя совсем отпугнёт…

— Мне не нравится Константин, а это совсем другое.

Через несколько минут ливень начал успокаиваться и переходить в формат обычного дождя. Кажется, я даже слышу первую в этом году грозу. Развалившись после переписки с матерью на кровати, думаю о том, что сейчас делает Одария. Как школьник, захожу раз за разом в «Вконтакте», чтобы проверить, не появлялась ли девушка в сети. Но её всё не было и не было. Я ждал и надеялся, что хоть какой-то знак Крылова мне подаст, не смотря на желание быть одной.

Не наивен ли я? Если мне самому хочется поделиться своими новостями после недавних вечерних переписок с одногруппником и матерью, разве значит ли это и взаимное желание Одарии делиться своим со мной?

Мы много язвим на тему дурацких влюблённостей, но что если девушка нисколько не шутит, когда смеётся над чувствами? Ведь так получилось, что у меня они есть.

Только признаться такой девушке, как она, страшно.

На улице раздаётся громкий раскат грома. Да, буду, как громом поражённый, если признаюсь Крыловой в любви, а они посмеётся надо мной.

Я вновь слышу сигнал оповещения. Ну, кто на этот раз? Поднимаю с соседней пустой и холодной подушки телефон, ввожу пин-код для разблокировки экрана и вижу родное сочетание букв.

Одария. Её имя на экране мобильного телефона, как что-то особенное и эксклюзивное. Специально для меня.

— Пишу, чтобы пожелать спокойной ночи и сказать, что это и правда та самая записка. Я просто в шоке, Артём, у меня нет слов.

______

Вот и настал этот момент) В следующей главе вместе с Одарией прочтём, наконец, найденную записку от Ани)

Ох, и самой волнительно))

Одария

В детстве я и Аня хорошо ладили, что вызывало у родителей и старших родственников удивление смешанное с умилением. Всё же не всегда двум маленьким девочкам удаётся жить дружно под одной общей крышей. Тем более, что наша разница в возрасте была достаточно крохотной для того, чтобы появилась благодатная почта для ревности. Всего три года разницы обеспечили нам общие игрушки и общее внимание родителей, но мы сильно не ругались.

Помню, как с сестрой было весело проводить время, обмениваться куклами и одеждой для пластиковых красоток. Как выбегали во двор вдвоём к остальным детям, как затем вместе шли в школу по утрам….

В один момент мы перестали быть детьми. У меня своя компания, у Ани своя. Подростковые годы сделали своё дело — мы отдалились. Начались придирки, недовольства, язвительные перепалки, делёжка косметики. Оказалось, мы совсем разные.

Еле вынесли последние годы нахождения в общей школе, но, к счастью, наступил момент, когда я стала студенткой первого курса, решив связать свою будущее с журналистикой.

Казалось бы: теперь всё будет хорошо! Однако, потом появился Ваня, и всё совсем пошло наперекосяк. Я, фигуристая симпатичная первокурсница, и он, такой же подтянутый симпатичный первокурсник из другого факультета. Привела я его к нам домой пить чай, а там и Аня крутилась, хлопая глазками. Понравился ей Ваня, и мне сразу это было видно. Только всерьёз «любовь» сестры я не воспринимала, принимая за подростковый каприз.

Чем дольше я встречалась с парнем, тем сильней росла одержимость моей сестры. Аня всё время находила повод оказаться рядом, одеться кокетливо, заговорить с Ваней… Но тот смеялся:

— Аньк, что ты крутишься возле нас? Мелкая ещё разговоры наши слушать! Иди в куколки играй!

— Мне шестнадцать!

— Ты школьница.

— Вы сами только ещё вчера школьниками были!

И это было правдой. Но пропасть между старшеклассниками и студентами всё же велика, да и я терпеть не могла младшую, что путается под ногами. Тем более, что отношения наши давно дали трещину. Если в других семьях братья и сёстры дерутся, а взрослея дружат, то у нас всё получилось наоборот.

Весь следующий год Аня пыталась доказать Ване, что уже взрослая. Начались бесконечные побеги из дома, вечеринки, какие-то компании… Родители не могли найти управу, я злилась и отчитывала беглянку наравне с мамой и отцом, настраивая сестру против себя только больше.

— Мне семнадцать! — кричала она, — и ты мне не указ!

А после я всё чаще слышала слова ненависти в свой адрес. «Ненавижу тебя!», — летело в меня от некогда любимой сестрёнки. Ваня перестал бывать у нас в гостях, и я сама искала повод быть где угодно, но не в родительском доме. Всё время ночёвки, ночёвки… И сестра знала, где я ночевала.

«Ненавижу тебя!» стало клеймом на мне. Домашние аресты, организованные родителями, навязывание чтения книг только больше отдаляли, разбивали нашу семью на две части: на Аню и всех остальных.

У меня опускались руки, ведь видела, как мой парень устал от навязчивости влюблённой школьницы. Она караулила возле вуза, писала сообщения, слала нескромные фото… Теперь у меня уже рушились отношения и с ним.

«Ненавижу тебя!» было последним, что я услышала от сестры, когда видела её в последний раз перед последней, роковой вечеринкой.

А теперь у меня в руках, возможно, та самая книга, в которой находится записка от Ани. Я верчу сложенный клочок тетрадного листа в руках, не решаясь развернуть. Что если там снова эти слова? Рядом на кровати лежит «Философия. Курс для бакалавров» и молчаливый мобильный телефон. Всего один звонок, и я смогла бы услышать голос Артёма…

Пора. Разворачиваю лист и вижу всего одно предложение, написанное таким знакомым почерком:

«Я не ненавижу тебя, но мечтаю о том дне, когда Ваня бросит тебя и поймет, что я лучше».