— Не недооценивай ни его, не других наших одногруппников.

— Тебе видней, ведь ты знаешь их дольше, чем я.

— Не нужно много проводить времени с людьми, чтобы понимать, что близко подпускать к себе можно далеко не всех. Но можно веселиться. А веселье, как ты понимаешь, временно покинуло меня.

Удивительно, но, кажется, девушка не отказывается от разговора со мной. Хочет тоже что-то сказать? Будет ли это «что-то» позитивным и приятным?

— Временно?

— Конечно. Не думал же ты, что я вся такая бедняжка решила уйти в вечный мир траура.

— Дело в трауре?

— У меня нет желания веселиться, пока не решено одно дело… И сочувствие мне не нужно, — Крылова вновь возвращает высокомерные нотки в свой голос.

— Расскажешь, что у тебя случилось?

— С чего мне это делать?

— С того, что ты ночевала в моей постели, и мне не всё равно.

— Не всё равно? Это такие слова ты теперь используешь? — она скептично и даже насмешливо усмехается.

Я вижу широкую улыбку Одарии по другую сторону книжного стеллажа в проёме между верхушками книг и следующей полкой. Мне хочется спросить её: «А какие ещё слова ты ожидала в ответ на свои грубости?». Но вместо этого протягиваю руку ладонью вверх в этот самый проём, как бы приглашая к перемирию и говорю:

— Да, именно такие. Вообще, я и сам должен кое-что рассказать.

— Это точно, — отвечает девушка и кладёт свою ладонь поверх моей. — И начни с того, какого чёрта ты нарушил наш уговор о том, что сексом мы можем заниматься только друг с другом?

— А вот сейчас я не понял, — теряюсь.

Одария отнимает свою руку, лишая меня тепла, и обходит стеллаж так, чтобы оказаться прямо передо мной.

— Я вот тоже не поняла. Что за Кристина, которая тебе всё время звонит и строчит сообщения?

— Откуда ты про Кристину знаешь? — я прямо таки опешил.

Крылова могла разве во время нашей встречи в парке аттракционов увидеть имя моей бывшей, когда я отклонил входящий вызов. Но… сообщения?

— Мне больше интересно, зачем ты её скрываешь. Сам же хотел, чтобы мы только друг с другом имели связь. Что за идиотизм? Передумал? Я теперь тоже могу коллекционировать любовников? — смотрит с вызовом и не скрываемой злостью.

— Подожди ты! Кто тебе про Кристину сказал? Это моя бывшая, и отношений с ней я давно никаких не имею. О ней, кстати, и хотел рассказать, на случай если…

— На какой случай? — Одария грозно щурит глаза.

— На случай если она или кое-кто из наших одногруппников наплетут тебе какую-нибудь чушь.

— Какого чёрта вообще происходит! — девушка начинает раздражаться по-настоящему. — Каким образом кто-то из наших одногруппников связан с твоей якобы бывшей?

— Они вроде как со Стёпой имеют общих знакомых и иногда общаются.

— Стёпа? Шалун что-ли?

— Он.

Стёпа и оказался тем самым одногруппниеком, который уже давно знает наш с Одарией секрет. Он сам мне вчера написал в «Вконтакте» после того, как чат группы 621 взорвался от новости обо мне и Крыловой. «Спасибо» Ермолину, которого я «поблагодарил» уже сотни раз за сутки.

— Артём, — Одария опирается боком на книжный стеллаж, скрестив руки, и шумно вздыхает, — не уводи нас от моего вопроса куда-то в сторону. Почему ты нарушил наш уговор?

— Я же сказал, что никаких отношений с Кристиной не имею!

— А как ты объяснишь её сообщение с благодарностью за то, что ты составил ей компанию? Я видела оповещение на экране твоего телефона в нашу последнюю ночь.

— А компанию только в постели можно составить? По себе судишь? — огрызаюсь.

Честно, даже сам злиться начал.

— А где ты ей компанию составил? А главное: зачем?

— Об этом я и хочу рассказать. Сколько у нас примерно времени до прихода первых посетителей?

Помимо злости я вижу заинтересованность на лице девушки. Злится, но хочет, чтобы я прояснил ситуацию. Значит, не всё ещё потеряно?

— Примерно полчаса. Но их в воскресенье много не будет, так что в любом случае тебе никто и ничто не мешает объясниться.

Звучит как: «Ты просто обязан мне сейчас всё рассказать».

Так мы оказались вдвоём за стойкой библиотекаря. Просто поставили второй стул для меня, и я начал свой монолог.

Я рассказал о начале отношений со своей одноклассницей, Кристиной, в школьные годы. О том, как мы с ней встречались, и о том, как расстались. Рассказал, что одним из главных поражений и разочарований в моей жизни стало то, что произошло на выпускном после окончания школы и одиннадцатого класса.

Тот выпускной я ещё, пожалуй, долго не смогу забыть…

В арендованном кафе громко играла музыка, а половина воздушных шариков либо сдулись, либо просто лопнули. Мы, уже бывшие школьники, тоже, как эти самые шары: половина пьяна, а другая половина, глядя на всё творящееся безобразие, ещё только начала пробовать алкоголь. Кто-то даже впервые в своей жизни. Нам было весело, и даже некоторые присутствующие родители вошли в раж, обособившись своей собственной отдельной компанией за другим длинным столом.

Я тогда был с матерью и отчимом, с которыми тогда был ещё в нормальных отношениях. До этого самого вечера…

До момента, пока я не потерял из виду Кристину.

— Кто-нибудь видел Кристину? — ходил я по душному залу и спрашивал у всех, но никто не мог точно ничего сказать.

То на улице, говорят, то вообще домой уехала. Без предупреждения? Ну, нет. Она бы так не сделала. И тогда я вышел на улицу, обеспокоенный за свою девушку. Она пила. Я напугался, что одноклассница могла выпить слишком много, и ей могло стать плохо. А ведь мне от её родителей было дано указание проследить за тем, чтобы их дочь вернулась домой в полной сохранности.

Сердце стучало, тревога била в уши. На улице курили двое мужчин, которые были отцами моих одноклассников. Они тоже не видели Кристину. Тогда, уже теряя надежду, в панике несусь в заднюю часть двора на территории кафе.

Я и в самом деле нашёл её там, прямо за кафе на одной из широких лавочек. Полуголую Кристину и своего отчима со спущенными штанами. Моё тело застыло. Девушка стонала, цеплялась ногтями в плечи Константина, и совсем не выглядела «расстроенной».

Я так и стоял, пронзённый болью, как колом, пока они не закончили. Тошнота подкатила к горлу, руки тряслись, как ненормальные. В глазах отчима я увидел досаду, а в глазах своей девушки испуг вперемешку со стыдом.

Моя жизнь была сломана — так я это ощущал.

— Так это не было даже насилием? — спрашивает удивлённая моим рассказом Одария.

— Нет. Они оба просто сделали то, что хотели. И, кстати, — добавляю, — Кристина не была всё же пьяна. У неё были абсолютно ясные глаза и чёткая речь.

— Она извинилась?

— Нет. Мы просто перестали общаться в этот же момент.

— Ну и история, Артём, — хмыкнула задумчиво Крылова. — А что твоя мать?

— Простила его, — недовольно усмехаюсь.

— Злишься на мать?

— Так что там у тебя за нерешённое дело, которое мешает тебе веселиться? — перевожу тему. — И в чём причина… твоего траура?

Я ступаю на скользкую дорожку, и прекрасно понимаю это. Но так или иначе, я намерен получить ответы на свои вопросы. Особенно теперь, когда вывалил перед девушкой своё прошлое.

Одария

— Про моё дело и про мой траур мы поговорим как-нибудь в другой раз, — закрываю тему, не успев даже начать её. — Лучше скажи, как намерен исправить свою ошибку.

— А разве её возможно теперь исправить?

— Конечно. Можно сделать вид, что никаких взаимоотношений между нами не было, нет и не будет.

— Ты сейчас серьёзно? Решила просто прекратить всё? — раздражается и ёрзает, скрипя стулом.

В библиотеке всё ещё нет посетителей, и я на самом деле надеюсь, что моё уединение с Артёмом продлится как можно дольше. Такие важные разговоры не хочется обрывать и отодвигать в сторону.

— Что «всё»? Секс мы с тобой и в других местах найдём.