Одария

Десятое апреля, понедельник. Кофе сегодня был невкусный, так как шоколад закончился, конфеты тоже. Отпариватель оказался предателем, обрызгавшим меня горячей водой, вместо того, чтобы просто выполнить свою функцию — разгладить морщинки на любимом хлопковом топе. Солнце не светит — пасмурно. Выходить из квартиры совсем не хочу, но у меня пары и постоянное напоминание самой себе о том, как много дней пропустила в начале этого учебного года.

Я взрослая, большая девочка, и должна продолжать функционировать, хотя делаю это не намного лучше своего отпаривателя. Мне двадцать один год но, не смотря на свою фамилию (Крылова), летать, наслаждаясь своей молодостью, пока не очень получается.

Зато новенький, Артём Угольников, полон сил и энергии жизни. С первой минуты он меня бесит одним своим видом. Хи-хи, ха-ха, балагурство, клоунада. Одним идиотом в группе стало больше. Вот зачем Полина пошла по наклонной, забив на учёбу, и ушла из вуза, освободив место этому смазливому мальчику с угольно-чёрными волосами?

Терпеть не могу веселящихся людей, которым всё нипочём, и жизнь удалась. Отгородиться, сделаться невидимкой — что угодно, только не трогайте меня и не втягивайте в свой водоворот чудесной жизни, где есть место радуге и парящим над ней белоснежным пони!

— Погода сегодня не ахти, — Маша Мартынова, типичная скромница и интроверт, пожалуй, единственная, кто меня не раздражает. Понятия, правда, не имею, зачем она говорит со мной о погоде.

— А тебе солнышка надо? — принимаюсь ритмично щёлкать кнопкой ручки, чтобы хоть как-то отвлечься от довольной морды Угольникова в трёх метрах от нас.

Быстро же он в компанию влился. Прошла лишь одна пара, а уже в толпе самых громких парней и самых красивых девушек, как на сцене, мол, вот я такой вот интересный парень, работаю, машину за свой счёт арендую, квартиру снимаю сам. «Ой, а тату какие крутые на руке набил!». «Где и у кого забивался?». «А чего под конец учебного года на очное вдруг перевёлся?». Бла-бла-бла.

— Весна же, — отвечает Мартынова, невинно хлопая натуральными ресничками без следов туши.

— Аргумент железобетонный, прямо как твоя любовь к джинсовым рубашкам, — кладу ручку на аудиторный стол. Палец болит от неё уже.

Маша смотрит на меня, слегка нахмурив брови. Я вижу по растерянности на её лице, как она совершает сложные мыслительные процессы в своей голове. Прямые тёмно-русые волосы по грудь, серые глаза и какая-то природная скромность — такую и обижать не хочется.

— Это не оскорбление, — успокаиваю бедолагу.

— Ладно, — и правда, кажется, успокаивается.

Нормальная она девчонка: в душу лишний раз не полезет, много не болтает, ничего не пытается мне доказать. Просто ходит на пары, учится. Просто студентка, просто Маша.

Вскоре звенит долгожданный звонок. Наконец-то, эти громкие мужские басы и женские крики стихнут, а мои нежные ушки отдохнут. Все расходятся по местам, а Артём уже раз в пятидесятый за сегодняшний день скользит по мне взглядом, когда поднимается наверх, чтобы занять место рядом с нашим старостой, Даней Рыжковым. Вот что он уставился опять? Ясно уже дала понять, что мне всё равно какой он харизматичный, крутой, весёлый и просто мечта, а не парень.

Произошло это утром. Всё началось с того, что я оказалась первой из группы, кто подвернулся Угольникову под руку. Не спроста же сегодня кофе был невкусный, сладкое кончилось и небо тучами затянуло. Это всё были красные флажки скорого выноса мозга.

— Привет, ты же из 621 группы? — с широкой белоснежной улыбкой обратился ко мне новенький, когда я фотографировала изменения в расписании. — Видел тебя в «Вконтакте» в чате.

Однако, красив. Уверенное выражение карих глаз, низкий голос, высокий рост, мускулистое тело, развязная поза — всё с ним ясно.

— Как увидел, так и развидь.

— Не понял, — удивился.

— Что тебе нужно? Вот расписание, — показываю рукой. — Скоро остальные одногруппники придут. С ними и общайся, а меня не трогай.

— Да я и пальцем не коснулся даже. Просто спросил.

— Просто ответила.

— У вас тут все такие?

— Какие? — зачем вообще вступаю с ним в дальнейший диалог?

— Злые, как собаки.

— Только я. Держись от злых собак подальше, а то для здоровья опасны.

— У тебя ПМС, что-ли? — усмехается. Ещё и заинтересованным смеет выглядеть. Так, пора решительно избавляться от его компании.

— Климакс.

На этом моменте я бодро разворачиваюсь и ухожу прочь, слыша в спину:

— Собачий климакс? Звучит, как что-то очень страшное. Я не ветеринар, конечно, но может тебе нужна помощь?

Как же смешно, блин. «Не отвечай, Ри, не реагируй», — успокаиваю себя. Как какие-то жалкие пять минут общения с новеньким смогли так расшатать мою нервную систему с самого утра? Аура токсичная у парня, видимо. Нам такие точно не нужны.

Меня радует, что сейчас он сидит достаточно далеко от меня, а значит перестанет пялиться и вскидывать недоуменно свои густые брови. Не ожидал, что не все от него без ума? Пусть привыкает — мне не интересны смазливые лица.

К тому же и без меня поклонницы найдутся: две перемены подряд девчонки нашей группы бабочками порхают вокруг Артёма, пытаясь привлечь его внимание и разузнать о нём как можно больше. И все такие разные! Тут тебе и рыжая, и блондинки, и брюнетки — выбирай не хочу!

Одна Машка молодец. Об учёбе только и думает, да за погодой следит. Созидательная, золотая девочка. Чудо! Но таким, как мои одногруппники, не понять всей прелести наличия мозгов в голове.

— Новым этапом в истории отечественной радиожурналистики стал семидесятый год двадцатого века… — препод, Антон Павлович, зачитывает лекцию монотонным усыпляющим голосом, уставившись в потрёпанную книгу. В чём смысл? Я могла бы просто почитать этот самый учебник в любое удобное для меня время.

— Есть запасная ручка? — шепчет Мартынова.

— Только карандаш, — достаю его из сумки и протягиваю Даше. Она благодарно принимает временный заменитель ручки и продолжает писать теперь уже им.

Я тоже пишу, но то и дело отвлекаюсь, упуская отдельные слова. За качество написанного в тетради не переживаю, так как почти уверена, что эту лекцию можно найти даже в Интернете. Мне сейчас больше другое интересно… Какого чёрта свалился такой черноволосый сюрприз нам на голову? Этого только и не хватало.

Это вообще очень странно: новенький посреди весны. Никто такого не ожидал, но на прошлой неделе просочился слух о заочнике, который должен прийти к нам в группу. Будет этот незнакомец теперь ходить вместе с нами на пары, как простой смертный. Зачем вообще на третьем курсе, да ещё и в апреле, являться с тетрадью и ручкой к нам в аудиторию? Учился бы и дальше вне стен вуза, занимаясь какими-то там своими важными делами!

— Радио по прежнему играло огромную роль в жизни общества, — продолжает препод, — не смотря на то, что активно начиналось производство телевизоров, которые всё сильней захватывали внимание и спрос потребителей…

Антон Павлович громко чихнул в свою морщинистую ладонь, и все тут же стройным хором принялись желать ему здоровья. Да у него же аллергия на собственную дисциплину, что он преподаёт! Какое тут здоровье… На пенсию бы старичку, если честно. По нему видно, что уже не горит преподаванием, если когда-то вообще горел.

За следующие полтора часа я пережила многое: длинные задумчивые паузы препода, борьбу со сном, сопротивление безумно странному желанию посмотреть туда, где сидит ОН. Но я не посмотрела ни разу. «Ри, да перестань ты думать о нём! Зачем тебе этот пустоголовый шут?», — мысленно отчитываю саму себя. Мне не до веселья, и у меня совсем нет времени и даже сил на всякие глупости.

Звонок на перемену. Мне почти радостно, так как впереди последняя на сегодня пара и скорое отбытие домой.

Мы все высыпаем в коридор, а затем поднимаемся на второй этаж, где у нас будут проходить следующие полтора часа. Впереди маячат широкие спины Рыжкова и Угольникова. Они слегка отстали от остальных, болтая о своём, и явно не подозревают, что я иду сзади. Потому что разговорчики их принимают интересный поворот…