– Отец, ты меня знаешь, я за все рассчитаюсь.

– Наведи здесь порядок, пока я со своей девушкой часа полтора буду занят, и передай вниз на ресепшене, что продлеваю номер до завтра.

Он посмотрел на меня голого, возбуждённого, но мягко улыбнулся и сказал:

– Не волнуйся, командир.

– Принято!

– Отдыхай!

Сутки бесперебойной любви. Ночь и день непрерывного секса с минимальным перерывом на обед и ужин. Тесные объятия, сплетение тел и душ, новые акробатические трюки и утренний разговор в постели.

– Надеюсь ты рада, что я вернулся?

– Где ты так долго был?

– Я так тебя ждала! – мелодичный, скрашенный тревогой голос пробирался в мое одурманенное сознание, а долгий мягкий и влажный поцелуй сопроводили его путь, и чуть прохладная рука мягко легла в область паха, по-пластунски пробираясь к моему воскресшему герою.

– Там откуда обычно не всегда возвращаются? – сказал я, купаясь в ее глазах полных любви и нежности.

Ее перепуганный взгляд, осторожно, миллиметр за миллиметром ощупывал мое лицо, ладонь гладила небритую щеку, пересеченную шрамами от мелких осколков.

– Но ты вернулся! «Ты ко мне вернулся», – прошептала она, уткнувшись холодным носиком мне в ухо. Ее тело обмякло под моими поцелуями, и напряженный голос затих.

– Я так рада, что ты здесь, а я рядом с тобой!

Она утомленно положила свою голову мне на грудь и закинув восхитительное бедро на пах, тихо засопела, обняв мое упругое тело. Она спала и во сне, все сильнее и сильнее, прижимала к себе мое уставшее от войны тело.

Как же она в этот момент была прекрасна и любима. И какой же безумной стервой недавно она была. Но здесь и сейчас, я был счастлив до безумия. И засыпая я думал, что:

– В этом мире нет вечных двигателей, но зато полно неумирающей любви.

Ничего нет хуже ожидания. Мне даже не хочется философствовать на эту тему, особенно когда ты в Мексике не на пляже с девочками под палящим карибским солнцем зажигаешь сальсу, а вжался по уши в ковер из мумифицированной листвы и целуешь чьи-то фекалии, которые здесь разбросаны в огромном ассортименте, в ненавистных влажных джунглях, напичканный с ног до головы зеленой болотной жижей и обглоданный до костей большими, как местные койоты, комарами.

Моя беда была в том, что я реально не знал, что делать. Наша разведгруппа три дня назад в составе пяти человек была высажена на склоне горы «Чапикаро» и все время двигалась в сторону нарколабораторий, лишь изредка останавливаясь на короткий отдых. Даже ночь не была нашим союзником из-за непроходимой лесной чащи.

Сейчас мы лежали, рядом не издавая ни звука, с макушки до пяток, обвешенные оружием и взрывчаткой, в глубине тропического леса, где всегда царит густая тень, температура воздуха не меняется и не бодрит, а почва всегда влажная и особенно сегодня.

Судя по карте и навигатору база повстанцев и временный штаб наркокартеля, находились где-то совсем рядом. Очевидность ситуации была такова, что рассмотреть хоть что-либо вдаль в таком густом лесу, попросту говоря невозможно, постоянно мешают кусты и небольшие деревья, разросшиеся на склонах гор в огромном количестве.

Они просто переплетаются между собой образуя практически непреодолимую стену. Если раньше мы могли использовать мачете, которым прорубали себе проход, то сейчас судя по локации нашей задачей было лелеять тишину, молчать и слушать.

Я безуспешно пытался в бинокль с целеуказателем рассмотреть хоть что-нибудь, но еще больше перспективу мне заслоняли мертвые стволы деревьев, сплошь покрытые папоротниками, мхом и ползучими растениями. Листва кустарников находится на уровне моих глаз, и разглядеть что-то за ней можно было только нагнувшись или лежа.

Чудовищные ползучие растения, обвивающие более высокие деревья, вообще мешали проходу. В одних частях этого леса кустарник, чаще всего колючий, рос очень густо, в других– сравнительно редко, но и тогда в любом направлении мало что видно дальше, чем на пятьдесят метров.

Нас вместе собрали всего три недели назад и ни о каком более или менее боевом слаживании не могло идти и речи.

Старший группы я, мой друг Вадим, поручик и первый номер снайперского расчета, Сергей Марков – штаб-сержант, его второй номер, два местных метиса, Самуэль Родригес – лейтенант и хороший полевой оперативник, и Рауль Эстенейро – первый сержант, минер и сапер от бога.

– Ладно. Слушаем все сюда. Родригес, ты со мной на разведку.

– Вадя, ты с Серегой, найди возвышенность и займи позицию, постарайся держать со мной и лейтенантом визуальный контакт.

– Рауль, теперь ты. Затихарись, где-нибудь здесь и держи под прицелом вон ту, видишь на час, тропинку. Это пока все. По местам.

Группа рассыпалась вмиг как карточный домик и исчезла в густой влаге тумана. Остались только мы с Самуэлем.

– Так, попрыгали!

– Отлично. Не звеним. Я первый, ты за мной. Я контролирую правый сектор и переднюю линию, ты слева и прикрываешь наш зад.

– Все, двинулись, с богом!

Пригнувшись к земле, почти целуя ее обветренными губами, короткими перебежками от дерева к дереву от куста к кусту, прикрывая друг друга мы молча выходили на цель. Мы все еще были все живы, но это пока.

– «Guantanamera, guajira guantanamera. Guantanamera, guajira guantanamera», – неслось во влажном, спертом от жары воздухе, ударяясь о покрытые мхом гранитные скалы и отголосками сбившейся в шепот музыки, которая рывками мелодии возвращаясь к нам.

«Guantanamera» – одна из самых известных кубинских песен и одна из моих любимых, особенно в исполнении ее создателя «Joseíto Fernández».

Где, бы я тебя еще услышал, как не здесь в мрачном дождевом лесу Мексики, который раскинулся от гор на западе до равнин на востоке. Как же я рад тебе сейчас «девушка из Гуантанамо», ты нас спасла.

– «Mi verso es de un verde claro, Y de un carmin encenidido» (Мой стих– светло-зеленый, и огненного кармина), – повторял я стихи поэмы Хосе Марти– кубинского поэта и писателя, борца за освобождение Кубы от Испании. И в моей душе уже просыпалась надежда на удачу и наше скорое возвращение на базу. Мы их наконец-то нашли.

На поваленном огромном платане сидело трое хорошо экипированных бойца «Mara mexictrucha», что на сленге значит «мексиканские бродячие муравьи». Это были подонки и отбросы общества. Они были головорезами в буквальном смысле слова и прославились жестокими убийствами не только в Мексике, но и по всей территории Латинской Америки.

Эти бешеные скоты не брезговали использовать для своих целей бомбы против детей и женщин. Особой статусностью у них считалось, рубить своих жертв при помощи мачете, а после отрезать головы или гениталии и скармливать собакам.

К ним лучше было не попадаться в лапы, в случае чего, самым простым выходом было или застрелиться, или подорвать себя и этих вонючих сволочей последней гранатой.

Однако, прежде всего, это были неграмотные пацаны из трущоб Мексики, умеющие только стрелять. Слава богу, они не обладающие тем боевым и специальным опытом и искусством, которыми в совершенстве владели мы.

Неожиданно, неприлично ярко сверкнула молния. Холодный горный дождь не заставил себя долго ждать, ударив наотмашь в лицо. Весёлая и обвешенная оружием троица быстро скрылась под стволом увядшего платана, из-под которого резко потянулся едкий дым костра.

– Греются, суки, – я молча жестом подозвал Сэма.

Он при знакомстве называл себя почему-то именно так, на американский манер.

– Так, Сэм, – шёпотом пророкотал я,

– Остаешься здесь и ждешь меня, я за Раулем и ребятами. Твоя задача только наблюдать.

– Окей?

Он качнул в знак согласия головой и я, похлопав молчаливого Самуэля, откатился в сторону и осторожно пополз в сторону моей группы.