Ронни вцепился ладонью в собственные волосы.

– Ты же согласился поехать со мной!

– Да, а теперь думаю, что поспешил. Не увидел, что мы, возможно, суем головы в мышеловку.

– Какую ещё мышеловку? – Ронни всерьёз разозлился.

– Тебя не насторожило, что принцесса зовёт тебя, безвестного рыцаря, в мужья? С чего бы ей это делать?

Ронни улыбнулся лукаво, подмигнул, и это только уверило меня в том, что я, конечно же, прав, и принцесса Эвелина – женщина распущенная и нечестная.

– Даже так? Она отдалась первому встречному? – спросил я.

– Сейчас я тресну тебе по лицу, и это будет за дело. – Ронни шумно выдохнул. – Не придумывай того, чего нет. Мы всего лишь с ней целовались. Всего один раз, и то она, испугавшись, отстранилась и вряд ли что поняла.

– Думаешь, она честная девушка? – спросил я.

– Разумеется, да.

– Ну а я думаю, что муж ей мог так срочно понадобиться лишь по одной причине, и она тебе не понравится.

– Ну. – Ронни скрестил руки на груди.

– Что, если она так неразборчива лишь потому, что ей нужно скорей выйти замуж, чтобы спастись от позора? – Он не понимал, и я сказал прямо: – Что если под сердцем она уже носит чужое дитя?

Когда Ронни по-настоящему злится, его мастерство кулачного боя ввергает в трепет и друзей, и врагов.

Синяки на рёбрах, которые он мне наставил в тот день, уже зажили. А его вера в то, что принцесса Эвелина не обманывает, стала незыблемой. Лишь потому, что он так решил. Ронни из тех, кто говорит, что дождь не пойдёт, даже тогда, когда на землю падают первые капли.

Я остаюсь при своём мнении. Не бывает такого, чтобы благородные дамы, первые невесты во всём королевстве, выбирали себе в мужья голытьбу, как Ронни и я. Да ещё и не зная нас, что мы за люди. Приглашая в свой дом женихаться письмом, да ещё и требуя не задерживаться в дороге.

Это как минимум странно. И только Ронни может сиять натёртым медяком в ожидании встречи с взбалмошной прелестницей.

Вот приедем мы, а там король, Сандр Огненный. Как посмотрит на нас, как рассмеётся. Аж в душе становится холодно.

Помню, много лет назад я стоял перед ним, а он, назвав меня рыцарем, пожаловал меч из тайласской стали. Сказал, что гордится тем, что среди вассалов короны есть такие славные воины, как мы с Ронни.

Когда тебе исполнилось всего-то шестнадцать, когда ты пересёк полстраны из дальней провинции до самой столицы, когда впервые в жизни видишь короля – это врезается в память так, что не забудешь до смерти. Что будешь рассказывать внукам и гордиться, что сам Сандр, прозванный Огненным за крутой нрав, назвал тебе достойным уважения мужчиной.

И опозориться перед таким королём ни за что не захочешь.

Ронни проще во всём. Он лёгкий, как ветер, и из его памяти тот случай, похоже, уже давно испарился.

– Перестань сомневаться, – говорит Ронни, придерживая скакуна. – Я вижу, как тебя давят тяжёлые мысли. Пожалуйста, Хорн, успокойся уже. Приедем, осмотримся, осторожно поговорим, всё разузнаем, и уж потом ты примешь решение.

– Ну а ты? – спрашиваю его я.

– А я уже принял, – отвечает он впервые за всю дорогу серьёзно. – Если ты прав, и она на сносях, и ей нужна помощь, то я уж как-нибудь переживу, что наш первый ребёнок будет не похож на меня.

– Даже так? – Усмехаюсь.

– Ты не видел её. Она вся словно горит, вся такая…

Он не в силах описать её красоту. Взмахивает руками, оглядывается по сторонам и вдруг тычет в небо пальцем.

– Она как солнечный свет, яркая, откровенная, настоящая. – Его улыбка резко исчезает, как сорванная порывом ветра. – Когда ты увидишь её, помни, брат, что эта девушка не для тебя.

Я удерживаюсь от того, чтобы спорить с ним и пытаться как-то образумить. Он мастак в том, чтобы бросаться словами, но когда доходит до дела, чаще всего поступает разумно. Время само расставит всё по местам.

Так и случается. И первое, что я понимаю – как ошибался.

Девушка, сидящая в кресле, оказывается бесконечно прекрасной. Испуганной, взволнованной, едва способной дышать. Смотрит на меня, прямо в душу заглядывает, пока ангелы поют мне свои песни. Стоящий кругом шум отодвигается, пока полностью не стихает, и остаётся лишь гул крови в ушах, стук сердца и оглушительный звук собственного дыхания.

Никогда прежде я не видел такой, как она.

Она больна, не способна ходить, как её сестра и писала – честно и совершенно безжалостно. И при этом Лайла сияет будто звезда, а её колдовской взгляд ещё долго не отпускает.

– Ну что? Как тебе наши невесты? – весело спрашивает Ронни, пока мы идём к главному входу, распахнутому для нас.

Вокруг слишком много ушей, и я молчу. Но не только поэтому.

Ронни, наверное, расстроится, но принцессу Эвелину я если и заметил, то лишь краем глаза. Её сестра – Лайла, до чего же красивое имя – заслонила собой целый свет.

Сердце до сих пор колотится так, будто я стою в кругу и бьюсь не с одним противником, а несколькими. И это странно. Девушка красива, но… Ловлю себя на мысли, что дело не только в её красоте.

– Вас ждут в тронном зале, – сообщает встретивший нас придворный. – Прошу вас. Я провожу.

Ронни знакомится с неким Николасом, я всё ещё молчу. Впервые думаю о том, что, даже если Эвелина нагуляла дитя, и к нам обратились лишь по этой причине, буду не отговаривать, а наоборот – уговаривать Ронни принять в жёны принцессу с подарком. Он хорохорится, но я-то знаю, что любой намёк в ту сторону для него как ножом по сердцу.

– О ваших славных подвигах уже слагают легенды, – доносится до меня голос придворного. – Король Сандр решил отметить ваши победы над волиграми ценной наградой. Всё пройдёт в торжественной обстановке, в тронном зале, а после Его Величество хотел бы с вами кое-что обсудить.

– Разумеется, – горделиво отвечает Ронни. – Я имею в виду, что очень рад приглашению и награде.

Мы проходим в одни роскошные покои, затем в другие, выходим в широкий коридор и оказываемся у высоких резных дверей, которые охраняет стража. Пока о нашем появлении объявляют, брат толкает меня в бок и произносит одними губами:

– Ну же, не будь грозовой тучей. Улыбнись, Хорн. Это ли ни удача?

Не знаю, удача ли это, но точно судьба.

~*~*~*~Лайла~*~*~*~

Мельтешение мыслей, мурашки, вовсе не от холода бегущие по телу, распространяющийся внутри жар, удушье – тело безжалостно предаёт меня. Эви улыбается, взволнованно щебечет, тянет за собой. Тишина тронного зала позволяет постепенно опомниться и, забившись в угол, немного прийти в себя, передохнуть и закашляться, подавившись воздухом, когда в распахнутые двери входят… О боги! Всего-то двое, но от мгновенно сгустившейся тесноты и духоты кружится голова.

Я опускаю взгляд и упрямо смотрю только на свои руки, нервно терзающие чётки. Простые движения успокаивают, я ощупываю каждый камень, пытаясь справиться с волнением.

Не вижу Эви, флиртующей с гостями, не слышу её звонкого смеха, не ощущаю – нет-нет, я правда не чувствую на себе! – тяжёлого взгляда, скользящего по склоненной голове и сгорбившейся фигуре.

Я не поглядываю украдкой туда, где расположились двое чужаков, не замечаю их ловких и сильных движений, горделивой осанки, благородства черт, блеска свободно вьющихся волос, не вижу одежд, искусно сшитых из драгоценных мехов снежной лисицы.

Я совершенно не смотрю туда, когда замираю в абсолютном ужасе под пристальным – глаза в глаза – взглядом без намёка на легкомысленную улыбку.

Все уже собрались, но отца в зале ещё нет. И Хорн вдруг нарушает привычный ход вещей. Он сбрасывает руку брата с плеча и идёт прямо ко мне. От стремительного движения меха раскрываются, чёрные одежды не скрывают мощи, мужественности и стати.

Николас объявляет выход отца, и про себя я благодарю богов за их милость.

От облегчения, что встреча лицом к лицу произойдёт ещё не сейчас, у меня на глазах выступают слёзы, а руки сжимаются в кулаки. Нить рвётся, и чётки превращаются в небольшую горстку камней, скользящих вниз с безвольных коленей.