– Ладно тебе, дружище, не важно, что творят эти механизмы, важен итог. Так, внимание, обращаюсь к своим рецепторам. Сейчас я сделаю невероятный глоток шикарного красного напитка и жду от вас восхищения, – манерно прокричал Алекс. Друзья заулыбались.

– Ник, дорогой, а что за книгу ты мне показывал?

Ник одернулся, и нехотя выдавил, – Нет, не важно. В другой раз.

– Давай, расскажи. Не зря же ты столько времени проводишь в этих архивах, – хором подхватили Алекс и Мари.

– Вы посчитаете меня сумасшедшим, но мне попалась очень странная книга. Я думаю ее автор Макс Брант. Тот самый, которого считают создателем нового мира.

Ник заметил, как яркая Мари вдруг потухла, опустила глаза и о чем-то задумалась. Плечи повисли на тонкой шее, а спина округлилась. Ник попытался сменить тему, но Алекса было не остановить.

– И что пишет мудрейший из людей?

– Алекс, это не интересно, давай в другой раз.

– Нет, так не пойдет. Теперь мне страшно любопытно.

– Брант говорит о настоящем. Точнее о том, что мир может стать супернастоящим, но для этого, – Ник сделал паузу, – Время нужно погрузить во тьму. Он много рассуждает о времени, его сути и наполнении. Ценность человеческого вида в моменте, а такие понятия как «вчера» и «завтра» вообще не имеют значения. Прошлое не линейно, а будущего вообще не существует. Вот почему нарушителей закона лишают не свободы, как в прежние времена, а именно времени, – украдкой Ник посмотрел на Мари, которая даже не шелохнулась, – Хранители погружают нарушителя в состояние, при котором все биологические процессы продолжаются, но человек свое время не живет.

– Проспать много лет. Страшно, – прошептала Элис, – Не удивлюсь, если Брант все еще жив и следит за нами.

– Или вообще никогда не существовал. Системе не нужен ни автор, ни надзиратель, она самодостаточна.

– Ты прав Ник, но при одном условии – если система одинакова для всех, всех без исключения, – прошептала Мари. Зрачки Ника расширились, лицо вытянулось в удивлении. Мари цитировала строки из книги Бранта, – Как бы восприятие, или что-то еще, не старались, их настройки поверхностны. В глубине каждого из нас живет суть, наше я. Внутренний я строг, амбициозен и очень противоречив.

Остаток вечера Ник провел в раздумьях. Он сидел в своем кресле и, не моргая, смотрел в одну точку. Тишина, как сказал незнакомец из архива, помогала думать, но мысли никак не собирались в стройный ряд. Они оторвались от поверхности и медленно кружили. Буквы, числа и картинки, среди которых появилась Мари, выстроились в ровное плотное кольцо и кружили вокруг своей задумчивой планеты. Ник выхватывал картинку, страницу или фразу, рассматривал и возвращал обратно в круговорот. Мозг отторгал Анта и его разрушенный мир, Бранта с его странными представлениями о жизни, и даже Мари только по тому, что они находились за гранью рационального объяснения. Вместе с тем, Ник все больше превращался в странного и закрытого Анта, и все больше утопал в буквах, символах и знаках.

Перед Ником лежала старая книга, которая, окажись среди десятка других, останется не тронутой. Плотная, рельефная обложка, потертые края, замятые углы и еле заметный, идущий сверху вниз, след, который говорил о хранении книги в чехле или бандероли. Темный тканевый корешок, с торчащими нитками и страницы, местами серые, с подтеками истории. Книга имела печатное исполнение, но многие страницы содержали дополнения, выполненные от руки синими и черными чернилами. От страницы к страницу менялись шрифт и почерк. В одних местах записи были выполнены аккуратным, каллиграфическим почерком, в других беглым, и не таким понятным. Как бы там ни было, книгу писал один человек, но в разное время и при разных обстоятельствах.

«Время является бесконечной чередой коротких, сменяющих друг друга, слайдов-мгновений. Подобно картотеке, состоящей из огромного количества карточек, время упорядочивает и создает последовательности. Гарантии того, что картотека хранит все слайды, и в надлежащем качестве, не существует. Это связано внутренними и внешними факторами. Внутренние обусловлены свойствами человеческой памяти и ее способностями к сбору, анализу и хранению информации. Сбор и анализ даются мозгу легко и поддаются тренировке. В процессе социализации, на ранних стадиях возможно изменение параметров работы инструмента – формирование новых связей, а также ускорение существующих. Куда хуже обстоят дела с постоянной памятью. Мозг человека не пригоден для долгосрочного хранения информации, которое усугубляется рисками болезней или неминуемой смерти. Последняя обнуляет опыт, а значит и картотеку. Память человека существует по принципу «здесь и сейчас», ей не нужны вчера или завтра, они для нее энергозатратны, а значит необязательны.

При этом с указанные механизмы имеют мало общего с другими механизмами, например, инстинктами. Инстинкт потребления пищи напомнит владельцу, когда и какой объем еды необходимо принять. Однако, удовлетворение потребности в еде не станет карточкой в нашей картотеке. Бывают исключения: ужин со свечами, музыкант со скрипкой, мужчина становится на колено и протягивает даме кольцо. Неординарность ситуации, и как следствие всплеск эмоций, возбудят химические процессы, которые и сформируют устойчивое воспоминание-карточку. Стоит отметить, что и она довольно скоро утратит черты и потускнеет.

Особенностью формирования воспоминаний является механизм «от большого к малому», при котором мозг использует фильтры «важности» и «необходимости». Карточки, удовлетворяющие двум критериям, хранятся долго. Если воспоминание не важное, или не самое необходимое, оно, как правило, удаляется. Особыми, требующими внимания, являются воспоминания о стыдных, порочащих достоинство, и трагических событиях. Мозг и хотел бы их забыть, но неординарность ситуации, особые эмоции, и, как следствие, химические процессы уже сделали свое дело.

На помощь передаваемой из поколения в поколение вербальной информации (как следствие подверженной максимальной критике) пришло документирование. С изобретением письменности достоверность, если такой термин вообще приемлем, значительно возросла. Тогда и возникла интерпретация. Картотека человеческой памяти, называемая историей, пополнилась карточками, которые многократно исправлялись рассказчиками, летописцами и всем, кому не лень. При этом, каждый следующий вносил свои оригинальные правки. Не остановил процесс искривления памяти и дальнейший прогресс. Общая грамотность росла, знания обретали массовый характер, но непременно находились те, кто забирался в нашу виртуальную картотеку и правил карточки.

«Где же время?» – спросите вы. В масштабах, больших, чем одна человеческая единица, время ничтожно, а в массе и больших расстояниях и вовсе сведено на нет. Оно существует только по тому, что в нем нуждается маленький хрупкий человеческий организм, желающий познать себя. Наша жизнь – конечная, не имеющая смысла, смена слайдов. Наслаждение, чувства и мысли существуют исключительно в том слайде, который мы проживаем сейчас. Память – всего лишь послевкусие. Яркость и точность карточки зависит от ситуации и химии внутри. Но не стоит обольщаться, времени до нас нет никакого дела. Парадигма жить воспоминаниями порочна, как порочны обещания прекрасного будущего. В обоих случаях мы опираемся на эмоции. Эмоции – роскошь современного мира».

Ник закрыл книгу, погасил свет и долго сидел, наблюдая темноту. Темные текстуры давались Еве легко. Она не тратила ресурсы на прорисовку деталей, работу с глубиной, тенями, не пыталась соотнестись с законами физики. В темноте мир становился монохромным и плоским, он наполнялся визуальным шумом и акустической тишиной. Внезапно Ник понял, что искал Ант – грань, то место, где соприкасаются реальность и иллюзия. Суть Евы не в ее возможностях, а в целях и средствах. Словно ребенок, добравшийся до заветной шкатулки, Ник улыбнулся: «На этих страницах ты ничего не найдешь ни о Еве, ни о ее устройстве. Брант издевается, и поясняет почему. Эту книгу написал человек для людей. Каждый следующий актор с удовольствием внесет правки, лишив текст уникальности. Ант раздражал систему, собирая свой личный опыт, свои карточки. Вот почему он так удивился, когда понял, что я не забыл об их нападении на серый дом. Личный опыт внутри собственной карточки важнее букв на бумаге. Ант создавал дыры и наблюдал, как старательно Ева их штопает».