– Вы проходите. – пропуская меня во двор предложил он. Спохватившись, отставил грабли в сторону и немного суетливо и все еще растерянно, пошел впереди, провожая меня к крыльцу. Возле двери, вспомнив о хороших манерах, он сделал шаг назад, пропуская меня вперед, наступил на лапу собачонке, отчего та звонко возмутилась, шикнул на нее и, наконец то, мы оказались в сенях.
Василий достал из-под деревянной лавки у стены тапочки и предложил их мне:
– Полы студеные. Ноги обморозите. – пояснил он.
Других тапок поблизости не оказалось, видимо гости здесь были не часто, но под потолком на бельевой веревке были перекинуты шерстяные носки. Василий убрал галоши под лавку, надел носки, тщетно пытаясь скрыть от моего взгляда дырку в районе большого пальца правой ноги. Я сделала вид, что ничего не заметила.
Оказавшись на маленькой кухоньке, устроив меня за обеденным столом, хозяин подкинул в топку дров и водрузил на печку чайник. Пока он суетился, собирая на стол незамысловатые угощения, я ненавязчиво огляделась вокруг.
Большую часть пространства кухни занимала печка, судя по всему, служившая хозяину еще и спальным местом. На окнах застиранные поблекшие занавески, старенькая потертая скатерть на столе. Возле стола пара деревянных табуреток, на поверку оказавшихся вполне добротными. На стене, напротив кронштейн для телевизора, но самого телевизора в комнате видно не было. В углу рукомойник с оцинкованным ведром вместо раковины, рядом на стене на гвоздике – полотенце. Сбоку старенький сервант, с аккуратно расставленной разномастной посудой. Отсутствие женской руки в доме ощущалось почти физически. Вроде бы и чистенько вокруг, но более чем скромная обстановка точно кричала изо всех углов о беспросветном смиренном одиночестве. А еще, почему то, было ощущение, что человек, живущий здесь, словно привидение. И если, однажды он не вернется, стены дома этого и не заметят.
Точно гоня от себя непрошенные мысли, я сосредоточила взгляд на появившейся на столе вазочке с абрикосовым вареньем. Василий тем временем разлил в чашки чай и устроился на табурете напротив, явно не зная с чего начать разговор. Я решила прийти ему на помощь и спросила первая:
– Давно здесь живете?
– Да уж почитай седьмой десяток… Дом-то еще родительский.
– Места здесь очень живописные. Наверное, и земля ценится? В город перебраться не хотели?
– Места то, действительно красивые… да только что ни год, то подтапливает. Плотина у нас неспокойная. Её еще при Царе Горохе строили, а новую сладить, денег, видишь ли, в казне нету. Так, подлатают и на том спасибо.
– Да, я читала об этом в интернете. Кажется, последнее крупное наводнение было около ста лет назад. – Немного покопавшись в памяти, добавила я.
– Меня тогда еще на свете не было. Слыхал о том от родителей. – Василий потихоньку втягивался в беседу. Припомнил эпидемию холеры, о которой я и так уже знала из википедии и, конечно же не мог не затронуть историю о легенде про Обещанный день. Так, постепенно, разговор перетек на интересующее меня тему.
– А правда, что в ночь перед Обещанным днем в округе появляются привидения? – улыбнувшись спросила я.
Василий взглянул на меня, хитро прищурив один глаз и, улыбнувшись, покачал головой:
– Ох уж эта Василиса … Все б ей языком только мести… – собравшись с мыслями, он продолжил:
– Хотите верьте, хотите нет, было это, аккурат, в прошлом ноябре. Подвернулась мне тогда халтурка – заменить ступени винтовой лестницы в колокольне. Батюшка Нестор решил на большие боголюбивые праздники в церьковь звонаря приглашать, а колокольня до того лет десять как заколоченной стояла. Ну и, знамо дело, прогнили ступени. Кабы звонарь тогда у нас, в первый и последний раз, не отзвонился бы…
Батюшка Нестор – человек божий, конечно, только, видать в ихней иерархии не в почете – церьковь-то его шибко деньгами не балует, потому он сам и подрядился мне в подмастерья. Вдвоем оно, конечно, сподручней, да все равно не шибко быстро слаживается. Стали по срокам отставать и Батюшка заторопился. Пришлось допоздна задерживаться, чтоб вовремя уложиться. Ну вот в тот день я и подзадержался, работу заканчивал. Когда вышел-то из церькви, уж стемнело совсем. Так-то у нас здесь тихо, разве что медведи, да и те по осени то сытые. Ну вот, значит, иду я по дороге, луна уже взошла и вокруг тихо так, снег поблескивает. До хутора Кузьмича рукой уже подать было. Вдруг, показалось мне, что справа, со стороны леса, между деревьями, мелькнуло что-то. Остановился я, да разве в впотьмах что углядишь? Сосны черной стеной стоят. Да и до леса метров семьдесят, а зрение у меня уж лет двадцать как очки выписали. Ну постоял я, постоял, решил закурить. Как на грех еще спички отсырели. Еле-еле папиросу рассмолил. Глаза то поднимаю, а из лесу на меня ОНО надвигается. Все белое. Косматое. Руки ко мне тянет и жалобно так воет: –Ууу-у-у-у…
Попытка изобразить привидение в исполнении Василия выглядела забавно, но я поспешила спрятать улыбку, сделав глоток из чашки. Не хотелось обижать рассказчика, тем более, что ко всему сказанному он относился очень серьезно.
– Сердце у меня тогда в пятки ушло. – продолжил рассказ Василий. – Ну я и дал деру. Не помню, как в доме оказался. Дверь за собой запер, для пущей надежности еще лавкой придвинул. Все, думаю, конец мой пришел. Наверное, надо было указать привидению, где источник с водой искать, а так, явится вот-вот по мою душу грешную… Целую ночь тогда просидел у двери, зуб на зуб не попадал, так челюсть то клацала.
– А вы не пробовали потом на то место вернуться, осмотреть? – решилась я задать вопрос, после повисшей паузы.
– Да как солнце-то взошло, бросился к Кузьмичу. Он ружье взял, и мы к лесу-то и пошли. Только никого там уже не было. И следов никаких. Правда к утру снег повалил, так что если и были следы, все прахом пошло. – Василий провел ладонью по щеке и, словно сомневаясь стоит ли говорить, продолжил:
– Там еще кое-что было. Ничего у леса не обнаружив, я Кузьмича уговорил на кладбище следы поискать, хоть тот и костерил меня на чем свет стоит и с выпивкой велел завязывать… Так вот, поднялись мы к кладбищу. Кузьмич-то мужик не злобный и основательный, все могилы со мной обошел. Вот там то, с краешку, мы её и приметили…
– Кого «её»? – не поняла я.
Василий пояснил:
– С самого краю кладбища, у ограды могилка неприметная – крест деревянный с опалиной. Как-то по осени на кладбище решили листву жечь: стаскали подальше к ограде и подожгли. Да не доглядели. Огонь то на крест и перекинулся. И, видать, не зря именно на тот крест. Мы с Кузьмичом ту могилу уж в последний момент, для очистки совести, так сказать, решили проверить. Смотрим, а земля то на могилке рыхлая, свежекопанная. И вокруг следы хожены. К утру ее снегом то припорошило, но, если приглядеться, заметить можно. Вот в той могилке то мое привидение и упокоилось, судя по всему.
– А вы не пробовали проверить? Ну, не знаю, раскопать могилу или сообщить об этом участковому? – поинтересовалась я.
– С Батюшкой мы решили об этом посоветоваться. Приведение ведь, так сказать, по ему вверенной территории по ночам разгуливает. Ну и пошли в церьковь, как есть все ему рассказали. Он даже с нами на могилу ходил, чтоб своими глазами все увидеть.
– И что было дальше?
– А ничего не было. – с досадой вздохнул Василий. – Батюшка, знамо дело, сказал, что глупости все это, пустое. А если слухи по деревне поползут, от него паства отвернется совсем. У нас на его богослужения и так-то желающих не много, а тут пол-тер-гейст, по слогам произнес Василий, прямо-таки, перед самым носом по святой земле расхаживает. Службу над могилой отслужил, молитвы для упокоения прочитал, на том все и закончилось. С нас обещание клятвенное взял, что мы никому ни словечка не скажем. Я, конечно, поначалу, не соглашался. Общественность ведь должна быть проинформирована о том, что вокруг творится. Да Батюшка с Кузьмичом уговорили. Я еще тогда удивлялся, чего это Кузьмич его так поддерживает? Это уж после узнал, что Батюшка Кузьмичу на кладбище место под захоронение выделил, хотя там уже лет тридцать как никого не хоронят.
