Но постепенно я стала замечать, что настроение Михаила способно меняться, как узоры в калейдоскопе: стремительно и абсолютно непредсказуемо. В обществе однокурсников и преподавателей он продолжал оставаться «айсбергом» – холодным, невозмутимым. И очень рассудительным. А вот наедине со мной стал иногда позволять себе молниеносные вспышки гнева. Редкие, но всё же… Похоже, что внешняя невозмутимость была лишь маской, под которой он скрывал перепады своего настроения, считая их, видимо, чем-то скверным, недопустимым.
И чем дольше мы общались, тем чаще я стала замечать за своим новом приятелем эти эмоциональные качели. Мне даже стало казаться, что в последнее время Михаилу стало сложнее их контролировать. К примеру, сегодня у гардероба он не смог взять под контроль всплеск недовольства и не рассчитал силу, с которой ухватился за моё плечо.
А чего стоит эта его манера резко перескакивать с темы на тему! Утром по пути в аудиторию он читал нотацию относительно моей несобранности и чего-то там ещё, и вдруг заявил: «В следующую субботу мы идём в клуб». Какой ещё клуб? С чего вдруг? Но спросить я ничего не успела, прозвенел звонок.
Сам Новиков объясняет эту способность резко менять тему разговора гибкостью своего неординарного мышления, которое я непременно должна ценить. А недавно он вообще заявил, что мы проводим вместе слишком мало времени и нужно «переходить на новый уровень». Просто погулять после занятий и провести время в ближайшей кафешке ему уже недостаточно.
Мне, наверное, стоит порадоваться тому, что из всех моих многочисленных сокурсниц Михаил одарил вниманием именно меня, но… После каждой нашей встречи мне теперь требуется всё больше времени на то, чтобы войти в зону комфорта, как любит говорить Маша. Поэтому я и брожу по городу с камерой. Хобби даёт классную возможность отвлечься и побыть наедине с собой. Думаю, что мои опоздания – это побочный эффект: если что-то захватывает внимание целиком, я напрочь забываю о времени. Так было всегда, сколько себя помню.
Я добралась до Москва-Сити на такси, но всё же немного заблудилась и теперь пробиралась ко входу сквозь ряды представительных авто на крытой парковке.
«Как же меня сюда занесло? Можно же было зайти через центральный вход, Катя!» – мысленно возмущалась я, обходя очередную машину, как вдруг застыла на месте, заметив неподалёку «своего голландца». Каких-то пару часов назад я уделила ему столько внимания, что не спутала бы его ни с каким другим железным конем.
– Ну, а где ж ему быть, если не на парковке главного делового центра столицы? – кивнув собственной догадке, пробормотала и вошла в холл центра.
Тут было многолюдно. Одетые по большей части в деловом стиле посетители сдавали верхнюю одежду в гардероб и направлялись к лифтам. Я сделала так же и теперь летела вверх в просторной стеклянной кабине лифта. Лифт плавно притормозил на нужном мне этаже и остановился. Я двинулась к бесшумно разъезжающимся дверям, но выйти не успела. Любимая заколка надрывно щелкнула и отскочила на пол. Получив долгожданную свободу, мои капризные локоны резво спружинили и посыпались по плечам. Обречённо вздохнув и по детской привычке дунув на прядку, упавшую на лицо, я подхватила с пола свою жемчужную страдалицу и бросила ее в сумочку. В зеркальной поверхности стен отразился мой новый образ «Лев ушёл из дома». Я пятернёй пригладила волосы, вздохнула и взглянула на входящих.
– Так даже лучше, – успокоил меня один из вошедших в кабину. И доброжелательно улыбнулся. Его улыбка придала мне уверенности.
Пожав плечами в стиле «что уж теперь сделаешь», я смущённо его поблагодарила и, подарив улыбку случайным зрителям своего досадного преображения, заспешила по широкому коридору.
Просторный зал ресторана встретил меня полнейшей идиллией. Все столики были заняты. Повсюду витали аппетитные запахи, велись негромкие беседы и слышался едва уловимый звон посуды.
Привычно отбросив назад непокорные локоны, я огляделась по сторонам в надежде найти знакомые лица среди элегантных посетителей. Но их не находилось. Я немного занервничала и что-то неловко задела локтем.
Обернулась и наткнулась на расстроенное лицо официанта. Звон посыпавшихся с его подноса блюд был настолько оглушительным, что пришлось прикрыть уши ладонями.
Когда всё стихло, оторвала их от ушей, а шокированный взгляд – от алых клякс, растекающихся не только по мраморному полу, но и по подолу нового платья. Взглядом зацепилась за запястье. Оно тоже утопало в россыпи пурпурных капелек, но на мой электронный «Цербер», к счастью, не попало ни одной.
Несколько тёмно-красных «горошин» успело скатиться на пол, отчетливо «нарисовав» извилистые дорожки на и без того «пятнистой» кисти руки.
В зале висела полнейшая тишина: так бывает: некий форс-мажор, и ты в центре внимания…
Не зная, как поступить, я «зависла» словно в стоп-кадре, с выставленной перед собой рукой, согнутой в локте, вполне себе художественно забрызганной алыми каплями. Крупными и мелкими. Круглыми и овальными. Как-то замысловато выпуклыми, словно консистенция напитка была густой и вязкой. Это угадывалось и по цвету «горошин»: темной, насыщенно алой, чем-то похожей на гранатовый соус. Кажется, он называется «нар шараб». При других обстоятельствах я бы даже сделала пару кадров этого живописного, как мне показалось, узора. Но сейчас…
Сейчас мне было совсем не до этого. Вдруг нестерпимо захотелось оказаться подальше от бесцеремонно любопытных глаз этого рафинированного общества, собравшегося в просторном зале как по заказу. В идеале – «телепортироваться» в тишину своей уютной комнаты. Годами ведя по большей части обособленный образ жизни, я совсем не привыкла к столь неуёмному интересу к собственной персоне, а теперь пришлось стоять в эпицентре всего этого «непотребства», как сказал бы дедушка. Стоять, как на сцене, в напрочь испорченном платье, и ловить косые взгляды одетых с иголочки завсегдатаев сего заведения. И я как никогда остро почувствовала себя актрисой—неумехой из того самого подгорелого театра. Немного успокаивало лишь то, что умиротворённость на ухоженных лицах посетителей сменилась раздражением или бесцеремонным любопытством совсем ненадолго – лишь на несколько мгновений. Впрочем, даже они показались мне вечностью. Оглядев меня с головы до ног, большинство гостей быстро потеряли интерес к неуклюжей нарушительнице спокойствия. Большинство, но далеко не все…
– Простите, – шокировано прошептала я стоявшему рядом официанту, краем глаза наблюдая, как по полу, промеж поблескивающих осколков хрустального бокала, растекались пурпурные кляксы дорогого вина. – Я помогу убрать…
– Не стоит. Я всё сделаю сам. – учтиво ответил он.
– Простите… – снова взволновано пролепетала я. И застыла под пристальным взглядом мужчины средних лет. Думаю, ему было хорошо за тридцать.
За столиком в центре зала, в кресле с удобной спинкой, этот посетитель восседал не один. Напротив него, спиной ко мне, расположилась дама с гладкими платиновыми волосами. Они покрывали ее прямую спину до самого пояса и почему-то напомнили мне занавесь из дорогого тонкого шёлка. Почувствовав, что за мной продолжают наблюдать, я отвлеклась от волос девушки и снова взглянула на ее спутника. Взглянула и внутренне сжалась под этим взглядом – острым, сканирующим, и удивлённым одновременно.
Впрочем, удивление гостя ресторана быстро сменилось задумчивостью. Словно его вдруг заставили решать неожиданно свалившийся на голову ребус. Девушка с платиновыми волосами что-то сказала ему, он ответил, но я чувствовала, что всё еще нахожусь в зоне его внимания.
К моему плечу прикоснулись, и я отшатнулась как чёрт от ладана. Видимо, нервы были совсем на пределе.
– Извините, случайно задел, – послышался виноватый голос официанта.
– Ничего страшного, – едва слышно ответила я, не сводя глаз с мужчины в кресле.
Он перекинулся со своей спутницей ещё парой реплик и снова отдал мне все свое внимание. Я тут же ощутила себя маленькой бандерложкой из мультика про Маугли, застывшей под цепким взглядом всемогущего Каа.
