Я направилась было к ней, но меня опередила наша Аннушка. Она подошла к Соболевой, приобняла её за плечи и, «оживив», увела с собой.
Глава 3 Предвестник перемен
Я вышла из Универа и задумчиво побрела к скверу.
«Эксклюзивный экземпляр тургеневской барышни… Легче направлять… Не торопи события…» – вертелось в голове.
«Он что, собрался жениться? На мне? – недоумевала я, – С чего вдруг-то? Мы же просто друзья».
Мы никогда не говорили с Новиковым на эту тему, и если честно, то я с трудом представляла себя его женой. Нет, скорее так: я вообще с трудом представляла себя чьей-либо женой, ведь совсем недавно обрела долгожданную свободу и начала самостоятельную жизнь. А тут что – снова тотальный контроль, но теперь уже от мужа? А то, что Миша будет следить за каждым моим шагом, я не сомневалась. Характер такой.
«Ладно, обдумаю это позже».
Нужно было отвлечься, и моя подружка – фотокамера, летний подарок деда на совершеннолетие, как всегда, пришла на помощь.
Сквер сегодня был особенно хорош! Я шла вдоль центральной аллеи, любовалась её девственной чистотой и снимала всё подряд: утопающие в снегу кусты и скамейки, с промёрзшими на их поверхности капельками изморози. В лучах вдруг прорезавшего небосклон холодного солнца они весело отсвечивали яркими искорками. И каждая такая вспышка в разы усиливалась в кадре. Наряду с неиссякаемым потоком снежинок, сыпавшихся на землю словно из рога изобилия.
В объективе камеры с «навороченном» автофокусом был хорошо заметен кружевной узор каждой – объёмный, рельефный, лучистый.
Ветер усиливался и гнал позёмку по промозглому тротуару. Она словно ластиком вмиг стирала следы редких прохожих, иногда коварно оголяя наледь на тротуарной плитке. В кадре я удерживала внимание и на ней. Чтобы вовремя обходить опасные участки и не растянуться на тротуаре, не дай бог повредив полюбившийся подарок деда.
Вдали показалась дорога. Чувствительный фокус камеры ухватил стройные ряды машин, уже начавших застревать в предвечерней пробке. Я успела сделать всего пару кадров мерцающей в свете фар проезжей части, как проснулся мой сотовый. Из наушников полился звонкий голос подруги:
– Надеюсь, ты не забыла?
– Конечно, нет, Маш! Москва – Сити. 19.00. Забегу в общагу переодеться, и сразу к вам!
– Новиков с тобой?
– Нет, зачет сдаёт. Договорились встретиться на месте. Предупредил, что может опоздать. Даже не представляешь, какая красота вокруг, Маш!
– Опять что ли с фотиком своим зависаешь? Опоздаешь же, Кать!
– Постараюсь быть вовремя. Твоя помолвка – святое.
– То-то же! – довольно рассмеялась Машка.
В кадре мелькнул чёрный как смоль внедорожник.
– Как чёрт из табакерки… – чуть слышно проговорила я.
– Что там у тебя?
– Машина несётся…
– На тебя что ли? Пулей в сторону, слышишь!
– Не на меня, Маш, не волнуйся. По Пироговке.
– Ясно. Значит в сквере тусуешься.
– Выставка скоро. Набираю материал… Хочу заснять его полёт…
– Не поняла, чей ещё полёт?
– Этого «летучего голландца».
– Боже мой, какого ещё голландца, Кать?
– Не мешай, Маш, он так летит… не успею поймать… – бормотала я.
– В общем, у тебя час на ловлю этого чуда, поняла! Не больше, слышишь!
– Да какой час?.. Он сейчас исчезнет… Не волнуйся, успею…
– Ладно, – вздохнув, ответила она, – И будь на связи, слышишь!
– Буду, Маш, не волнуйся…
В ухе раздалась пара коротких гудков и смарт «уснул».
С Марьей – большой любительницей туфель на каблуке, платьев-футляров телесных оттенков и элегантных шляпок, я познакомилась в августе. Шляпки, как я потом поняла, – вообще ее великая слабость. Впервые мы встретились в день моего заселения в общежитие, после выигранного спора с дедом. По счастливому совпадению она стала моей соседкой по комнате и в тот вечер собиралась в театр. Её элегантный лук навсегда врезался в память и закрепил за моей новой знакомой статус иконы стиля в моих глазах. На вечер у Марьи был запланирован поход на «Анну Каренину». По этому случаю и шлифовался образ светской львицы тех времён. Он был мастерски обыгран в закрытом платье, тёплого тёмно-бежевого оттенка, мягко облегающем изгибы стройной фигуры, и аккуратной шляпке на тон светлее, прикреплённой к волосам невидимками. Толику эксцентричности кокетке придавал экстравагантный хвост из чернобурки, смело и провокационно накинутый на плечи. Удивило, что она объяснила свой выбор с чисто практической точки зрения.
«Вот уж совсем не улыбается мёрзнуть под кондёром, как в прошлый раз», – сказала она тогда, вынудив сопровождавшего меня дедушку едва заметно поджать губы при слове «кондёр».
Мы с подругой как-то сразу нашли общий язык, хоть она и старше на четыре года. Мария Ивановна Стоцкая – будущий психотерапевт и «моя личная пилюля от траблов», как она иногда себя шутя называет. Мне очень с ней повезло: не конфликтна, уверена в себе, рассудительна. Правда, бывает порой любопытна до чёртиков, к тому же – это самая большая любительница тайн и авантюр, которую я когда-либо встречала в жизни.
За разговором с Машей я вышла к внешнему тротуару, продолжая держать «голландца» в кадре, словно на мушке. Как бывалый охотник свою добычу. Назову это фото «Летучий Голландец» или «Летящий в ночи». Надо подумать… Оно может стать жемчужиной моей коллекции на выставке. Если, конечно, удастся правдоподобно передать «полёт» объекта.
Удача явно была на моей стороне. Вдоль дороги, как по команде включились фонари. Их яркий свет заиграл на глянцевой поверхности «голландца». Объектив камеры усилил эти радужные переливы в разы, превращая торопыгу в сплошной светящийся сгусток энергии, парящий над белой гладью дороги.
Лишь матовые, совершенно непрозрачные окна объекта моей охоты казались мрачными «чёрными дырами» на его глянцевой поверхности. Но это лишь придавало «голландцу» больше таинственности.
«А если подать его с фреймингом? – мысленно размышляла я, – Да, было бы неплохо… Чуть приподниму «голландца» над гладью дороги, добавлю под ним лёгкого снежного кружева … Такой воздушный эффект кружевной паутинки… а по верху… по верху полукругом пущу ночное небо. Только надо будет добавить ему глубины! И без единой звёздочки! Получится эффект круга. А внутри него – «голландец» в свете прожекторов. Решено, сыграю на контрасте».
Чудо техники полавировало в потоке своих собратьев и быстро скрылось из виду.
Довольная собранным материалом, я развернула камеру и случайно поймала в кадр очень необычное лицо.
Глава 4 Каменнолицый
В сгустившихся сумерках мне навстречу шёл мужчина. Видимо, заметив, что я веду его в кадре, он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Статный. Прямой, как шпала. Холодный. Совершенно неприступный. В длинном тёмном пальто с высоким воротником-стойкой, наглухо закрывающим шею. Объёмный вязанный шарф, подобранный в тон пальто, совсем не защищал шею, так как был повязан от нее на значительном расстоянии, скорее для проформы. Но все же прикрывал массивную грудь незнакомца и добавлял образу завершенности. Шапки на голове прохожего не наблюдалось вовсе. Это выглядело странным, потому что близился вечер, мороз крепчал и было холодно.
В мужчине ощущалось нечто неестественное. Настораживающее. Чтобы определить, что именно, я приблизила его лицо в кадре и замерла в изумлении. Вблизи оно выглядело абсолютно неподвижным, будто качественно исполненная маска. Мрачным. Непроницаемым. Будто высеченным из камня.
Камера зафиксировала матовую бледность кожи и белые, зачёсанные назад волосы. Мужчина походил на альбиноса, но только на первый взгляд. Я навела резкости, присмотрелась и обнаружила редкие, почти незаметные в вечернем полумраке пряди каштанового оттенка. В молодости незнакомец мог быть шатеном. Наверняка привлекательным.
Лишь глаза на этом мертвенно-бледном лице были живыми. С расширенными угольно-чёрными зрачками они показались мне глубокими ледяными омутами. Вязкий взгляд манил и затягивал в свои мутные глубины. И я наверняка утонула бы в них, если бы не камера, которую как щит держала у самых глаз. И всё же в серых глубинах пронзительных очей, смотревших на меня в упор, жила душа. Грешная. Мятежная. Опустошенная. Будто их хозяину больше нечего было терять.
