Многие из потока посещали «Микрошу» исключительно для того, чтобы развлечься их перепалкой. Чем всё это закончится, было неясно, но иногда казалось, что до точки кипения остался всего шаг.

Мишин голос выдернул меня из размышлений:

– Прикинь, она согласилась уделить мне всего десять минут своего драгоценного времени.

– Не расстраивайся, у тебя всё получится.

– Да не расстраиваюсь я. Просто констатирую факт. И обязательно уложу её на лопатки!

– В каком смысле? – спросила я, пытаясь уловить подсказку на его, скупом на эмоции лице.

– Считай, что в фигуральном, – усмехнулся он. И многозначительно протянул: – Хотяяя… Как пойдёт, кароч.

– Неужели тебе нравится эта война, Миш?

– Тонизирует, – бросил он, слегка склонив голову. И я заметила, как азартно блеснули его выразительные карие глаза.

«Интересно, «она» – это война или сама Аннушка?» – задумалась я. Но уточнять я не стала.

– Ладно, пойду я. Встретимся вечером в ресторане. Ты же не забыл?

– Помню. Постараюсь быть вовремя. Но, если что, начинайте без меня. На мгновение его лицо приобрело какое-то двусмысленное выражение. Губы вытянулись ниточкой, упрямый подбородок чуть напрягся и выдался вперёд. В глазах заплясали чертенята. Новиков явно что-то задумал. Похоже, что-то провокационное.

– Попробую уговорить это Светило на бонус. – Он задорно подмигнул, подтвердив мою догадку.

– Может, не стоит усложнять?

– Поздно. Она не оставила мне выбора.

«Может, стоит пойти с ним?» – проскользнула беспокойная мысль.

Что-то мне подсказывало, что наш преподаватель рискует попасть впросак.

«Не имей привычки встревать в то, что тебя не касается!» – вспомнилось предостережение деда. И я решила ограничиться советом:

– Не переборщи, пожалуйста.

– Как пойдет… Что, и ни капельки не ревнуешь?

– С чего вдруг? – ответила я, пожав плечами.

– Что ты там возишься? – сменил он тему. – Давай помогу!

За разговором мы добрались до окна. Водрузив свой рюкзак на подоконник, я тормошила дублёнку в поисках шапки. Утром засунула её в рукав, но…

– Шапка куда-то подевалась… Выпала что ли…

– Жди здесь, растяпа, – кинул Новиков, вздёрнув бровью, и направился к гардеробу.

Я с досадой вздохнула и выглянула в окно. Погода менялась. Снежинки бойче водили хороводы. С «оживших» на ветру ветвей деревьев осыпался снег. У земли поднималась подзёмка. Похоже, занималась метель.

«Ну ничего, может еще успею сделать несколько «живых» кадров», – успокаивала я себя.

В моей новой, насыщенной бесконечными событиями студенческой жизни так не хватало размеренности, ставшей привычной за все эти годы. Хобби я пыталась компенсировать ее нехватку. Когда я брала в руки фотокамеру, моя жизнь будто снова становилась прежней – уравновешенной, неторопливой, без постоянно мелькающих перед глазами, по большей части незнакомых мне людей, как в Универе, так и в общежитии; громко звучащей вечерами, а иногда даже ночами музыкой и смехом, нередко сотрясающим стены соседних с нашей комнат.

Да, занятие фотографией очень помогало отвлечься от суеты. Я часто представляла себе: вот сейчас закончу снимать виды и вернусь домой – в уют своей комнаты, под крылышко к Полине, нашей бессменной помощницы по хозяйству. А она сытно накормит меня вкуснейшим ужином, напоит ароматным травяным чаем и уложит в постель, неизменно пахнущую лавандой.

Над ухом раздался негромкий приказ: «Отомри!»

Мою потеряшку водрузили на подоконник, подхватили с него дублёнку и ловко помогли её надеть.

– Смотри, Миш, как погода меняется. Правда, впечатляет? Волнительно, да?

– Всё, как обычно – промозглая московская стужа, – равнодушно заметил он, бросив в окно мимолетный взгляд.

– Совсем не романтик, – скорее себе, чем ему напомнила я. – Иди, а то опоздаешь. Сама застегнусь…

– Сам, – категорично заявил он.

– Что ты со мной, как с маленькой? – смущённо проговорила я.

Его опека временами казалась мне навязчивой.

– А как иначе-то? Зависнешь тут на полчаса, пялясь в окно.

– Любуясь, – поправила я.

– Не понимаю, зачем ты выбрала медицину? Не твоё это.

– С чего ты взял? Сколько себя помню, всегда мечтала стать врачом. Как мама и дед.

– Тебе стопудово надо было в «художку» поступать! Пациент же кони двинет, пока ты будешь его кишками любоваться. Ну или штопать его… художественно.

– Ну, зачем ты так? Не передёргивай! – возмутилась я. И, отступив на шаг, взялась сама застегивать молнию. – Плохо ты меня знаешь, Михаил. – Ну вот, сразу и Михаил, – вздохнул он,

– Меня напрягает твоя манера обижаться на правду, Котёнок. Пустая привычка. Отвыкай.

Не люблю, когда он меня так называет.

– Ладно, оставим этот бессмысленный разговор, – не стала я спорить.

– Почему бессмысленный?

– Потому что для тебя существует только два мнения: твоё и неправильное. Зависнуть, как ты говоришь, я могу только, когда брожу по городу с камерой. Когда отдыхаю, понимаешь? И ещё: аккуратно наложенный шов будет пациенту только в радость.

– Конечно, он будет благодарен! Если выживет…

– Вот к чему сейчас этот чёрный юмор, Миш? Не понимаю…

– Ладно, успокойся. Просто ты непробиваемая эстетка, дорогая. Эта твоя возвышенность – она с перебором, понимаешь? В общем, дед воспитал из тебя эксклюзивный экземпляр тургеневской барышни. Зачем – непонятно, но мне на руку.

– Что значит «на руку»?

– Легче направлять.

– Направлять? – удивилась я, – Куда?

– В нужное русло, Котёнок. И это огромный плюс для моей будущей жены.

– Что? Жены?.. – шокировано прошептала я, почувствовав, как собственные глаза стремительно полезли на лоб.

Но собеседник мой не спешил объяснить то, что сказал.

– Ты … ты мне так предложение что ли делаешь, Миш? – уточнила я и замерла в ожидании ответа, как партизан в засаде.

Должно быть, мы выглядели странно. Двое у окна: она зависла, словно в стоп-кадре, а он цепкими пальцами сосредоточенно толкал вверх собачку на молнии её дублёнки.

– Отомри и не опережай события, – наконец удостоили меня ответом.

И я с облегчением выдохнула, поймав задумчивый взгляд однокурсника. – Ты… ты же понимаешь, что это… рано, Миш, правда? – решилась я уточнить. На всякий случай.

Новиков не ответил. Лишь посмотрел куда-то мимо меня и что-то тихо пробурчал. Я оглянулась и, проследив за его взглядом, заметила нашу сокурсницу – Надю Соболеву, невысокую блондинку с приклеенной к пухлым губам улыбкой. И томным взглядом.

Слышала, ей нравится Новиков. Она ходила за ним по пятам, а меня, видимо, считала помехой на пути к своему счастью. Ну, если судить по взглядам, которыми время от времени меня одаривала.

– Э… Ладно, мне пора, Миш. Спасибо, что шапку мою нашел!

– Дай ее сюда! Натяну тебе на уши.

– Не надо. Я сама. Надену, как выйду на улицу, – торжественно пообещала я.

– Хозяин – барин, – ответили мне, – Схватишь простуду, на меня не рассчитывай. Нянькой у твоей постели не буду.

– Не волнуйся, не заболею. Соболева тебя ждёт?

– Навязалась в группу поддержки, – нехотя ответил Миша. И добавил, нахмурив лоб: – Её общество мне сейчас ни к чему…

Вокруг моей шеи несколько раз обернули шарф, окинули результат критическим взглядом и вынесли вердикт:

– Сойдет. Иди. Долго не броди – снегом занесёт.

– Не занесёт, не волнуйся, – ответила я и напомнила: – Ты всё же постарайся не опоздать в ресторан, ладно?

– Ладно, – негромко ответил он и стал пробираться к лестнице. Соболева догнала его, он ей что-то сказал и растворился в толпе студентов, оставив стоять посреди холла. Девушка явно была расстроена. Она зависла без единого движения, словно принимала участие в детской игре про морскую фигуру, которая получила приказ: «Замри!»

Спешащие к выходу из Универа студенты обходили эту «морскую звезду» стороной, менее деликатные – задевали локтем, особо бесцеремонные – налетали, рискуя сбить с ног, но однокурсница ни на что не обращала внимания.