– Вы… Я… – пробормотал он. – Э, погодите, а где это мы? Дорога к поместью в другой стороне… Ты куда свернул, а?

– Успокойтесь, это я попросила, – рассеяно обронила я. Слабость не отпускала, но сонливость удалось стряхнуть. Сейчас мне лучше быть внимательней, если я хочу хоть что-то понять прежде, чем меня возьмут в оборот в поместье. А что там меня не ждет ничего приятного, я не сомневалась.

– И зачем это? Все-таки надеетесь сбежать? Или с сообщником встретиться? – явно накручивая себя, вскричал инспектор – ему сейчас было просто необходимо, чтоб я оказалась хоть в чем-нибудь виновата. Чтобы не чувствовать себя виноватым самому: то ли передо мной, то ли перед моей погибшей соседкой и ее детьми, то ли… непонятно, в общем, но неприятно, и очень хочется избавиться от странного мерзкого чувства.

– Отсюда тоже проезд есть. По дороге на фабрики де Молино посмотрим, – мирно сообщила я.

– У лорда де Молино есть фабрики? – удивился северянин.

– Скобяную фабричку еще дедушка поставил.

– Хотите сказать, что старый… самый старый лорд де Молино занимался… скобами всякими? – с ироничной брезгливостью поинтересовался Баррака.

– Самый старый лорд де Молино жил шестьсот лет назад и занимался пиратством, – отмахнулась я, – а фабрику поставил дедушка Тормунд.

– Тормунд? – вскинулся северянин.

– Шестой сын из прибрежных ярлов Тормундов, – важно пояснила я.

– У меня сестра вышла замуж за младшего сына третьего брата нынешнего ярла Тормунда! – вскричал командор. – Вот уж не думал, что такую близкую родню тут встречу! – и радостно протянул мне руки. – Кузина Летиция!

– Кузен Улаф! – не менее радостно откликнулась я.

– Близкую? – озадаченно повторил инспектор.

– Для севера – достаточно! – отрезал Улаф и взгляд его вдруг стал не по хорошему задумчивым. – Выходит, если бы мы с госпожой Влакис не явились вовремя, вы, инспектор, подвергли насилию мою кузину? – голос его становился все холоднее и холоднее, в раскаленном воздухе вдруг отчетливо дохнуло метелью и кажется, где-то далеко-далеко, на пределе слуха, взвыли волки.

– Да не собирался я ее… ничего не собирался! – взгляд инспектора заметался – кажется, теперь он и сам был готов выпрыгнуть из коляски. – Припугнуть хотел.

– Теперь я понимаю, почему вы отказались «следить в потомстве»! – я жалостливо поглядела на инспектора – надеюсь, хорошо видно, как я ему сочувствую. – Если вашим… э-э, мужским естеством… только пугать… – я поцокала языком. – При всей неприязни к вам, инспектор, не могу не одобрить столь взвешенное… мужественное даже решение… если можно так сказать в эдакой ситуации…

Инспектор замер, глядя на меня с приоткрытым ртом, и глаза его от изумления распахивались все шире и шире… Улаф, только что разрывавшийся между долгом армейского командора – поддерживать порядок, и долгом немедленно наказать за оскорбление родички, посмотрел на меня, на него… и вдруг сдавленно хрюкнул, отчаянно давя прорывающийся хохот.

– Вы… Вы… – задохнулся Баррака. – Вы – никакая не леди! Ни одна леди не позволила бы себе…

– Правнучка ярла – всегда леди! – мгновенно прекратив хохотать, отрезал командор. – И как вы, кузина, попали к этим южным варварам, не способным узнать леди?

«Даже заглянув к ней под юбку», – мысленно закончила я.

– Мы варвары? – у Барраки был день потрясений.

– Родилась я здесь. Это все дедушка Тормунд! – я без зазрения совести свалила вину на покойного родича. – Решил, что на севере и без него мастерских хватает, и надо плыть в новые воды.

Улаф кивнул – такой резон любому северянину понятен.

– А тут как раз лето жаркое, у отца виноградники выгорели…

У дедушки Тормунда были опыт, деньги и дочка, у недавно овдовевшего отца – обаяние, банкротство и маленький сын, у мамы – сильная магия, и такая же сильная влюбчивость. В общем, все удачно нашли друг друга.

– Мама вышла замуж за папу, и они с дедушкой поставили сперва скобяной цех, потом инструментальный.

– Передовой лорд был ваш батюшка, – неохотно процедил инспектор Баррака.

– Причем тут отец? – удивилась я. – Он природником был, куда ему фабрику? Это мама с дедом – маги-металлисты.

Пока фабрика строилась, мама забеременела мной – и вот тут родители и дедушка провернули исключительно дерзкий фокус. Дедушка Тормунд ведь не с пустыми руками из рода ушел. Тормунды – род разветвленный, многочисленный и славный, могут позволить отделить малую искру от родового алтаря. Но дедушка Тормунд не стал основывать род южных Тормундов, чтобы медленно, поколение за поколением напитывать новый родовой алтарь, а по соглашению с отцом слил свою искру с древним алтарем де Молино. Во время беременности женщина еще не отторгнута родительским алтарем, но уже почти принята алтарем мужа – мама смогла это сделать. Алтарь де Молино изменился, сила его умножилась многократно, так что хватило и поместью, и фабрику запитать, и даже продавать энергию могли, мэрия Приморска у них покупала.

Все это я, естественно, рассказывать не стала, алтарь силы рода – не тема для разговоров даже с неожиданно обретенным кузеном.

– Я так понимаю, со времен ваших родителей мало что изменилось, – Улаф огляделся по сторонам.

Дорога обогнула старую оливковую рощу и снова потянулась меж виноградниками, такими же пожухшими под лучами солнца, как и в год, когда семейство Тормунд сошло на берег в Приморске. Да и дорога была… такая же. Кажется, за прошедшие пятнадцать лет никого не заботили ни выпавшие камни, ни размытая дождями обочина, ни ямы от одного края дороги до другого. Даже перед кучером неудобно, обещала ведь дорогу получше.

Виноградники сменились пыльными пустырями, дорога вильнула снова и потянулась мимо утыканного ржавыми пиками кирпичного забора. Над забором торчали трубы с едва-едва курящимся над ними дымком. В заборе имелась калитка, замкнутая на тяжелый висячий замок, и дырка в половину человеческого роста – наскоро прикрытая подгнившими досками. Наконец забор кончился.

– Останови! – скомандовала я кучеру и пока инспектор решал – ловить меня или не стоит – выскочила из коляски.

В полосатой будке у ворот, где обычно сидел сторож, сейчас никого не было, да и сами ворота стояли нараспашку.

Я шагнула в пустой двор.

– Шшшшурх! Шшшурх!

Вокруг царила сонная летняя тишина, перемежавшаяся только протяжным скребущим звуком:

– Шшшшурх!

Что-то металлически брякнуло и снова тишь. Ни ветерка, ни звука, ни шевеления, разогретый сухой воздух царапает легкие. По спине под слишком теплым для здешней погоды платьем потекла струйка горячего пота. Стараясь не стучать каблуками ботинок, я обогнула штабель старых ящиков – очень старых, некоторые по низу мхом поросли.

– Дамочка! Эй, дамочка! Вам чего тут?

Окликнувший меня звонкий голос заставил вздрогнуть – я стремительно обернулась, аж юбки взвихрились. Ну, хоть какой-то ветерок! Позади меня, вытирая руки промасленной ветошью, стоял молодой парень в рабочем комбинезоне.

Не будь я сама иллюзором, подумала бы, что его окрик разбил иллюзию: в только что пустом фабричном дворе оказалось множество народу! Над штабелем ящиков высунулись головы в кепках – я пробежалась взглядом по любопытствующим физиономиям. Из темного зева фабричных дверей – тоже открытых, дохнуло жаром, как из раскаленной печи. Высунулась старуха с подвязанными пестрым платком черно-седыми кудрями и метлой наперевес – и поглядела на меня хмуро.

– А… фабрика не работает? – неуверенно уточнила я.

– Почему не работает, очень даже работает! – возмутился парень в комбинезоне.

– Мы вот не работаем! – белозубо ухмыльнулась одна из голов-над-ящиками. Остальные «головы» дружно захохотали.

– Жара, – густым басом пояснила другая голова. Исчезла и появилась снова – при голове обнаружилось тело, из-за ящиков выбрался вполне целый немолодой дядька в рабочем комбинезоне. – Вот спадет еще малёхо и снова часок поработаем.