– Думаю, сейчас ка-ак переговорю с одой вроде как леди… Узнаю, как она дошла до жизни такой… секретарской!

Презрения в его глазах было столько, что еще чуть-чуть, и я сама начну задумываться: секретарша, это немного хуже, чем воровка или проститутка? Или намного хуже?

– Иду, значит, как написано, к этому самому служебному входу в особняк, как вдруг! Мимо меня юбка – фыр-фыррр! Башмаки – топ-топ! – издевательски продолжал лепрекон. – Бежит: фартучек, наколочка в волосах – горничная! Прямиком к Трентоновскому особняку… и за дверь шасть! Гляжу, а это она и есть! Искомая леди Летиция де Молино! – он откинулся на спинку кресла, глядя на меня с издевательским удовлетворением. И медленно, раздельно произнес: – Даже не секретарша, а… прислуга! Поломойка. Горничная.

– Секретаря леди Трентон зовут Лукреция, – стискивая в кулаке край фартука процедила я. Безликие демоны Междумирья, а память у старого пакостника до сих пор отменная, если он сумел меня узнать, не видев целых пятнадцать лет!

– Ты, конечно, изменилась… обвисла… – его взгляд нахально уперся мне в грудь, обтянутую форменным платьем горничной. – Полы на коленках драить да уголь из подвала таскать никого не красит.

За прошедшие пятнадцать лет я успела забыть, что говорить гадости для этого лепрекона все равно, что дышать: если рот закроет, задохнется и падет замертво!

– Даже бумажки разбирать не сгодилась? – злорадно продолжал он. – Писала ты всегда как виверна лапой… Только и осталось, что грязь за хозяевами подтирать.

– Только не говорите, что вас это… расстроило.

– С чего б меня расстроило, если я, как всегда, оказался прав? – всплеснул руками лепрекон. – Я еще отцу твоему говорил, что ты никчемное создание.

– Отцу вы говорили, что я «талантливая дочь гения». Это когда он умер, а брат вступил в наследство, я стала никчемным созданием, – напомнила я.

– Не хотел расстраивать клиента на смертном одре, – ощерился О’Тул. – Таланта в тебе ни на грош, только и название, что магичка.

– Я – маг иллюзий, – буркнула я.

Даже до войны магия иллюзий, в отличии от стихийной или природной, считалась так… дамским рукоделием. А уж когда началась война и алеманцы стали применять мобильные артефакты, позволяющие видеть иллюзии насквозь – ни во вражеский штаб под чужим обликом проникнуть, ни иллюзию подкрепления создать – наших и вовсе за магов считать перестали. На второй год войны иллюзоров в армию брали только наравне с обычными людьми. После войны ничего не изменилось: кто станет украшать парадный зал иллюзиями, если гостям достаточно глянуть сквозь артефакт… и они увидят голые стены и трещины в потолке.

Впрочем, для меня это не имело значения. Даже в спокойные времена от дара нет прока, если ты – слабосилок. О, я была отличной студенткой – нужно же как-то выкручиваться, чтоб не позорить род? Преподаватель по начертательной магометрии смотрел на меня полными слез глазами: от восхищения и… жалости одновременно, когда моя ничтожная капля силы, закачанная в просчитанную мной же пентаграмму, выдавала иллюзию, способную продержаться аж двадцать минут! Для сравнения, у Матильды пентаграмма с шестью ошибками (она не только зубцы умудрялась перепутать, но и в центр неправильный символ вписать!) держала иллюзию час. На одной сырой силе.

– Ты не маг. Ты – горничная, – сладко-ядовито напомнил лепрекон, на что я только вздохнула, отгоняя непрошенные воспоминания.

– Ладно… – при крохотном росте он умудрился поглядеть на меня сверху вниз. Спрыгнул с кресла, звучно звякнув золотом в горшке, и скомандовал: – Собирайся! Глава рода де Молино, так и быть, согласен с тобой встретиться… го-орничная, – важно объявил он и величественно направился к двери. Скошенный на меня на глаз – еще чуть-чуть и на затылок переползет! немножко мешал торжественному уходу, но в целом лепрекон справлялся. Если бы я последовала за ним – совсем бы хорошо получилось, но увы, я осталась сидеть.

– Ну что расселась! – взвизгнул лепрекон, едва не перелетев через прячущийся под пушистым ковром порожек. – Брат приказывает тебе явиться!

Я только вздернула брови: он думает, я умерла и стала призраком? Вот они, да, являются.

– Ну ладно, ладно! – лепрекон повернул обратно к креслу. – Твой старший брат… хочет тебя видеть, – и скривился – даже такая вот вежливость явно отдавала горечью на языке.

– Не интересно, – хмыкнула я. Не то чтобы вот совсем-совсем… но не настолько, чтоб прилагать хоть малейшие усилия.

– Он глава рода, – лепрекон наклонил голову как бык – маленький, но бодливый – и сверкнул на меня из-под полей шляпы багровыми от ярости глазищами. – Он может заставить.

– Что ж не заставил?

– А вот не понятно, почему! – со злостью выпалил лепрекон и тут же гулко сглотнул, будто подавившись. – То есть это… из вежливости…

– К горничной? – старательно удивилась я.

– Так он же не знает…

– Вот-вот… Глава рода спокойно живет, ничего не зная о судьбе единственной женщины рода. Любопытно, а с родовым алтарем у нас все в порядке? В силе моему дорогому братцу не отказывает?

И по побагровевшей физиономии лепрекона поняла, что угадала верно!

– Ясно… – я оправила фартук и снова вооружилась тряпкой. – Пойду я, еще дел много. Неприятно было встретиться, мастер О’Тул, надеюсь, больше не увидимся.

– Потом полы домоешь! – лепрекон топнул ногой. – Ты… ему нужна.

– Пятнадцать лет он без меня обходился… и дальше справится.

– Он умирает, наглая ты, бесстыдная и безжалостная девка! – яростно выплюнул лепрекон.

– Врете! – я невольно отпрянула. Его слова были неприятно созвучны моим мыслям. Я не видела брата так давно, что и вспоминала его как… умершего. Умом я понимала, что Тристан жив-здоров, но чувства… Чувства говорили, что мой старший брат, научивший меня ловить рыбу и разжигать костер, азартно пересказывающий книги про путешественников со своими добавлениями, и прокрадывавшийся в комнату с половинкой торта, когда меня в наказание лишали сладкого, умер вместе с родителями. А в поместье живет чужой человек, владетельный лорд де Молино. И вот сейчас мысль о том, что он умирает не только в моей памяти, но и на самом деле, стиснула сердце неожиданно больно. – Врете! – повторила я.

– Перед смертью-то! – он скорбно опустил уголки губ и попытался даже вытереть рукавом сухие глаза.

– Не вашей же! – фыркнула я. Сомнения у меня оставались… но скажем так, в обе стороны: может – врет, может – нет. – Супруга его знает, что Тристан послал за мной?

– Супруга у лорда – истинная южная леди, понимающая, кто в семье главный! – наставительно выдал лепрекон и пробурчал. – Знает, а как же… При ней меня отправляли…

Значит, даже если она и была против, ее мнение не приняли в расчет.

Я рассеяно уставилась вниз, на запруженную народом улицу.

Даже сквозь закрытое окно до меня доносились цокот копыт, гудки мобилей и пронзительные вопли мальчишки-газетчика:

«Магистр гильдии магов-дорожников убит в собственном особняке! Глава имперских гончих заявляет: это чудовищное преступление будет раскрыто в самый короткий срок! Убийцы не уйдут от наказания! Биржа волнуется: как повлияет трагедия на стоимость перевозок в Междумирье!»

Лавируя между прохожими, мальчишка понесся дальше. Люди, не-люди, снова люди, другие разумные… Джентльмены в цилиндрах и котелках, женщины в капорах, бойкие уличные мальчишки… У парадного входа в особняк вампир в глухом плаще флиртовал с хорошенькой разносчицей. Не иначе как поменяться хочет: он ей ужин в дорогой ресторации, и она ему тоже… ужин. Как же не хочется уезжать – от такой привычной, понятной, такой… моей, моей собственной жизни! Что бы там кто о ней не думал…

– Я… приеду… – с трудом пропихивая слова сквозь схваченное спазмом горло, наконец, процедила я. – Раз так…

– Вот и отлично! Южный экспресс отходит поутру. Надеюсь, сама доберешься, а то у меня еще в столице дела… поважнее, чем горничных в поместье доставлять. – лепрекон мгновенно вернулся к прежней издевательской манере.