Вечером, после праздничного ужина, который Факунда приготовила в честь их приезда, мисс Тейлор со слезами на глазах призналась, что Тереса угасает. У нее был запущенный рак легких.
Недели, которые мы ежегодно проводили в Санта-Кларе, были для Хуана Мартина райскими. Он чудесным образом исцелялся от аллергии и астмы и целыми днями торчал на солнце под присмотром Торито, который учил его водить грузовик и ухаживать за поросятами. Часами читал, лежа на полу в Скворечнике, который все еще стоял на своем месте, а на двери висела табличка, запрещающая вход «лицам обоего пола». «Можно я останусь в Санта-Кларе, мам», — просил он меня каждый год, и я угадывала непроизнесенную часть фразы: «подальше от папы». В период полового созревания сын бросил попытки угодить Хулиану, и жадное восхищение, которое отец вызывал в нем в детстве, сменилось неприязнью. Он боялся Хулиана.
А Ньевес терпеть не могла сельскую местность. Однажды она заявила, что тетушка Пилар — прогорклый сухарь, а Торито — сельский дурачок. Хулиан в ответ захохотал. Я хотела прогнать ее в свою комнату в наказание за дерзость, но отец мне не позволил, потому что девочка была права: Пилар — сущая ведьма, а Торито — идиот. Но, несмотря на наглость и внешний цинизм, Ньевес была восхитительна. Думая о ней, я вижу птицу с ярким оперением и хрипловатым голосом, веселую, грациозную, готовую взлететь в небо, оставив позади все на свете.
Ее стойкость я осознала в тот день, когда произошло землетрясение, самое сильное из когда-либо зарегистрированных. За десять минут оно разрушило две провинции, вызвало цунами с гигантскими волнами, которые достигли Гавайев и выбросили на площадь в Сакраменто рыболовное судно, и унесло тысячи жизней. Это была настоящая трагедия даже по меркам нашей страны, где все привыкли к тому, что земля дрожит, а море бушует. Старый дом в Санта-Кларе долго раскачивался, прежде чем рухнуть, и это дало нам время выскочить вон. прихватив клетку с попугаем. Пыль взметалась нам навстречу плотными облаками, грохотали падающие со всех сторон балки и обломки стен, а из чрева планеты доносился ужасающий хрип.
В земле разверзлась огромная трещина, которая поглотила нескольких кур, собаки завыли. Мы едва держались на ногах, все кружилось, мир перевернулся. Трясло целую вечность, когда же мы решили, что наконец-то все позади, последовал еще один сильный толчок. А потом мы услышали грохот и увидели пламя. Взорвалась газовая плита, и все, что оставалось от дома, вспыхнуло.
Среди хаоса, дыма и ужаса Ньевес обнаружила, что с нами нет Тересы. Мы не заметили, как девочка побежала к горящему дому; если бы видели, бросились бы ей наперерез. Несколько минут спустя мы услышали, как она окликает Торито, но не смогли определить, откуда доносится голос, — никому не пришло в голову, что она внутри дома. Внезапно сквозь дым и пыль я увидела свою дочь, с трудом тащившую Тересу за одежду. Торито первым оказался с ней рядом. Он поднял неподвижное тело Тересы одной рукой, а Ньевес — другой и вынес из огня благодаря своей гигантской силе, помноженной на сознание грозившей обеим опасности. Ньевес тогда не было и десяти лет.
В тот день и в ту ночь, которые мы провели под открытым небом, дрожа от холода и страха, я наконец оценила характер моей дочери. Она унаследовала его от отца: в Хулиане была та же склонность к героизму. Она плохо помнила, как все произошло, и в ответ на наши расспросы лишь пожимала плечами, не придавая своему поступку особенного значения. Мы выяснили, что она пробралась через руины, миновала горящие обломки, пересекла разрушенную гостиную и оказалась у плетеного кресла, в котором видела Тересу за несколько мгновений до землетрясения. Тереса почти задохнулась от дыма и была без сознания. Ньевес удалось миновать преисподнюю в обратном порядке, таща на себе тело, намного превышающее весом ее саму, она двигалась на четвереньках, потому что ближе к полу дышать было легче.
Тереса была в агонии. Ее ослабленные раком легкие не выдержали пожара, и через несколько часов она скончалась на руках мисс Тейлор, своей спутницы жизни. Ньевес получила ожоги спины и ног второй степени, ее волосы были опалены, но лицо не пострадало, не сказался ее героический поступок и на психике. Землетрясение, вошедшее в историю, было для нее всего лишь забавным происшествием, о котором ей не терпелось рассказать отцу. В тот же день мы отвели ее к Яиме, дорога была разворочена, а железнодорожные рельсы погнулись; добраться до ближайшей больницы было невозможно.
Хижины в индейской общине были разрушены, как будто по ним прошелся ураган, взметнувший в воздух солому и пыль, но жертв не было, люди спокойно собирали свои жалкие пожитки и ловили испуганных овец и лошадей. Мать-Земля и Великий Змей, обитающий в вулканах, разгневались на мужчин и женщин, но Изначальный Дух вернет утраченный порядок. К нему надо было обратиться в специальной молитве. Яима отложила подготовку к церемонии, чтобы заняться Ньевес: выполнить небольшой ритуал и намазать чудодейственными мазями.
После смерти Тересы мисс Тейлор простилась с нами и уехала обратно в Ирландию, куда нога ее не ступала четыре десятилетия. Она с детства мечтала о том, чтобы отыскать братьев и сестер, разбросанных по всему свету, но через неделю пребывания на родине отказалась от этой мысли: это уже была не ее страна, ее единственной семьей были мы, о чем она и сообщила Хосе Антонио в телеграмме. Брат написал ей в ответ единственную строчку: «Дождись меня, я за тобой приеду».
Он привез мисс Тейлор на океанском лайнере, который тащился из порта в порт двадцать девять дней, что дало ему время убедить ее, что она совершила ошибку, отказывая ему столько лет, но у них еще есть время все исправить, и подарил ей кольцо с гранатом и бриллиантами, которое носил при себе все эти годы. Она ответила, что слишком стара и несчастна, чтобы выходить замуж, но подарок взяла и спрятала в сумочку.
Хосе Антонио был человек скрытный и никогда не рассказал бы мне подробностей той поездки, но от мисс Тейлор я узнала, что они договорились о духовном браке. Столкнувшись с моим невежеством, она объяснила, что это платонический союз, похожий на верную дружбу. Целомудрие они сохраняли до Панамы. Хосе Антонио было пятьдесят семь, а ей — шестьдесят два. Они прожили вместе более двадцати лет, счастливейших в жизни моего брата.
Торито и Факунда ухаживали за тетушкой Пилар в Санта-Кларе последние два года ее жизни. Тетушка угасала день ото дня без каких-либо видимых причин, просто утратила интерес ко всему земному и божественному. За время своего существования она прочитала тысячи розариев[19] и новенн, но как раз тогда, когда больше всего нуждалась в поддержке, перестала верить в Бога и небеса. «Все, чего я хочу, — это закрыть глаза и исчезнуть, раствориться в пустоте, как рассветный туман», — написала она в прощальном письме, которое передала Факун-де. С тех пор прошло много лет, а воспоминания о моих тетушках до сих Пор вызывают у меня слезы; эти женщины были добрыми феями моего детства.
Мисс Тейлор, унаследовавшая от Тересы ферму в Санта-Кларе, решила, что продавать ее не стоит, хоть и получила выгодное предложение от семьи Моро, которая, разорив несколько индейских семей, постепенно поглощала близлежащие земли, чтобы расширить свои владения. На месте сгоревшего дома Хосе Антонио выстроил новый, лучший из тех, что могли предложить «Сельские дома», а я покрыла расходы, которые были не так уж велики. Торито прожил там большую часть своей жизни, это был его мир, он бы не прижился где-то еще. Я добилась своей цели — каждый год проводила на ферме пару недель, даже когда судьба обходилась со мной круто; так я сохранила свои корни, пущенные в этой земле.
Люди в здешних местах разделяли свою жизнь на до и после землетрясения. Они потеряли почти все имущество, и на его восстановление требовались годы, но никому и в голову не приходило уехать подальше от вулкана и геологического разлома, на котором мы поселились. Рыболовное судно установили в центре площади как напоминание о переменчивости человеческой судьбы и хрупкости мира. Тридцать лет спустя, изъеденное ржавчиной и временем, оно было сфотографировано для журнала как памятник истории.
