— Вика, ты меня обидела смертельно, — возмущённо говорит Ксения Владимировна. — Подвергалась опасности, лежала в больнице, осталась без работы — и ни слова! Почему за деньгами не обратилась?

— Да вывернулась я, — оправдывается Вика. — Алексей Александрович погасил мой кредит в счёт будущей зарплаты.

— А ты не понимаешь, что это для тебя удавка и крест на личной жизни? Ты же нормальная в отличие от мачехи твоей! Ты уже привязалась к детям и не сможешь выкинуть их из своего сердца. И не возражай, что смогла выкинуть племянников. Посчитать, сколько раз ты их в разговоре со мной вспомнила?

Эмоциональный разговор прерывают соседи по даче с приятелями. Это они обещали прокатить их на лодке по водохранилищу. Парни малость выпившие, поэтому Вика уже хочет отказаться от водной прогулки, но Ксения Владимировна машет рукой, что, мол, приняли они слегка, и вообще, ребята они адекватные.

— Вик, это ты? — восклицает один из них.

Вика вгляделась: да, кто-то знакомый.

— Да Витёк я!

Одноклассник. Пришлось извиняться, мол, зрение неважное, да и подрос он за эти годы и вширь, и ввысь.

— Твои? — кивает на детей.

— Воспитанники, — отвечает она сдержанно. — Своих нет пока… как и мужа.

— А как же жених твой? Ну, этот, нерусский?

Вика смотрит в недоумении и говорит, что вообще у неё все знакомые титульной нации, а жениха и вовсе никогда не было.

— Ну как же, мать твоя ещё в девятом классе нам сказала, что у тебя жених с Кавказа, и если кого рядом с тобой увидит, то прирежет сходу, разбираться не будет.

— Серьёзно, что ли? Может, пошутила, а ты не понял?

— Какое «пошутила»! Она и родителей моих предупредила!

Вика недоумённо пожимает плечами. Тем временем компания направляется к берегу. Ксения Владимировна гневно шипит ей вслед:

— Ну, ты поняла? Она от тебя всех кавалеров отпугивала, сиделку себе растила!

— Да какие там кавалеры!

Но царапнуло душу. Ведь правда, умела мать отвадить её друзей от дома. Серёжка, с которым с первого класса за одной партой… с какого-то времени он вдруг отшатнулся и перестал общаться. Бойкая Ленка, которая вытаскивала её из дома на прогулки, можно сказать, силком, вдруг резко охладела и только здоровалась сквозь зубы. Позже однокурсник, который всегда садился рядом с ней на лекциях и находил общие темы для разговоров на переменках, и в которого она не то, что влюбилась слегка, но сердечко ёкало, зашёл как-то за методичкой, посидел немного на кухне с матерью, пока Вика на полке копалась, а назавтра просто перестал её замечать. Тогда она подумала, что ошиблась в его симпатии к ней, а очень может быть, что чем-то мать его припугнула. Зачем? Тогда она была очень пожилой, но вполне ещё крепкой женщиной, сиделка ей была не нужна, болезнь настигла её позже.

Лодки оказались и не лодками вовсе, а скорее, катерами. Яркие такие, не то металлические, не то пластмассовые, Вика в своих тяжёлых думах даже не приглядывалась. Детям очень понравилось. Рому пришлось держать, иначе он от восторга вывалился бы за борт. На обратном пути, прислушиваясь к трёпу ещё не окончательно протрезвевших парней, Вика спросила у одноклассника:

— А невесту этого весёлого Валеры не Кристиной ли случайно зовут?

— А ты её знаешь?

— Да и ты знаешь. Когда мы школу заканчивали, она в седьмом классе училась. За мной и Ленкой хвостом таскалась.

— Сестра твоя, вертлявая такая?

— Только не сестра, а племянница. Алчные родственники, которые препятствуют объединению любящих сердец в собственном гнёздышке — в их числе я, престарелая тётка, которая завидует её счастью, и поэтому отказалась взять на себя кредит на жильё для молодожёнов, когда выяснилось, что мою квартиру, планируемую порвать на части, единолично захватила бабкина сестра.

— Подожди, гнёздышко — это та квартира, в которой ты живёшь?

— Теперь не живу…

Она неохотно отвечает на его вопросы, уже жалея, что проговорилась о той постыдной истории. Надо же, в городе-миллионнике на двух соседних дачах оказалось столько гостей, имеющих общих знакомых!

— Вика, надо бороться, — говорит Витя.

— Нет, я уступлю это счастье моим бывшим родственникам. В этой борьбе они уже потеряли савраску, на которой было так удобно ездить. А теперь они теряют во взаимных претензиях кровную родню. Может быть, до них начнёт доходить, что взаимоотношения тоже имеют стоимость.

Прощаясь, он неуверенно спрашивает:

— Может, встретимся как-нибудь?

— Вряд ли.

После возвращения девчонки, естественно, стали расспрашивать Вику о молодом человеке. «Просто одноклассник», был её ответ.

— Но ведь было что-то у него к тебе, — сказала Ксения Владимировна. — Почему не дать ему шанс теперь, когда недоразумение выяснено.

— Нет, мне он неинтересен, — отрезала Вика. — Тогда, в ранней юности, когда гормоны играли, если бы он проявил интерес, я бы, может, и загорелась в ответ. Но теперь, зная, как легко он отступил, всерьёз его воспринять не смогу.

— Высокую планку ты ставишь…

— А зачем низкую ставить? — удивилась Вика. — Это не романтика, а простейший экономический расчёт. Если в этом безрыбье от меня даже рак откажется, как можно потом вообще планку устанавливать?

Только поздно вечером, когда уснули все дети, даже студентка Ксюша, они смогли завершить разговор. Оказывается, Барби после тех событий и исчезновения плешивого кавалера рассчиталась из театра и перебралась в соседнюю область, где устроилась в музыкально-драматический театр и, кажется, уже нашла себе высокого покровителя, потому что её ввели в большинство спектаклей. А ещё Горностаева делится:

— Ты знаешь, что некую толстуху цыганистого типа в розыск объявили?

— Да, я во второй или третий раз, вызванная какие-то показания уточнить, прямо упёрлась в эту картинку на стенде «Внимание, розыск!» Я так дёрнулась, что на это обратил внимание дежурящий на входе полицейский. Пришлось оправдываться, сказала, что при виде этой рожи у меня память прорезалась, я вспомнила, где видела двоих грабителей, тех, что застрелены. На торговой площади у Сиреневого сквера я их с этой цыганкой видела. Шли они, не поручусь, что вместе, но рядом.

— И что?

— А то, что нашлись ещё свидетели, которые их в той местности встречали. Без цыганки, правда. А меня больше не дёргают. Я им здорово помогла, хотя ошиблась в предположении, что Славик в люк должен был деньги сбросить. А тот, которому я это сказала, догадался ещё раз подвал с экспертом осмотреть, а конкретно тот отсек, что под третьей кассой. Ну, и обнаружили щель в перекрытии у внешней стены. А под ней труба отопления, и что в щель сбрасывается, за неё заваливается. Лежали там «куклы» — пачки бумаги, имитирующие денежные упаковки. То есть Славик должен был настоящие деньги туда зашвырнуть, но их клиенту отдали. И он от улик таким образом пытался избавиться. Да, со стороны кассы щель в полу прикрывал линолеум, а его прижимал к стене плинтус на двух гвоздях.

Даму преклонных лет больше волновала романтика, а не детектив. Она поинтересовалась, кого ещё из претендентов на руку и сердце мачеха отгоняла от Вики. Вика перечислила тех, о ком вспомнила, но с уверенностью заявила, что из них на руку и сердце не претендовал, на тело тоже, разве что на внимание.

— Какая ты холодная, Вика! Она вбила тебе в голову, что ты некрасивая, и ты абсолютно не следишь за собой. Да плевать на лишний вес! У тебя густые волосы, а ты заматываешь их в какой-то пенсионерский узел. Ты не пользуешься косметикой, одеваешься в скучные мешковатые тряпки, обувь у тебя без каблуков. Слушай, а твой наниматель, он какой? Ну, как мужик?

— Возраст за сорок, внешне привлекательный. По сыновьям можете оценить, они на него похожи. Но романтических чувств не вызывает, суховат и скуповат. Причём скуповат не только на деньги, но и на выражение эмоций. Я не набиваюсь на благодарность, то, что я делала, было, как бы сказать… должностными обязанностями. Но Ася, выйдя из подвала, понеслась меня кормить, да и в выражении признательности слов не жалела. Дядя Петя, которому я ничем не помогла, тоже поблагодарил, да и помог мне, когда Ася об этом попросила. А этот поблагодарил только при случайной встрече.