Крутанув колесо, она замерла в центре узкой и неглубокой речки. Там где вода касалась ее груди, мне доходило до пояса. Стиснутые зубы и дрожащие уши свидетельствовали, что она и сама осознала свою ошибку.

Но осознать не значит сделать выводы — сдаваться она не собиралась.

Брызжа в меня водой, словно ребенок в бассейне, она отчаянно метила в сердце, но разница в росте оказалась непреодолимой. Ржавое лезвие разорвало кожу на бледной шее, без труда пройдя сквозь жесткий воротник.

Все слабее становились выпады, все отчаяннее глаза… Как бы она не зажимала рану, кровь было не остановить. Она пыталась что-то сказать, но до меня доносилось лишь гортанное бульканье. Попытки вытащить ее на берег и попытаться остановить кровь, дабы после допросить, окончились вырванным из ослабевших рук кинжалом и всплеском воды. Лишившись оружия и осознав положение, кошатина отпустила рану на шее и рухнула в воду.

— Эй! Ты че удумала, идиотка⁈ Эй⁈ — поднятый нами ил превратил кристальную воду в непроглядный туман, сквозь которые виднелись алые разводы.

Ни через минуту, ни через две, кошатину я так и не выловил. Всплывшее в сотне метрах тело сделало поиски бессмысленными.

— Вот это преданность, блин… — зажимая уродливую рану на руке, я вылез на берег, к пострадавшему Гене.

— Ч-ч-что случилось, с-сир? П-почему она… Она…

— Чтобы хозяина своего не подставлять, вот почему. Допроса боялась. Или обмена пленными, хрен разберешь.

Нет, таких агентов за деньги не наймешь… Такие за идею работают. Знать бы только, за какую.

Шум в ушах и жжение в ранах подсказывало, что простым жгутом из оторванного рукава тут не отделаешься. Слава богу циркачка одна была, а то точно кирдык… Странно, правда. Чего это, у инспектора второго арбалета не нашлось? Или это была, так сказать, инициатива снизу? Без ведома начальства?

— Блин, какая разница… Ген, хорош стонать! Это я тут самый пострадавший! Да болят, болят твои бубенчики, я вижу. Вернемся, скажу очкастой, чтобы помассировала… Не стой столбом, в кусты иди! За арбалетом, блин, зачем же еще⁈ Не ссать же…

Черт, болит-то как. Все-таки надо было послушать ведьму. Гребанные мурзилки!

В преддверии казни городская площадь кипела жизнью. Всеобщее предвкушение чужой смерти распалялось лотками с бесплатным пойлом, очевидно предоставленным за счет салона. Строй бородатых великанов, обступивших пустующую сцену у фонтана, лишь усиливал чувство дежа-вю.

Сбившись со счета в третий раз, я плюнул на попытки определить количество вооруженных северян. Взвод, не меньше. А ведь половина все еще у резиденции…

— Сам себе злобный Буратино. — подытожил я, выцепив из толпы очередной розовый плащ.

Напугал я таки федерала — всех бородатых на уши поставил. Как я и подозревал, особист оказался прекрасно осведомлен о событиях на осеннем празднике и правильно воспринял пару стражников, повстречавших в ночи странную девицу в очках. Их ослабевшие от недостатка крови тела и лишенные одежды задницы произвели нужное впечатление, усилив аллюзии на заговор регента.

Хорошая была идея. Любители халявных плащей вместо наемников и пустой воздух взамен полубородого. Заставить стражников искать среди себя ряженных и отвлечь их от главного удара. Отличная была идея.

Не заявись посреди ночи этот чертов Рорик…

Бодрый марш его братвы до резиденции перебудил половину города, а выставленное у резиденции охранение перечеркнуло все мои старания. Сменили стражников на дружинников, вот и весь результат очередной бессонной ночи. Ладно хоть теперь каждого городового подозревают, за бороду дергают, проверяют не наклеенная ли.

Поржать можно, но толку с этого… И без того шитый белыми нитками план теперь хромает на обе ноги.

Оторвавшись от кулька с медовыми орехами, Киара ткнула меня в бок:

— Кажется, у меня появился поклонник… Не такой горячий как ты, зато с лишней дыркой. — она кивнула на высокую фигуру возле сцены.

Враждебная рожа сотника безотрывно следила за нами поверх толпы, лишний раз зачеркивая вариант попробовать перетереть с князем по душам. Даже если и поверит, один черт прирежут. Просто чтобы с инспектором не связываться. Подставлять собственную задницу и рисковать войной ради каких-то эфемерных заговоров Рорик не станет.

Тем более, у меня и доказательств нет. Одни слова и домыслы. Куда как проще назначить виновником меня, что, судя по роже сотника, князь и сделал. Верить инспектору куда выгоднее, чем мне.

А вот деда бы он выслушал…

— Ох, как же ты мне дорог… — стон фиолетовой отвлек от сцены. — Прекрати думать вслух! Даже у меня мурашки бегают… Еще глаза стеклянные — бр-р-р! И это ты меня ведьмой обзываешь⁈

Посмотрев на вызывающе одетую Киару, чье платье скорее подчеркивало наготу, чем скрывало, я переключился на то и дело сиркающих горожан. Многочисленность розовых плащей заставляла северян заметно нервничать и держаться ближе друг к другу.

Но видимость сговора так и оставалась видимостью — никакие они не заговорщики, а всего лишь гражданские, пришедшие поглазеть на казнь Фальшивки, держа под одеждой редиску взамен кинжалов. Правда, им это не поможет. Когда все закончится и по городу покатятся репрессии, любители халявы дорого заплатят за каждый дармовой плащ.

Чтож я творю-то, а? Ведь специально штатских под удар ставлю, лишь бы от себя отвлечь…

Ладно хоть Грисби нет, и то спасибо. Пусть синевласка и прибежала под утро, прикинувшись горничной, но толку с нее оказалось немного. Казнь уже на носу, а Куролюбом с его эскадроном даже не пахнет. То ли не понял, то ли не заметил, то ли попросту боится. Внучка внучкой, а за мятеж против инспектора его не просто вздернут, но и всех титулов лишат.

Звучит лицемерно, но я был о нем лучшего мнения.

Сама же волшебница едва из трусов не выпрыгивает, желая помочь своему «жениху». В ее башке все это предстает очередным приключением, о котором она потом похвастается перед горничными.

Пришлось наврать с три короба и разместить их с Геной в «засаде» аж на другой половине города. Будто мы с вампиршей ночью не стражников раздевали, а потайное укрытие инспектора разнюхивали, куда он непременно побежит, едва запахнет жареным. Тут они из арбалета ка-а-ак…

Хотя, несмотря на бесполезность, все же стоило взять синевласку на площадь. Если все пойдет через жопу, ее смерть или арест по крайней мере настроит Грисби против инспектора. Так себе утешение, но все же.

Но, к сожалению, Гена провел со мной слишком много времени — в одиночную «засаду» у черта на рогах он никогда бы не поверил. А приносить наивных пацанов в жертву «высшей цели» я уже разучился. Во всяком случае, конкретно этого.

Пусть лучше с арбалетиком у сожженной антикварки играются, он все равно бесполезен. В карман не положишь, а руку вчера так изрезали, что на швы смотреть страшно…

— И это твоя благодарность⁈ — вспылила Киара, перестав дразнить своим декольте окрестных мужиков и наслаждаться ревностью их женщин. — Да за эти швы ты должен мои туфли лобзать!

Чего я бубню-то каждый раз… Рот себе что ли зашить? Реально шиза прогрессирует.

Получив заверения в изумительной красоте рваных швов, украсивших мою руку, ведьма смягчилась:

— То-то же… А то приучился что все прислуживают, да в рот заглядывают. Будь уверен, я околачиваюсь подле тебя вовсе не за дарма.

— Кстати, а с чего вдруг? С чего ты пластинку сменила? Ты же с города линять собиралась, разве нет?

В успех грядущей операции поверить проще, чем в ее альтруизм.

— На солнце перегрелся? — проходя мимо прилавка, ведьма своровала леденец на палочке и сходу сунула его за щеку. — Уйти и пропустить такое представление⁈ Крики, паника, резня… За это зрелище я бы тебе отдалась, да боюсь, сняв одежду с живого, оседлаю на покойника.

На сцене не мелькало ни инспектора, ни князя, а потому приходилось праздно шататься по толпе, то и дело проверяя спертый у стражников кинжал. При каждом движении рану на руке жгло огнем, но боль помогала отогнать прилипчивые мысли.