Движение на запад и освобождение ранее оккупированных территорий добавили работы Берии, который и так был одним из самых занятых членов команды. В апреле 1943 года службы безопасности были разделены на две части, причем Берия оставался во главе Наркомата внутренних дел (НКВД, в подчинении у которого остался ГУЛАГ), а его бывший заместитель Всеволод Меркулов стал отвечать за новый Наркомат государственной безопасности (НКГБ), но это, похоже, незначительно сократило полномочия Берии[531]. С введением воинских званий для сотрудников госбезопасности летом 1945 года Берия стал маршалом[532]. По его приказу целые этнические группы с Кавказа были обвинены в коллаборационизме во время войны и коллективной измене и депортированы в 1943–1944 годах, эти операции проводились с пугающей деловитостью и жестокостью. 23 февраля 1944 года в крошечную Чечено-Ингушскую автономную республику прибыли войска НКВД, зачитали приказы о депортации, и все чеченское и ингушское население (почти полмиллиона человек) было загружено в грузовики и поезда для депортации на восток меньше чем за неделю. В общей сложности полтора миллиона человек — чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, месхетинцы и крымские татары — были депортированы в Среднюю Азию или другие места на востоке, где, в частности, обиженные и агрессивные чеченцы создали значительные проблемы, поскольку оказались незваными и недобровольными гостями казахов. Руководство этими карательными акциями осуществлял сам Сталин, но Берия, похоже, был предприимчивым и энергичным помощником, а также блестящим исполнителем[533].
Депортации были лишь самым драматичным эпизодом арестов и карательных действий, предпринятых в конце войны. Письма армейскому другу с критикой Сталина, написанные с помощью самодельного шифра, привели к аресту молодого офицера Александра Солженицына, ставшего позднее летописцем ГУЛАГа[534]. Прибалтийские страны, вновь занятые осенью 1944 года, подверглись массовым арестам и депортациям. В Литве, как и на Западной Украине, ожесточенная партизанская война против советской власти продолжалась в течение нескольких лет после окончания войны[535].
Армия с боями продвигалась на запад, и Хрущев в ноябре 1943 года вернулся в Киев. «Город производил жуткое впечатление, — вспоминал он позже. — Некогда такой большой, шумный, веселый южный город, и вдруг — никого нет! Просто слышали собственные шаги, когда шли по Крещатику. Потом мы повернули на улицу Ленина. В пустом городе отдавалось эхо. <…> Постепенно стали появляться люди, возникали прямо как из-под земли. <…> Мы поднимались с Крещатика в направлении Оперного театра по ул. Ленина <…> идем, разговариваем, делимся впечатлениями. Вдруг слышим истерический крик. Бежит к нам молодой человек. <…> Помню только, что беспрестанно повторял: „Я единственный еврей в Киеве, который остался в живых“». Хрущев подумал, что, возможно, этот человек сошел с ума[536].
Ленинград, и Жданов вместе с ним, были освобождены от блокады в начале 1944 года. Трупы, заполнявшие улицы зимой 1942 года, исчезли, но широкие серые улицы казались странно тихими и пустыми. Харрисон Солсбери из New York Times, приехал в город несколько недель спустя и застал Жданова за рабочим столом в Смольном, он хрипел и кашлял и часто вынужден был оставаться дома из-за приступов астмы[537]. У него было два сердечных приступа во время блокады, и его здоровье так и не восстановилось. Передав управление Ленинградом своему заместителю Алексею Кузнецову в январе 1945 года, Жданов стал главой Контрольной комиссии СССР в Финляндии и в течение года ездил из своей кремлевской квартиры в Хельсинки. Он немного выучил финский язык и участвовал в многочисленных дипломатических приемах, все еще в военной форме, которую, как и большинство членов команды, он надел во время войны[538].
В Восточной Европе и Прибалтике Советы считали себя освободителями, но в глазах многих из тех, кого они освободили, были оккупантами. Когда окончательная победа стала очевидной, маршал Жуков был вызван в Москву для планирования Берлинской операции. Он застал Сталина в мрачном и задумчивом настроении, тот явно был сильно переутомлен и близок к истощению: «Какая ужасная война, — сказал он. — Сколько жизней нашего народа она унесла. Вероятно, у нас осталось очень немного семей, которые не потеряли кого-то из близких»[539]. За Берлин была гонка, в которой Жуков и маршал Конев конкурировали на советской стороне, а британские и американские силы продвигались с запада, даже в самом городе немцы оказывали упорное сопротивление. Но в мае 1945 года, после жестоких уличных боев в центре города, Берлин был взят, как и Сталинград два с половиной года назад, когда Советы потеряли сотни тысяч человек. После взятия Рейхстага 30 апреля два солдата из армии Жукова подняли над ним советский флаг (знаменитое изображение, снятое советским фотографом, фактически было постановочным). Рано утром 9 мая Жуков и британские, американские и французские командующие приняли акт о капитуляции Германии[540].
Советский Союз заплатил огромную цену за победу — около восьми миллионов погибших военнослужащих и, возможно, еще семнадцать миллионов жертв среди мирного населения (хотя по некоторым оценкам это число вдвое больше)[541]. Кроме того, во время отступления, в рамках политики «выжженной земли», на огромной территории, находившейся под немецкой оккупацией, были разрушены инфраструктура, промышленные предприятия, железные дороги и мосты. Было эвакуировано 12 миллионов человек, которым предстояло вернуться в свои дома; из восьми миллионов человек в армии большинство должны были быть демобилизованы в короткие сроки. Несмотря ни на что, советская власть, как и Коммунистическая партия, пережила катастрофы 1941 и 1942 годов. По общему признанию, партия была теперь чем-то иным, чем раньше: после уничтожения старых кадров в ходе Большого террора и войны, а также массового вступления в партию на фронте в военное время. Сталин — генералиссимус, как он позволил называть себя (ошибка, о которой он позже сожалел)[542], — теперь возглавил партию, которая по составу была чем-то вроде ассоциации ветеранов. Членов команды, за исключением Молотова и Калинина, часто видели в военной форме, а некоторые из них имели воинские звания.
Девятое мая стало Днем Победы, ежегодно отмечаемым в Советском Союзе (и в его преемнице, Российской Федерации). Но только 24 июня 1945 года Парад Победы проходил на Красной площади перед Кремлем. Сталин хотел сам приветствовать войска верхом на коне, смелый поступок для человека, который, как известно, не имел сколь-нибудь значительного опыта верховой езды (его сын Василий со злорадством рассказывал, что он тренировался, упал с лошади и решил отказаться от этой затеи, но мы не обязаны этому верить)[543]. В любом случае он возложил эту почетную роль на Жукова, который исполнил ее как следует и незабываемо, верхом на белом арабском коне. Когда Жукова приветствовали криками «ура», он с некоторым опасением заметил, что Сталину это не понравилось, его лицо напряглось. Но в официальном фильме Сталин показан веселым — несмотря на дождь, из-за которого была отменена воздушная часть парада, а многие в толпе открывали зонтики, он радостно обменивался приветствиями со своими коллегами, которые выглядели как единая команда, когда поднимались по ступенькам трибуны на Мавзолей Ленина. Многие из членов команды, включая Сталина, были в военной форме (Сталин еще не был в форме генералиссимуса, это звание он примет четыре дня спустя), а Калинин, с острой бородкой и в пальто, был в своей обычной рабочей кепке. Хотя их вклад был велик, команда выглядела скромно по сравнению с военачальниками, которые вели свои войска в парадной форме со множеством медалей[544].
