– Садись, дядюшка, – пригласила она. – Но подальше от меня. Я знаю, как ты любишь распускать руки. У тебя это получается неосознанно.

– А я-то думал, откуда в саду Эрфиана взялась темнолесная кошка, – сказал брат. – Вижу серебряную сережку и дивлюсь: ну и вымахала самка, черт побери. Любой кот позавидует.

Летисия прикрыла рот ладонью, сдерживая смех.

– Лучше не развивай эту мысль, а то огребешь по полной, братец, – предупредил Деон и посмотрел на Лиэну. – Ты говорила про печати.

– Печати? – переспросил Ливиан.

– Да, печати. – Лиэна понадежнее завернулась в шубку. – Печати, которые главный судья поставил на тайники с перстнем и сундуком.

– Эрфиан ничего не говорил об этом, – сказала волчица.

– Папочка слишком увлечен своими прямыми обязанностями, иногда он забывает важные детали. Было бы странно, если бы перстень и сундук валялись без присмотра.

– Но за ними же присматривают стражи порога, – неуверенно возразил Деон.

Лиэна закатила глаза с таким видом, словно беседовала с ребенком-тугодумом, и откинула за спину длинные пряди светлых волос.

– Дядюшка, – проникновенно начала она. – Стражи порога не сидят вечно возле своих сокровищ. Они появляются там в тот момент, когда снимается печать. А снять эту самую печать может либо сам главный судья, либо Прародительница. Вы же не думаете, что она добудет перстень и сундук за вас? Ее миссия – произнести два нужных заклинания. А с остальным вам придется разбираться самостоятельно.

Собеседники, красноречиво переглянувшись, погрузились в долгое молчание.

– Ах да, забыла упомянуть еще кое о чем, – заговорила Лиэна. – Заклинание снятия печати имеет срок годности. Никто не знает, какой. Три дня, неделя, месяц. По истечении этого срока печать возвращается на прежнее место, и даже Прародительнице нужно здорово постараться для того, чтобы ее открыть.

– И как же мы узнаем о том, что Лилит сняла печать? – полюбопытствовал Ливиан.

Дочь Эрфиана наставила палец на Летисию.

– С вами путешествует та, на ком Прародительница оставила свою собственную печать.

Волчица нервным движением почесала белесое пятно на левом запястье.

– Да-да. Сны, видения. Я помню.

– Не стоит недооценивать сны, женщина-волчица. Их магия на протяжении веков остается самой могущественной в двух мирах. Итак, вы готовы? Мы отправляемся в путь.

– Может, для начала пообедаем? – робко предложил Деон.

– Увы, дядюшка. Опыт подсказывает мне, что такие путешествия лучше совершать на пустой желудок.

Фелот (территория современного Йемена)

Древность

Ароматный дым от большой медной курильницы на витых ножках медленно и лениво поднимался к расписанному придворным мастером потолку кабинета патриция. Его светлость Ниал, правитель города на берегу моря с самой чистой в двух мирах водой, сидел на шелковых подушках напротив гостьи и вот уже несколько минут изучал большое блюдо с разноцветными камешками, прикидывая следующий ход. Обычно патриций думал быстро и играл решительно, но сегодня полуденная жара казалась невыносимой. От нее не спасали ни прохладные ванны, ни юноши-слуги с опахалами из павлиньих перьев. Диомеда, главная жрица лазурного храма, мелкими глотками пила ледяное ягодное вино и обмахивалась крохотным веером.

Наконец его светлость переставил несколько камешков и выжидательно посмотрел на соперницу. Диомеда улыбнулась.

– Какой бы ход я ни сделала, ваши войска окажутся в осаде. Стоит ли продолжать? Эта игра закончится ничьей.

– Ты хотела сказать, моим поражением, – вернул ей улыбку патриций.

– Вы спасли жителей вашего города от голодной смерти, а воинов – от защиты стен, которая могла бы длиться целую вечность, – возразила жрица. – Я бы сочла это победой, ваша светлость.

– Моя госпожа умеет находить правильные слова.

– Как и любой советник из вашей свиты, мой господин.

Его светлость убрал блюдо с разноцветными камешками на пол и взял из стоявшей на столе глиняной плошки апельсин. При личных встречах он сидел вполоборота к собеседнику – странная привычка, долго удивлявшая Диомеду. Узнав патриция получше, она поняла, что он обожает демонстрировать свой профиль. Очень красивый профиль, мысленно соглашалась жрица, за пять веков жизни повидавшая привлекательных мужчин: орлиный нос с легкой горбинкой, гордая посадка головы, волевой подбородок. Лицо его светлости, впрочем, профилю не уступало. Несмотря на возраст – вот-вот встретит пятьдесят третью весну – морщины почти не тронули смуглую кожу, седина едва посеребрила волнистые иссиня-черные волосы, убранные под тканевый обруч, а во взгляде каре-зеленых глаз до сих пор читались любопытство и неуемная жажда жизни. Отец Ниала скончался от тяжелой болезни, когда ему исполнилось шестнадцать. Юный принц, баловень судьбы и любитель шумных пиров, он взошел на трон правителя Фелота мальчиком и понимал, что придется быстро взрослеть. И его светлость повзрослел, но привычкам, которые он приобрел в молодости, потакал с завидным удовольствием. Давний последователь культа Великой Богини, он обожал вино, изысканную еду, танцы и не пропускал ни одного пира в честь полной луны. Но самым желанным блюдом для него были и оставались женщины. Живи они где-нибудь в Амине, за такое поведение закидали бы камнями, но Ее милостью Фелот от подобных предрассудков свободен. Женщины и мужчины могли любить кого угодно, как угодно и в каких угодно количествах. У патриция было три жены, двадцать обитавших во дворце наложниц и пятнадцать детей. Чужеземные вожди и богатые купцы, приезжавшие в город, неизменно дарили его светлости то светлокожих славянок с огромными голубыми глазами, то черных нубиек, диких, как пустынные кошки, то жриц из храма богини любви, расположенного в землях огнепоклонников. Кого-то он оставлял в своем гареме, кого-то дарил своим советникам, а кому-то давал свободу.

– Ты любишь льстить, Диомеда.

– Не больше чем вы любите проигрывать женщинам, ваша светлость.

– О, коварство, – добродушно рассмеялся патриций.

В его присутствии она часто ловила себя на мысли, что пора бы пересмотреть устаревшие традиции культа и отказаться от обета безбрачия, который испокон веков принимает женщина, получившая обруч главной жрицы. Они сидят в душном кабинете и играют в глупую игру, а могли бы лежать в его постели. Диомеда часто представляла себе это во всех подробностях – обет распространяется на тело, но в мыслях можно сколько угодно предаваться грехам. Святых вековых традиций она, конечно же, не изменит, это было бы неуважением к Ее заветам, но как же сладко об этом думать. Шелк покрывала прикасается к влажной коже, губы Ниала ласкают ее шею, медленно – слишком медленно, он любит растягивать удовольствие и дразнить своих женщин, она в этом уверена – опускаясь все ниже, а пальцы гладят внутреннюю поверхность бедра. Еще мгновение – и они окажутся там, где уже влажно и горячо, и при одной мысли об этом она чувствует, как внизу живота начинают раскрываться лепестки прекрасного цветка.

– Сегодня ты румянее обычного, – донесся до жрицы голос патриция. – Я прикажу слугам принести еще ледяного вина?

– О нет, благодарю, ваша светлость. Ее милостью, скоро наступит вечер – а вместе с ним придет прохлада. Но Она учит нас, что мы должны получать удовольствие даже от душной погоды. – Диомеда спрятала веер в рукаве мантии и скромно улыбнулась. – Я беседую с вами, и это наполняет мое сердце радостью.

– Возблагодарим Великую Богиню за маленькие радости. – Его светлость разделил апельсин на две половинки и протянул одну из них жрице. – Праздник полной луны обещает быть шумным.

– Вот уже вторую весну подряд мы разжигаем на побережье большие костры, – кивнула Диомеда. – Жарим мясо, танцуем, приносим из храма множество кувшинов с вином и веселимся до утра. На летние праздники полной луны приходят юноши и девушки, ранее не имевшие ничего общего с культом. Злые языки рассказывают о нас ужасные вещи… но молодежь, в отличие от людей и темных существ постарше, никому не верит на слово. Многие после пиров решают принять обеты.