Из записной книжки: «С дружеским визитом прибыли молодой начальник Голомянного Сергей Чудаков и его радист, он же водитель Саша Уваров. С „Метелицей“ — никаких проблем, разместят на Голомянном. Везуч я, собака!»

Гора с плеч… Жаль только, что опоздал: несколько дней назад с полярной станции Голомянный на Землю Франца-Иосифа ушли две научно-спортивные группы Юрия Подрядчикова и Владимира Чукова. О них в Москве мне рассказывал Виталий Волович, и мы с Валей Кузнецовой помечтали о варианте, при котором к Дню Победы маршруты «Метелицы» и этих групп где-нибудь пересекутся. По словам Воловича, походы Подрядчикова и Чукова — высшей категории трудности, по дрейфующим льдам Карского моря в районе между Северной Землей и ЗФИ еще никто не ходил. Чудаков подтвердил: с первых же метров у Голомянного начались сильно торошенные льды, за которыми дымилось обширное разводье. «Но раз люди получают удовольствие…» — Чудаков пожал плечами.

Вечером я пересказал эти сведения Лукину, который, как и все полярники, относится к туристам в Арктике с крайним скепсисом, чтобы не сказать сильнее и энергичнее. Он в курсе дела: Саша Уваров ежедневно выходит с группами на связь; конечно, дай им бог удачи, но лично он, Лукин, не ждет от этих походов ничего хорошего. Ибо в отличие от некоторых других походов, где роль проводника и снабженца выполняет полярная авиация, Чуков и Подрядчиков пошли в неизвестность по действительно чрезвычайно трудному маршруту. Люди они гордые, помощи никакой не просят, но пятьсот километров по активно дрейфующим льдам… Впрочем, сказал Валерий, завтра мы летим на остров Ушакова — вывозить командированного туда магнитолога — и, вполне возможно, разыщем какую-либо из групп, своими глазами увидим и их самих, и их маршрут… «Метелица»? Ну, это другое дело, к этим отважным женщинам в Арктике относятся с большой симпатией, которую он, Лукин, целиком разделяет.

Обстоятельства сложились так, что впоследствии мы не раз возвращались к этой теме — особенно тогда, когда она вдруг вытеснила все остальные. Но об этом в свое время.

Беседовали мы под визги и шипение «Примуса», и вдруг после короткой паузы пошла запись Никитиных, Татьяны и Сергея, которых я давно и сердечно люблю. Поразительное ощущение! Будто в задымленной кухне распахнулось окно, через которое хлынул свежий, с ароматом сирени воздух. Какая огромная разница между откровенно паясничающими дилетантами и большими мастерами!

Слова, музыка, исполнение… По моей просьбе Никитиных поставили на повтор.

— А может, лучше «Примус»? — с вызовом.

— Нет, лучше Никитиных.

— Ну, раз гость самого начальника…

Хорошо быть молодым, и дней не жалеть, которых впереди навалом, и работать в радость, и спать беззаботно, и с ухмылкой проходить мимо поликлиники, ощущая в здоровом теле здоровый дух…

Однако пора отдыхать: в четыре утра подъем.

Забыл упомянуть о важном обстоятельстве: уже третий сезон экспедиция Лукина «прыгает» на вертолетах, с двумя сменными экипажами.

— Первичными посадками больше восторгаться не будете, — не без иронии поведал Лукин. — На вертолете все проще, хотя бывают и любопытные ситуации. С командирами экипажей нам повезло — великолепнейшие асы. Юрий Александрович Реймеров, с которым вы сейчас будете знакомиться, и Владимир Глебович Освальд. Работать с ними легко и приятно, полное взаимопонимание. Как, впрочем, и с моими ребятами. Ершистые и самоуверенные, пока что не очень битые — бога за бороду хватают, но поживете с нами и убедитесь, что они «хорошие и разные», к тому же отличные океанологи, из тех, кто предпочитает делать науку в Арктике, а не в библиотеках… А вот и наш МИ-8.

От гостиницы до ВПП меньше километра, но встречный ветер… Тоже одна из загадок Арктики: где бы я ни был, куда бы ни направлялся — ветер всегда встречный.[10] Проклинать его, однако, ни в коем случае нельзя: услышит ругань по своему адресу и тут же начнет набирать силу, пока не перейдет в ураганный — проверено. Зато Подрядчикову и Чукову ветер, наверное, в помощь — если за сотню километров от Среднего он дует в том же направлении.

С утра походники не выходили у меня из головы: ледовые разведчики сообщили, что обстановка в районе между Северной Землей и островом Ушакова изменилась к худшему, идет сильное торошение, появилось много обширных разводий. А ведь в случае чего походникам, кроме Лукина, никто не поможет, его вертолет на Среднем единственный… Но делиться этой мыслью я с Валерием не решился — не накаркать бы, летное время у него расписано по часам, программа у экспедиции сверхнапряженная.

Замечательная машина — вертолет, но из-за чудовищного грохота и вибрации я не очень к нему расположен: приходится надевать шумозащитные наушники, разговаривать почти невозможно, повернуться негде, всю дорогу тебя трясет, как припадочного. То ли дело — незабвенный ЛИ-2 или хотя бы ИЛ-14 (который скоро тоже увидишь разве что на пьедестале)…

Но и преимущества перед самолетом — колоссальные. Пусть скорость не та и радиус действия коротковат, зато летай хоть впритирку с поверхностью, зависай, садись где хочешь — сказочная машина, не зря ее идея родилась в гениальной голове Леонардо да Винчи. Как жаль только, что он забыл на своем знаменитом рисунке указать, как устранить шум и вибрацию.

В прошлом мне довелось трястись в вертолете лишь однажды, зато при обстоятельствах, которые надолго запомнились. Перед выходом «Оби» из Мирного в Молодежную была получена радиограмма: японский ледокол «Фудзи» попал в тяжелые льды, потерял лопасти правого винта и намертво застрял. Редкостное совпадение: как сегодня Подрядчиков и Чуков могли рассчитывать лишь на помощь Лукина, так и у «Фудзи» была одна надежда на «Обь» — ни одного другого корабля на расстоянии трех-четырех тысяч миль в Антарктике не было. Мы на самом полном с неделю шли к «Фудзи», увидели его наконец и — двое суток не могли пробиться через восьмимильную полосу железобетонных паковых льдов. Тогда с «Фудзи» прилетел вертолет, и капитан «Оби» Эдуард Куприн взял меня с собой на ледовую разведку. К сожалению, результаты ее были сплошь отрицательные, но рекомендации, которые Куприн дал своему японскому коллеге, помогли «Фудзи» благополучно выбраться из ловушки. Для меня же, кроме понятных впечатлений, этот первый полет запомнился и тем, что я на несколько часов оглох и, придя в себя, торжественно поклялся не приближаться отныне к вертолету на пушечный выстрел. Ну а чего стоят такого рода клятвы, каждый из нас знает по себе.

До острова Ушакова, через который должны были пройти Подрядчиков и Чуков, было около двухсот восьмидесяти километров то сплошного, то битого или торошенного льда; особенно мощные нагромождения торосов начинались километрах в тридцати от острова — как раз по маршруту групп. Если обычно в полетах над Арктикой я любовался ее пейзажами, игрой красок и удивительно похожими на средневековые крепостные стены грядами торосов, то на сей раз эти картины производили совсем иное впечатление — тревожное, что ли. Трудно было себе представить, что по этим в клочья разорванным, вздыбившимся льдам могут пройти люди, значительная часть их маршрута казалась непреодолимой. На обратном пути Лукин и Реймеров решили обязательно разыскать хоть одну из групп — открытым текстом предупредить о трудности затеянного ими предприятия.

Остров Ушакова, затерянный в Карском море клочок суши с нахлобученной на нее ледяной шапкой купола, — идеальное место для человека, пожелавшего на какое-то время расстаться с цивилизацией. К подножию купола прилепилась крохотная полярная станция, ее коллектив — начальник, механик, радист, метеоролог; летом на денек подходит корабль со снабжением, в остальные времена года то ли случайно залетит, то ли проскочит мимо одинокий вертолет; из развлечений — книги, радио, собаки да медведи (развлечение сомнительное, отлично можно было бы без него обойтись). Для зимовки такие станции самые трудные, особенно если коллектив назначен волевым решением кадровика, а не подобран начальником. Хотя так получилось, что за месяц я побывал на станции три раза, рассказывать о ней не берусь: каждый визит длился меньше часа. В свое время, много лет назад я подумывал о том, чтобы пожить на такой станции хотя бы полгода, но идея не осуществилась, а жаль: нигде лучше настоящую Арктику не познаешь. Четверо мужчин на почти забытом богом и людьми клочке земли (какой там земли, лед да снег), столкновения характеров, полярная тоска, ночные размышления в одиночестве, отчаяние и просветление, мечтания и жестокая реальность — разве не материал для романа, повести, пьесы? Идею никому не навязываю и даже не рекомендую: испытание тяжелое, такую тему, если ты не влюбленный в Арктику подвижник, наскоком не возьмешь.