За спиной быстро остаются другие бегущие и не могу разобрать, что кричит сзади Сото.
Я оказываюсь на краю углубления, когда моё движение останавливается врезанием обеих ног в землю, чтобы прервать инерцию. Пытаюсь быстро изучить ситуацию: на меня смотрят около двух дюжин людей, все они разные, нет никакого общего признака, что я мог бы разглядеть в свете лишь пламени, которое трещит накиданными в высокую кучу ветвями, но аккуратно загруженными в центре брёвнами. С левого боку от меня, в отдалении, видно и крупный транспорт, видно, что он привёз сюда всех, а также ту структуру, которую я теперь могу разглядеть в нескольких десятках метрах. Я сразу узнаю в элементах, складывающих блок ту самую плитку, что была украдена из дороги, её, видимо, давно оттуда достали, для своих целей. На ней…
Среди различных тряпок, из которых я могу разглядеть только самую крупную, малахитового оттенка покрывало с чёрными узорами, мне кажется есть не что-то, а кто-то…
Обёрнутая в разные слои ткани, брошенная на спину с вытянутыми конечностями, окончания которых связаны с конструкцией нитями, под летящим холодным снегом лежит девушка. На ней нет никакой одежды, из всего тела покрыто только туловище, но она находится, видимо, специально ближе к огню, чтобы сохранять всю конструкцию в тепле.
Я успеваю так же разглядеть и кровь, кровь, текущую даже не ручьями, реками с неё, фонтанирующую из предплечий, нагих бёдер. Как долго это продолжается?
Но времени нет, я кричу в сторону группы людей:
– А ну, все остановились!
Тут успевает подбежать к «своим» Венсеремос, и теперь его очередь вещать:
– Братия! В нашем месте вторжение! Непрошенные гости!
– Заткнись! – это уже подбегает Ник, крича на мужчину. – Никому не двигаться!
– Не слушайте их, доставайте мару! – его голос теперь дребезжащий крик, и, он, заметив, что в руках у братии уже посверкивают необычайные трёхгранные кинжалы с длинными узорчатыми ручками, добавляет: – Защищайте сосуд!
Он спрыгивает к центру и становится грудью перед всеми. Возникает напряжённая пауза, пока он развязывает шарф и откидывает в сторону, выхватывает из чьих-то рук пару кинжалов самому себе.
– Ни шагу! – он тычет остриём оружия в мою сторону прямой рукой. – Вам здесь не рады.
– Ник, ко мне! – подзываю друга, который тут же подбегает к моему боку. Он напряжённый, но потерянный, пытается собрать мысль в идею.
– Что вы делаете с этой девушкой?! – стараюсь со всей доступной мне угрозой в голосе прокричать на толпу.
– Не ваше дело! Убирайтесь, и никогда мы вас не встретим более! – отвечает тем же напором Сото.
Во мне растёт раздражительная отчаянность: время уходит. Я мешкаю. Надо, надо что-то сделать. Сейчас, сейчас…
Раньше меня успевает Николай.
– Полиция! – из-за кустов появляется десяток сотрудников в форме, в руках оружие, нацеленное в людей. – Руки! Всем поднять руки!
– Всем стоять! – рёвом скалится на растерявшихся вдруг людей вокруг себя Сото, он гневно дышит, активно вздымая грудь, пар вырывается клубами изо рта; мужчина поворачивается опять же ко мне с Суртом, кривит губами, насупливаясь: – Это иллюзия.
Его взгляд упирается мимо меня, в Ника, тот отвечает ему тем же. Полицейские разрываются на части ветром, разлетаясь вместе со снегом в пустоту.
– Так, Венсеремос, – мне противно, противно от того, что я замешкался, меня уже топит в злобе. – Вы забыли! Чей. Это. Город!
Слово за словом громче, я делаю шаг вперёд, пока толпа ощетинивается кинжалами. Поднимаю руки, лишь слегка. Когда последнее слово гремит, дрожит на воздухе моим криком, я бросаю руки вверх. И со всей силы возвращаю к поясу.
Под ногами людей взрывается земля. Послушная движению рук, она без ожидания выполняет волю, ежесекундно снег пеленой застилает воздух вокруг людей, начиная сразу снова опадать, пока ступни группы хватает почва. Потом песок, плотный, стремительно ползущий вверх по голени. Раз, оплетён каждый – не пошевелить ногами. Песок – муравейник, мелкие частички бегают туда-сюда, твердея, медленно растёт личная для каждого гора, захватывая всё выше конечности. Теперь она должна сохранять свой капкан, которым я приказал земле быть.
Сото пытается рвануться ко мне и падает вперёд, не способный оторваться от земли. Но он не останавливается: он рявкает, отталкивается руками, с неожиданной скоростью отбрасывает тело назад и цепляет ножом горло ближайшего человека рядом.
Если раньше люди восклицали от неожиданности, то теперь ужас примешивается в разрастающийся вопль, пока следующего, ещё одного, другого вырезает меткими ударами Венсеремос. Его образ начинает пестрить, охваченный пламенным светочем: всё быстрее и быстрее он двигается, пока… Твум! Он прыгает в воздух, переворачиваясь невероятно прямым овербахом, и приземляется, пока разорванная земля фонтаном разлетается вперёд, осыпая нас с другом.
В тот же момент он пробегает один раз с места туда и обратно среди людей, и сочный «хряк» сопровождается видением разрубленных шей, различной глубины ударов. Где-то застывшие уже выше пояса в земле тела держат головы, пока по склону сбегает поток крови, иные головы отлетели в сторону, оставляя тошнотворно хлюпающий обрубок, у других голова висит сбоку, покачиваясь без опоры позвоночника на остатках тканей.
– Твой город? – он уже не двигается, лишь поворачивается к нам. – Я не слышу! Твой?!
Он распахивает руки с мару в каждой и кричит эти слова, пока во мне должен был бы расти страх, но я ощущаю только ярость. Отталкиваю Ника назад – он отлетает на пару метров, падая кувырком в снег. Я расстёгиваю пальто, Сото, заметив это, усмехается, хватает себя за грудки и разрывает пропитанную кровью шубу одним движением. Он сам залит алым, влага стекает, капая с растрепавшихся волос. Остатками шубы он вытирает голову и лицо, как полотенцем, и отшвыривает к выкинутому шарфу.
Он ведёт плечами, и потягивает, разогревая, руки. Момент – растянутые в стороны руки перехватывают перед грудью оружие готовое к атаке. Всё замирает…
Я стараюсь медленно, незаметно снова поднять руки, концентрируясь на всём, что меня окружает. Я чувствую, как глубоко идёт это пустырь, где все дороги и дома, я слишком далеко от построек, чтобы взывать к ним, тонкие ветки, что-то мне подсказывает, его не остановят. Так что это лишь песок, что я могу уплотнить, где-то камни. Успею ли я попасть в него камнем?
– Давай! – рявкнув, Сото рвётся вперёд.
Я не успеваю пока ничего придумать. И он уже тут.
Ка-дф!
Импульс удара его оружия расходится по выросшему столбу песка, который рассыпается, покрывая меня слоем распылившегося колючего облака. Я лишь временно защищаюсь.
И снова, в абсолютном молчании, но с хрустом снега под ногами, два шага – удар сзади. Мне лучше не смотреть: не могу уследить взглядом. Стараюсь чувствовать.
Город успевает ответить: ещё столб песка, снова от гулкого удара осыпается временный барьер, и я лишь ухаю, рефлекторно пытаясь увернуться склонением головы. Но ни секунды нет и на такое промедление: опробовав мои возможности, Сото начинает разрываться настоящим барражем ударов, лишь испустив ещё один гулкий яростный рык.
Они всегда говорят, что в такие моменты время замедляется, всё кажется ненатуральным, размытым, но для меня как-то это не явно: один лишь раз время для меня замедлялось, и это точно не сейчас. Сейчас я даже не могу, как мгновения вслух, подсчитать каждый удар, что несётся к своему завершению то ли кистью, то ли лезвием. И остаётся в пространстве выбухом песчаной преграды. Ощущаю себя в одном из тех аттракционов, где нужно отклоняться от летящего цилиндра, и только воздух весь запылен, разлетаются вокруг меня куски земли, и противно дышать, глотая песок. Ну что теперь? Нужно постараться нанести хоть один свой удар.
Я пытаюсь довериться Дриву, и он, как напарник, что успешнее меня в моей же обороне, ведёт бой. Точнее поддерживает бой, ведомый Венсеремосом, которого нужно…
Вш! Я пытаюсь запустить по его ногам отвердевшим песком, но он быстрее. Ещё! Мимо. Не могу, совсем не могу его увидеть. Особенно мешает весь этот песок, который заметно Дрив выметает от меня, позволяя дышать слегка свободнее, но не может избавиться от него в моём поле зрения.