– А, эм… Что?
– Ну, как вам такой социальный контракт по установлению власти во избежание насилия с вашей стороны? – теперь уже с небольшой улыбкой Лус глядит, следит за моей реакцией.
– Я, я бы не хотел дополнительной нагрузки ко всему прочему.
– Эх, молодёжь, – Тьер поднимается медленно со стула и, изучая людей вокруг, командует, – давайте собираться.
– А что по поводу контроля?! Не могут же они творить, что хотят… Я комиссар этого!.. – вскакивает Сантен.
– Хватит! – обрывает её слова Лус, – я нахожусь в моей позиции, чтобы ограничивать влияние мифицизированного уродства, чтобы вы не становились новой властью. И вам повезло ещё с вашей автономией.
– Но они же будут делать, что хотят! – комиссар не желает отступать.
– А вы? – Тьер возвышается над Сантен, к которой он делает шаг. – Каким законом вы опишите их деятельность? Это выше нас. Мы больше в это не можем играть.
Комиссар никнет в плечах, она правда не может придумать описание тому, что здесь происходит, ведь даже я не справляюсь с такой задачей, а я и есть её источник. Министр хлопает легко женщину по плечу, произнося «просто помогите им», и двигается в мою сторону. Подходя, он спокойно, может, с лёгкой горечью, кивком говорит мне:
– Я знал вашего отца, мои соболезнования… Он не дал этому городу стать жертвой законотворящего насилия, которое власть так любит. Да, он сам стал в своём роде властью, он стал насилием, но я верил в его праведность. Оставайся на своём пути и думай о цене своих дел. Патриция тебе поможет с… По-ли-ти-кой.
Слово выговорено по слогам. Небольшая улыбка, и, встряхнув ободряюще моё плечо, он резко разворачивается, небрежно салютует мэру, направляясь к выходу. Я пытаюсь собраться с мыслями. Нам дали санкцию на ведение нашей деятельности, даже не установив систему контроля. Всё складывается замечательно, осталось только не подвести себя, всех. Всего-то. Что тут такого тяжёлого? Эх, отдохнуть что ли сегодня? Зачем же так рано это всё устраивать?
– И да! – Патриция, собираясь вместе со всеми, обращается к гостям. – У всех нас есть супруги, друзья, коллеги, знакомые, прошу, умоляю, сохраняйте секретность, это слишком серьёзно.
– Так точно, – первыми отвечают почти в унисон знакомый бригадир и молодой человек, секретарь, который неожиданно решил повторить милитаристический тон офицера.
– Дин, Мэт, свяжитесь со мной, через меня передадите информацию и запросы, всё, что нужно, – обращается Луна на этот раз к нам. – Продуктивного дня.
– Спасибо, Патриция, – махаю ей рукой, пока все медленно уходят, – ждите вестей!
Теперь в нашем подвале тише. Но всё ещё шумно у меня в голове: я собирался отдыхать в праздничные дни, но только что было запущено самое крупное дело моей жизни. Я думаю, что у меня не осталось пространства теперь для нерасчётливого манёвра, только если я сам себе его создам. Поэтому нужно постучать во все двери, отослать письма всем, обеспечить фундамент для будущего успеха, который должен быть. И он будет моим будущим. И, может, получится…
– Так что же мы делаем? – подаёт голос молчавший до этого Син, он своей массивной фигурой тихо подпирает стенку рядом с диваном.
– Ну, у меня теперь дел будет достаточно: я начинаю доставать все силовые структуры, начиная с самых верхних, чтобы получить доступ, – Вайковский радостно раскачивает стул, опираясь локтями о стол. – Так что я буду занят полностью, ждите сигнала от меня, и мне не сигнальте.
– Мы с тобой, Мэт? – приближается ко мне Николай. – Где и во сколько?
– Я хочу сначала встретиться с отцом Дина: он первый об этих видениях узнал, а, учитывая то, что он теперь у нас специалист по изучению сил, может нам будет какая помощь, – делюсь мыслями с другом и с кивком головы в сторону Вайковского добавляю: – Что-нибудь передать?
– Нет, не стоит, – Дин уже чем-то марает бумагу, отвечая. – Хотя скажи ему, что он может у меня получать теперь нужные данные более точно. И пускай, ради всех богов, пишет мне, он знает прекрасно, как пользоваться сетью.
– Хорошо, – снова оборачиваюсь к Штефту, – тогда в шесть у дома Симона.
– Тебя подвезти? Ты же тоже домой. Нам по пути, вроде, – предлагает Ник.
– Нет, я сегодня доверюсь своим двум.
– Ну, как скажешь.
– А ты Джо? – спрашиваю друга о его планах.
– Я сегодня отдохну, потом, может, с Дином над проблемой Тио повожусь, – пожимает он плечами. – А пока нужно Пятно покормить, да и может ещё какие дела.
– Замечательно. Тогда все за дело, – утвердительно киваю головой.
В скором времени трое друзей, что ещё вчера заходили в подвал так же его втроём и покидают. Дин продолжает свою работу уже за компьютером, а также трубкой телефона, что связывает его с ещё тремя друзьями из нашей группы.
За дверью, ведущей наружу, я не слышу и намёка на ветер. Позднее утро встречает нас мертвенным молчанием домов, о существовании которых можно только представлять, ведь всех их окутал непроницаемый глазом ледяной туман. Снаружи и не так холодно, как вчера вечером, может, только минус десять минимум, но синеватая дымка серости влажной волной затопила улицы. И уже только сейчас, в девятый час суток, солнце робко ползёт вверх по небосклону, даря свет везде, где тени нет побега от него.
– Ты уверен, что хочешь ехать? – спрашиваю друга. Такой туман плотный.
– Да, я уверен в своих способностях, всё будет в порядке, – Ник выглядит так, как будто он в спешке, поэтому он направляется прямо к машине, обернувшись, чтобы только ответить.
– Ну ладно, тогда до встречи, – могу сказать только я.
– Да, пойду и я, – говорит уже Джо.
Мы расходимся, цикл моего пребывания с собой наедине начинается заново.
Я не собираюсь возвращаться домой. Я соврал Нику. У меня нет желания пока покидать и этот район тоже. В целом, меня ничего не держит до шести часов, и я думаю, что у меня есть возможность прикупить себе одежду потеплее, особенно, если снова подступят холода. В спальных районах, подобных этому в Монолитах, обычно нет ничего дельного, но я слышал от Дина, что здесь работает одно ателье, куда он часто наведывается, чтобы сшить какую-то очередную чепуху.
Позвонить им может заранее? Нет, зайду так, ради интереса. Тем более с моими финансами время имеет свойство сжиматься, когда это мне требуется.
Я начинаю своё движение сквозь явление зимы, её редкое дыхание. Иногда движение сквозь туман особенно изолирует тебя. Когда твоим глазам отказано в цветах, точности, лишь доступны тёмные силуэты, объекты неточных форм, обманывающие тебя стёртыми краями, утерянными деталями. И ты снова как ребёнок, что не понимает мир вокруг, живёт по наитию с окутанным мороком взглядом, или как старый человек, к которому подступил уже иной морок, не тот, что обещает будущее, от двери которого у тебя нет ещё ключей, а тот что закрывает за тобой дверь прошедших дней. Да, и эта дверь всегда пускает тебя только в одну сторону.
Это странное ощущение – потерянность, особенно желанная, избранная потерянность, не одиночество, может, скорее изоляция, но я бы сказал потерянность. То самое обещанное будущее, оказалось, было закрыто не зря до поры до времени.
Когда движение назад кажется проще, чем вперёд, когда прожить жизнь кажется страшнее, чем отпустить контроль, тогда и не мудрено себя потерять. Особенно, ранее держав в руках карту, что была у тебя отобрана, или ещё серьёзнее – был отобран проводник. Потерянное в пелене, укрытое ей, как одеялом, для тех, кто отпускает контроль, – блаженство.
Когда можно отпускать то, что любишь? Когда то, что любит тебя, отпустит? Зачем я иду в ателье? Мне не холодно. Точнее мне может быть не холодно. Это мой город. Я не хочу отпускать основу? Полагаться на силу, вместо старой доброй одежды?
Перемены. Потери, потери любого смысла. Иногда логика тебе не помогает, твоя философия оставляет тебя, может, правым, но в конце концов бесполезным и забытым. Твои идеи лишь строят в тебе башню, с которой проще плевать на других, но время проходит, как и все мимо башни, пока она медленно рушится. И дело даже не в том, что в будущем неверные решения могут оказаться правильными, или наоборот. Дело в том, что в твоей одинокой башне, всем плевать на тебя ещё легче.
