«Что за день такой? Что происходит?» – Арина смотрела то на деда, то на Ниночку. Они оба были не в себе.

– Я помню! – рявкнул дед. – Я ещё не выжил из ума! Меня рано на Фудзияму! Она была здесь! Это ты?!

– Бог с тобой, Антоша! О чём ты говоришь! – взвизгнула Нина Тимофеевна.

Арина сжалась от страха, такими своего деда и Ниночку она не видела никогда. Щёки его покраснели, глаза слезились и сверкали недобрым светом, очки запотели. Ниночка сидела, сжавшись в комок, горестно подперев руками голову, слёзы медленно текли по щекам.

– Нина, – тихо позвала девушка.

Нина Тимофеевна всхлипнула, вытирая салфеткой лицо, Антон Тимофеевич убежал в кабинет и метался там из угла в угол. Было слышно, как он меряет кабинет шагами. Арина постаралась незаметно выйти из-за стола и прошмыгнула к себе.

«Господи, что произошло-то? Что я такого сказала?» – думала девушка.

***

Эрик метался по квартире в поисках телефона. Он лежал на диване, рядом со стаканом виски. Парень схватил трубку и набрал номер. На том конце долго не отвечали, наконец, он услышал:

– Хэлло.

– Уве! Уве! Она умерла! По новостям показали! Она сегодня умерла, она не вернулась, но я не знал… я не думал… а сегодня… Что мне делать?

– Налить, выпить и успокоиться, – спокойно отозвался юрист семьи Штейн. – Делай, что говорю, я подожду.

Эрик включил громкую связь, чтобы ничего не пропустить, трясущими руками налил виски и залпом выпил. Поморщился, выдохнул.

– Выпил? – донеслось из телефона.

– Да.

– А теперь по порядку: кто, когда.

– Ольга! Она взяла у меня машину и поехала по своим делам. Мне она ничего не говорила, а я не спрашивал. Да и зачем мне это? Сейчас по вечерним новостям показали её фото и попросили позвонить тех, кто её знает. А отец не мог ей дозвониться. У неё телефон отключён.

«Мальчишка! Паникёр!» – подумал в сердцах Уве.

– От чего она умерла?

– Сердечный приступ.

«Ага», – подумал Уве Краус.

– Ты мог не видеть этих новостей. Где Рональд?

– У себя. Наверное. Я боюсь к нему идти, вдруг он ещё не знает! Как я ему скажу?

– Дождись, когда полиция выйдет на вас сама. Ты иностранный подданный, ты можешь попросить посла присутствовать на допросах, вызвать адвоката. Меня. С кем Ольга встречалась, ты знаешь?

– Допросах? – с ужасом перебил Эрик. – Я не знаю с кем она встречалась!

– Успокойся! Соглашайся на первую встречу. Потом позвони мне. Они всё равно будут делать запрос в Мюнхен. На это уйдёт время, а оно нам на руку.

– Зачем?

– Это уже моё дело. Скажи, а где те капсулы?

– Ка-ка-какие? Откуда ты…

– Именно те, что ты брал?

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – соврал Эрик.

– Вот об этом и не вспоминай. Сейчас успокойся, выпей и ложись спать. Завтра они на тебя выйдут.

– Акции… Она продала акции? – запаниковал Эрик.

Трубка помолчала. Эрик смотрел на экран телефона.

– Откуда информация? Ольга сказала?

– Нет. Я случайно услышал ваш с Мартином разговор. Папа знает об этом?

– Рональд не знает. И ты не знаешь, – твёрдо произнёс собеседник. – Ты меня понял?

Эрик паниковал. Да, он хотел смерти Ольги. Он считал себя обиженным, когда отец передал ей свой пакет акций клиники. Но они же договаривались, то есть решили, чёрт, предполагали, что надо сначала найти дочерей и выяснить – почему никто из них не искал Ольгу, а потом… Мысли в голове Эрика путались всё больше после каждого стакана виски.

«Почему она умерла? Капсулы!! Неужели? Откуда Уве знает об этом? Мартин? Лучше бы я их выбросил!» – мысли в голове Эрика молниеносно мелькали и перепрыгивали с одного на другое.

Он незаметно для себя напился и заснул на диване со стаканом в руках.

***

Ляля не могла заснуть. Она не знала, что ей делать. Всё было так давно, и казалось уже неправдой. Телефон Вадима не отвечал. Ляля колотила ему в дверь, но его квартира отзывалась тишиной, ни единого звука не доносилось из-за закрытых дверей. Ляля пила коньяк, курила, стряхивая пепел мимо пепельницы, ходила по квартире и громко декламировала одно и то же стихотворение, повторяя и повторяя его:

Уста пусты от долгих трат…

Дороги топтаны толпою.

Не обнимает брата брат –

Как будто созданы для боя.

И, вроде, зависть правит бал

В израненных обманом душах.

Ну вот… ещё один упал –

Из тех, кто никому не нужен.

Остатки памяти горчат,

Осадком пав на дно обиды.

А боль потери горяча…

И даже волей не прикрыта.

Зачем держать под сердцем яд

Для тех, которым вы не рады?

Зло возвращается назад,

Не забывая про оплаты.

Лана испуганно слушала бабушкину истерику, прислонившись ухом к двери в своей комнате.

«Апокалипсис какой-то. Где она этот дурацкий стих выкопала?» – думала девушка.

Всё происходящее не поддавалось объяснению, логике. Рождало испуг. Лана не знала страха, а тут что-то холодное и шершавое неприятно шевелилось внутри. И было непонятно – от чего?

***

Антон Тимофеевич сидел в кабинете и пил коньяк, глядя на фотографию какой-то женщины. На фото внизу была написана рукой деда формула: L = K (V + P).

«Господи, – думала Арина. – Что это? Кто это? Он сошёл с ума? Колдует? Бред какой-то. Он же учёный!»

Она заглядывала в приоткрытую дверь в кабинет деда. Девушка подпрыгнула, застигнутая на месте Ниночкой, которая положила ей руку на плечо. Ниночка приложила палец к губам.

– Это его любовь, – прошептала Нина, когда они пришли в кухню.

– Кто? Какая любовь? Это та, в новостях? – засыпала Арина Ниночку вопросами. – А что за формула на фото?

– Формула любви, – вздохнула Ниночка. – Лучше иди к себе.

– Ниночка, я ничего не понимаю. Что произошло? Ты плачешь, дед психует.

– Это хорошо, что ты не понимаешь. Иди, – непонятно ответила Ниночка и прогнала Арину в её комнату.

«Коллективное помешательство. Из-за кого такая буря? Из-за меня? Из-за актрисы или той, которая умерла в машине?» – пыталась разгадать загадку Арина. Но это было ей не по силам. Она набрала номер Эрика, телефон долго играл мелодию. Парень не отвечал. Арина раз пять набирала номер, наконец, пьяный голос Эрика прохрипел:

– Хллоо.

– Эрик, ты там пьян, что ли?

– Я стёкл как трезвышко, даже заплетык не языкается! Ппрзжай.

– Понятно. Завтра приеду. Опохмелять, – отозвалась Арина.

***

Май в этом году выдался жарким. Лето вступило в сговор с весной, и природа вопреки своему графику радовала теплом. Одновременно цвели черёмуха и сирень, не соблюдая положенной очерёдности, только что вылупившиеся из почек нежно-зелёные листья радостно шелестели на ветру, подставляясь под горячие лучи солнца. Питерцы, имевшие три с половиной солнечных дня в году, недоуменно снимали плащи, оставляли зонты дома и с удовольствием купались в лучах заблудившегося в их небе солнца.

За окном орут птицы, солнце проникает в самые удалённые уголки, весь мир садится в электрички и едет на дачи, и пусть где-то извергаются гигантские вулканы, обрушиваются торнадо, а израильские коммандос ровняют с землёй очередную палестинскую деревню, мы продолжаем жить. Жизнь – это очередь за смертью, но некоторые личности лезут без очереди. Люди, умеющие убивать, делятся на две категории. Первая те, кого этому учили. Вторая самоучки. Парадокс заключается в том, что вторые делают это чаще. Сезон нарушения заповеди «Не убий!» был открыт.

Сезон нарушения заповеди «Не убий!» был открыт. Вечером в половине восьмого полковнику Лаврухину позвонил дежурный:

– У нас труп, – доложил он.

– До завтра не подождёт? Или сбежит? – пошутил Лаврухин.

– Сбежит, – мрачно ответил дежурный, – Иностранка.