В прошлое закройте двери,

Там всё равно не будет тех,

Кого любил, кому ты верил.

Изъеден молью старый мех,

Из моды вышел твой наряд,

До дыр изношены ботинки,

И свечи больше не горят,

И не танцуют в них пылинки.

Там пусто, тихо и темно.

Там нет войны, и нет там мира.

Там всё давно завершено.

Там твоего нет пассажира.

Оставь, как старое тряпьё,

Свои печали и тревоги.

Теперь всё это не твоё.

Ты больше прошлое не трогай.

Вот уже двадцать с лишним лет я пытаюсь погасить огонь ненависти, но боль тлеет и не хочет уходить. Время не лечит. Оно отодвигает боль, накладывая временные повязки, пропитанные текущими событиями, как лекарством. Неосторожное слово, воспоминание, звук срывают эти повязки, а под ними всё та же кровоточащая рана. Время растягивается в пространстве и застывает. Двадцать три года на моём календаре май, на моих часах полдень.

В марте раздался телефонный звонок, неожиданно разорвав тишину, прокатился эхом по квартире, оттолкнулся от стен и вернулся к аппарату. Сердце отчего-то ёкнуло и неровно забилось.

– Добрый вечер, – в трубке прозвучал знакомый голос.

– Добрый, если он будет таким после твоего звонка.

– Как дела? – начал издалека голос.

– Ты звонишь поинтересоваться моим здоровьем? С чего такая забота?

– Ты, как всегда, не в духе. Тут такое дело…

– Не томи.

– К Ольге вернулась память, – в трубке помолчали.

– О чём она вспомнила?

В трубке продолжали молчать, слышалось только дыхание собеседника, указывая, что связь не оборвалась. Из телефона выплёскивалось очень красноречивое молчание. Мне показалось – из динамика веет холодом, и аппарат сейчас покроется инеем. Это было гнетущее, зловещее молчание. Захотелось прервать связь и больше никогда не отвечать этому абоненту. Словно почуяв, трубка ожила:

– Мне не доложили, – в трубке хихикнули, – но Ольга рвётся в Петербург.

– Что ты хочешь от меня? Мне начинать бояться?

– Первоначальная версия – она хочет найти своих дочерей.

– Причём здесь я?

Голос опять замолчал, молчал долго. Мне тоже не хотелось говорить.

– Ольга не рассказала о перестрелке своему мужу. Опасаюсь, что она может отомстить.

– Я давно ничего не боюсь. Что ты с этого имеешь? И зачем мне эта информация? – в моем голосе усталость.

– Время лечит?

Я смеюсь:

– Только никто не выжил. Оно убивает.

– Ольга хочет продать акции клиники мужа. Он пока об этом не знает. Думаю, она останется в Петербурге. Может быть, это шанс залечить рану и заработать? Ты же помнишь, тебе не удалось сделать задуманное? Помоги мне. Я помогу тебе. Долги надо отдавать.

– Причём здесь ты?

– Каждому своё, – хохотнул голос.

Я помню всё. Наверное, хорошо было Ольге без груза памяти о прошлом. А моё прошлое всегда со мной. Счастья в нём мало, только боль и ненависть. А могло бы быть иначе, если бы не Ольга. Она далеко, но то, что она жива и до сих пор не помнила ничего, меня преследовало, жгло. Меня мучила жажда мести.

– Долги надо отдавать. Я это знаю, у меня нет выбора.

– Выбор есть, свободы выбора нет, – ответили в трубке.

– Да она мне и не нужна. Выбор давно сделан. Просто пришло время. Скинь информацию, я подумаю, – произношу устало.

– Внимательно ознакомься, поправки принимаются. Детально всё обсудим при личной встрече.

Разговор закончился. Сигаретный дым тонкой витой струйкой поднимался к потолку.

«Месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным… Я так долго с этим живу… Моё блюдо покрылось льдом… Неужели настал час возмездия?»

Мне не верится, но я очень хочу в это верить. Я уже не понимаю, что принесёт облегчение за прошедшую жизнь, в которой ничего нет. Я так долго живу с этим костром злости и ненависти внутри, и уже не знаю, как это – не чувствовать боли, радоваться дню. Каждый прошедший день приближает меня к прыжку в бездну. Я терпеливо жду, когда к Ольге вернётся память, чтобы она смогла прочувствовать и понять мою боль, чтобы её накрыло волной отчаяния.

От мыслей отвлёк звук пришедшего сообщения. Я открываю его, вижу фотографии, эмоции захлёстывает, перехватывает дыхание, глаза пересыхают. Мои слёзы закончились давно. Мне нечем плакать.

«Надо подумать. C'est la vie – Такова жизнь. Not an experience I care to repeat, but c'est la vie – Жаль, что никто не возвращается, но такова жизнь».

Я наливаю себе большую порцию коньяка. Пора в этой истории ставить окончательную жирную точку. Время пришло. Моё ожидание было не напрасным.

«Всегда найдётся человек, который поступит с тобой так же, как ты когда-то поступила со мной. Помни об этом, – думаю я об Ольге. – Наступает момент, когда месть самый надёжный вид правосудия. Особенно в том случае, если наказания не было».

Мысли о мести, не давали зарасти моим ранам, они резали меня, словно осколки стекла. А разве хорошая месть не лучшее лекарство для ран? Можно забыть слова, можно забыть поступки, можно забыть лица, но пережитые эмоции: боль, злость, страдания не забываются. Душевные раны кровоточат и навсегда остаются с вами. Для них нет лекарства. Для них нет срока давности. Душевные раны лечатся кровью врага.

Я в который раз проживаю всё сначала. Я опять в том мае двадцать три года назад. И снова за окном был май. Горячий, пьянящий, проснувшийся после долгой спячки. Май радовал погодой, и никто не знал, что его ждёт завтра.

И снова за окном был май. Горячий, пьянящий, проснувшийся после долгой спячки. Май радовал погодой, и никто не знал, что его ждёт завтра. Солнце ярко светило в высоком прозрачно-голубом небе. Проснувшиеся деревья, одетые в нежно-зелёную листву, бросали ажурную тень на землю. Пьяняще благоухала вдоль забора дачи сирень, скрывая за собой территорию и дом. В воздухе витал нежный аромат цветущего сада. Весело щебетали птицы, радуясь теплу, солнцу, густой листве.

Вокруг дома рос сад, похожий на пенное кружево или облака, спустившиеся отдохнуть на деревьях. От забора до веранды зеленела лужайка, поросшая нежной травой. Дорожка из гальки шла от калитки до самого крыльца. Слева под навесом стоянка, где красовались два мотоцикла «Honda CBR900 R» – чёрный и красный. Справа деревянный настил с навесом, мангал, длинный стол и скамейки по бокам.

На веранде сидела Ольга, возле её ног играла черноволосая девочка, лет двух, складывая друг на друга кубики. Её отец, Черномор, сидел на полу веранды, подавая ребёнку игрушки. Молодая пара, переехала жить на дачу, как только потеплело. Весна в этом году началась рано. Впереди было лето, они обсуждали предстоящий байк-фест в Крыму. В такие тихие, умиротворённо-ленивые дни кажется, что во всём мире счастье и любовь.

За забором послышался шум подъезжающего мотоцикла. Хозяева дружно подняли голову и посмотрели в сторону ворот. Ребёнок продолжал складывать кубики. Калитка отворилась, во двор зашла Наталья, вслед за ней Юра – муж Ольги. Ольга ухмыльнулась, глядя на вошедшую пару.

– Привет, – сказал Юрий. – Вот где ты скрываешься.

– Она не скрывается. Мы здесь живём, – низким голосом ответил за Ольгу Черномор. – Зачем ты его привезла, Ведьма?

Приехавшая черноволосая девушка ухмыльнулась:

– Не пора ли нам разобраться в наших отношениях?

– А что в них не так? – хохотнула Ольга.

– В них ты не так, Валькирия! Ты лишняя тут! – зло произнесла Наташка-Ведьма.

– А, может быть, это ты лишняя? – поинтересовался Черномор. – Я никого не звал. Не прошеные гости хуже татарина, – он уже смеялся в лицо девушке.

Наташка полыхала глазами. Юрий стоял молча, глядя на Ольгу. Он не хотел ехать. Ситуация складывалась дурацкая. Зачем он согласился? Каким словами он может вернуть жену? Он уже пытался и не один раз. Ничего не вышло. И сегодня не получится. В конце концов, каждый имеет право на счастье. Если её счастье этот огромный черноволосый парень, значит так надо. А он? Ну, видимо Ольга не для него. Он учёный червь, а она – ветер. С самого начала Ольга была не его. Совсем девчонка, не устояла под напором своего отца. Вот и получилось то, что получилось.