2014 год, Донецк «Видимо, что-то в воздухе, веет смертью…» Видимо, что-то в воздухе, веет смертью, ты, не меняя позы, следишь за дверью, словно стеклянный пёс, что утратил голос, милый, война всерьёз, набирает скорость. Наша хрустальная люстра накрыта тряпкой, в доме от запаха смерти темно и зябко, воздух сгустился в лёгких и стал бетонным, ты не боишься, но страх, что во мне, огромен. Он проникает в клетки, как древний вирус, милый, война всерьёз, набирает силу. Слышишь, по улице майский гуляет ветер, ветер перенасыщен нелепой смертью, глупой уродливой смертью за сотню гривен. Милый, ответь мне, ты мудр и дальновиден. В воздухе смертность смертных и горечь горьких, в мединституте напротив гранитный Горький — смотрит с укором юный прекрасный мальчик. Милый, ответь мне, что будет с нами дальше? Кто нам отмоет души после такого мяса, жаль, что мы были созданы не из пластмассы, жаль, что мы были вылеплены из плоти. Личный изъян в смертельном круговороте — страх перед жизнью, насильственной и напрасной. Жизнью, в которой воздух противен связкам голосовым. Воздух, в котором ядом дым от покрышек разносится на баррикадах. 2014 год, Донецк
«Сезон открыт – открытая вода…» Сезон открыт – открытая вода. Ладья Харона снова возит души, я не умею оставаться равнодушной. Мне нужно знать, что льдами берега уже отпущены, уже почти цветут. Мне нужно видеть ветви старой ивы и слышать, как трава речитативом поёт о жизнях, что не истекут. Мне важно видеть, как уходит день, как мальчик управляется с каноэ, как наше солнце – древнее, степное — ныряет в воду, погружая в тень пространство над водой и надо мной. Остатки бликов – алые побеги, мне важно думать, что внутри ковчега найдёт нам место неподкупный Ной. Мне важно быть на этом берегу, мне говорили, этот берег – правый, он круче, и на нём стоит держава, в которой мы – былинки на ветру. 2014 год, Донецк «И, хотя моя цель – не вырасти, но расти…» И, хотя моя цель – не вырасти, но расти, ужасаясь дремучести воздуха над головой, я всегда вспоминаю, что здесь полегли костьми, уходя в забой, уходя в запой. По стеклянное горлышко узких шахт. Четверенили потихоньку, как муравьи. Не отмыть под ногтями, и в пальцах суровый такт — сама соль земли, сама боль земли. Словно стон роженицы – выдох, вдох — нарастает рокот внутренних галерей. Уповай на Бога, но помни, что этот Бог не жалеет даже собственных сыновей. Но руда-земля тебя любит – вторая мать, подземелий пыль не похожа на стылый прах. Если цель твоя – выстоять, так учись стоять, но тебе в этом не помощник страх. 2014 год, Донецк «И, хотя моя цель – не вырасти, но расти…» И, хотя моя цель – не вырасти, но расти. Ты, когда упрямишься, – румянишься, хорошеешь. Я тебя целую чуть ниже незагорелой шеи, влажный поцелуй – укол в позвоночный столб. Мне твоя рубашка к лицу, к бедру, рукав широк. Я тебе не лгу, так, изредка, привираю даты. Я по всем статьям и параграфам виновата — обвиняемый в бедствиях молодой восток. Стреляный воробушек, а как мало жил, оставляй следы, тёмные проторённости, меховыми гроздьями видятся нам условности. Мы в тисках зашоренности гостим парочку веков, для других два дня. У тебя рука тоньше птичьей лапки, изучаю твои странности – вежливости, повадки. Снег пошёл, и градусник до нуля, задержался ртутью, с места не подтолкнуть. В заоконное королевство протрём глазницу, всё, что здесь возможно, с нами ещё случится. Третья мировая, Авдеевка и Бахмут. 2011–2022 годы, Донецк «Город мой. Тот, где с детства отсутствует море…» Город мой. Тот, где с детства отсутствует море, и повсюду степь – невозможно рыжая с янтарём, словно вечный рассвет, как картинка на мониторе, словно юность отца, упакованная в альбом. Не сдержаться, когда прикасаешься к камню, когда трогаешь тёмную землю, что на крови. Если ты здесь родился, то родился ты неслучайно в чёрнокаменном городе, что стоит на краю земли. И до взморья отсюда добраться – две сотни гривен по наезженной трассе, не так ли, – знакомая блажь? Но ведь ты здесь родился, а значит, не будь наивен, эта степь – твоё личное море, твой дикий пляж. Под обветренной кожей, под веками, в подреберье море плещется, как живое, – искрит янтарь. Это море – твоя свобода, твой дом, твой берег, оберег твой, твоя история и печаль. Знаешь, Господи, это счастье, что так привычно из окна наблюдать, как морем вскипает степь и плывут облака – вон одно, словно ключ скрипичный, и так хочется каждое облако рассмотреть… Каждый камень под ярким солнцем играет светом, преломляет луч, так хлеб преломляешь ты с самым близким, твоим, проверенным человеком, с тем, кто знает тебя до точек и запятых… С тем, кто тоже почувствовал море однажды кожей, на безморье иные смыслы, иные ветры, иное дно. Город мой. Будь. Пожалуйста. Осторожен. Мой степной чёрнокаменный Город До. |
