Поразил и навсегда запомнился небольшой боковой маршрут к реке Сала, сделанный после остановки на водопадах.

В чаще влажного тропического леса. Мы спустились вниз к реке Сала, образующей здесь небольшие стремнины, скорее даже пороги.

У воды живописнейшая декорация из зарослей пандануса. По временам завеса из узких длинных листьев этого растения закрывала видимость настолько, что зеркало воды лишь где-то вдалеке просвечивало сквозь зелень и блестело на солнце.

Но главное было не в этом, главное было еще впереди. Мы увидали кусочек непроходимого, слегка заболоченного, влажного тропического леса.

В чаще влажного тропического леса (река Сала). Ходульные корни

Все смешалось, все переплелось в этом лесу. Вверху нельзя было больше разобрать крон отдельных деревьев. Они сплелись вместе в общую крышу[46]. Свет не проникал через листву. Внизу было темно. Лианы висели в воздухе, качаясь и вздрагивая при колебании деревьев. Ходульные корни[47] выше человеческого роста сплетались в непроходимый хаос между собой. Невозможно было поставить ногу, чтобы не зацепиться за что-нибудь и не упасть. Все было призрачно, все волновало, поражало и восхищало.

Фотографируя, я отстала от нашей группы и была рада безмолвию и величественной тишине, которые меня окружили.

Таких потрясающих картин природы забыть невозможно.

Возвращение в Конакри. На другой день рано утром мы уезжали. Мы возвращались в Конакри тем же путем, каким приехали: снова, только в обратном порядке, пройдут перед нами Пита, Далаба, Маму и, наконец, Конакри.

После обеда в последний раз брожу по Лабе. Заглядываю на яркие, шумные базары, осматриваю в городе кустарные мастерские. Мастерские занимают значительную площадь. В центре отведенного им участка располагается большой четырехугольный двор. На этот внутренний двор выходят в виде окружающей его открытой галереи помещения различных, так сказать рабочих, цехов. В одних из них вручную ткут ткани. Для этих целей рядом, на внутреннем дворе мастерских, разматывают уже скрученные нитки. На прямоугольном участке, длиной метров в пять и шириной метра в полтора, были вбиты по углам четыре колышка, которые рабочий обходил, наматывая на них нитку.

Мы пробыли в мастерских примерно час, и рабочий при нас продолжал ходить вокруг колышков и так и не успел закончить свою работу.

В помещении, соседнем с ткацким, красились готовые ткани.

В смежном — из них шили национальную одежду.

Дальше располагались обувные мастерские, ювелирный «цех», где изготовлялись различные украшения, и многие другие «цеха», предназначенные для обслуживания бытовых нужд населения.

После осмотра мастерских забегаю в лавочки, где продают местные плетеные изделия (их плетут, как говорилось, из волокон листьев пальм, пандануса и др.). Здесь вы увидите и корзинки различных размеров — от больших до крохотных, и глубокие плошки вроде тазов и тарелок, и так называемые лефа — плетеные круги разной величины, которыми, как говорилось, закрывают тазы и другую посуду.

Вернувшись в отель, спешно укладываю свой рюкзак— и все готово к отъезду. Рано утром мы тронулись в путь. Прощай, Фута-Джаллон. Спасибо тебе за все, что ты мне показал, за все, что меня заставила понять и перечувствовать твоя необычная, строго-величественная природа.

Гвинея — небольшая страна, но очень разнообразная по своим природным особенностям, вследствие чего каждое посещение той или иной части ее территории подобно проникновению в новый, еще не ведомый тебе увлекательный мир. Отсюда понятно, с каким волнением ждала я решения Центрального гвинейского туристического общества в Конакри относительно возможности организовать поездку в Лесную Гвинею. Решение оказалось положительным, и я увидала Гвинею влажных тропических лесов.

Нашей группе был предложен следующий маршрут: из Конакри самолетом через Масента в Нзерекоре. Из Нзерекоре две автобусные экскурсии: в район горной цепи Нимба с посещением местной исследовательской станции, расположенной рядом с деревней Лола, и к лиановому мосту через реку Диани.

Обратный путь в автобусе через Середу в Масента. Из Масента самолетом в Канкан.

Остановка в Канкане на два дня. Из Канкана самолетом в Конакри.

Поездка началась десятого марта и заняла пять дней.

Путь до Канкана. В восемь часов утра мы вылетели из Конакри. Самолет поднимается.

От океана с масличными пальмами на берегу отходят внутрь материка словно «затеки» его могучих вод. Иногда эти «затеки» имеют форму заливов различной величины, но чаще форму больших или малых рек, которые, отходя от океана и реже от «заливов», постепенно разветвляясь, образуют лабиринт более или менее широких протоков между вклинившихся среди них зеленых островов суши.

Дальше же от океана в «верховьях» описанных протоков образуется сеть совсем узких, мелких каналов, между которыми виднеются участки культурных полей.

Но уже через десять минут исчезает океан, исчезают и водные протоки. Под нами внизу горный ландшафт. Это Фута-Джаллон, который мы впервые видим сверху. Он, как всегда, притягательно грозен и велик.

Квадраты и прямоугольники плоских горных вершин, очерченные линиями провалов, когда глядишь на них из окна самолета, были похожи на квадраты грандиозной доски для игры в шахматы. Но иногда стены утрачивали свою отвесность и грандиозно величественными ступенями сказочных лестниц спускались вниз. А дальше стояли горы — крепости-башни. Внизу — широкие, высокие с гладкими стенами точно из обтесанного камня, а на них следующим ярусом поднимались такие же плосковерхие башни, только уже диаметром. Мы летели над Фута-Джалланом несколько минут, но они были незабываемы. Все последующие виды с самолета уже не увлекали, да, по правде сказать, и не были особенно интересны.

Встречались и горы, напоминающие круглые караваи хлеба, и небольшие селения, и многочисленные проезжие дороги. Ландшафт то выравнивался, то снова становился волнистым, и неглубокие ущелья отмечали его.

Пролетели над местечком Фараная и двумя не очень большими реками — может быть притоками Нигера.

С девяти часов началась малоинтересная саванна, которая и сопровождала нас до Канкана.

Начинаем снижаться. Внизу приток Нигера — Мило, на котором стоит Канкан — широкий, извилистый, с большим количеством желтых отмелей. В окрестностях города много каз.

В девять часов тридцать минут — Канкан. Наш перелет длился час двадцать шесть минут.

Канкан. В Канкане у нас пересадка на самолет, который в десять часов тридцать минут улетает в Масента, и у нас остается час времени, который мы проводим на аэродроме.

Народу на аэродроме много, движение по линии Конакри — Канкан оживленное.

Больше всего обращают на себя внимание женщины. Несмотря на то что в Конакри я уже очень много видела женщин в одежде из тканей, украшенных самыми фантастическими рисунками, мое внимание все же привлекли тридцати-сорокасантиметровые изображения крапчатых цесарок, «пасшихся» по платью одной из пассажирок, и таких же размеров зеленых попугаев — на платье другой.

Но еще больше меня заинтересовала одна пожилая женщина, в одиночестве сидящая на лавочке в ожидании самолета. Мочки ее ушей были оттянуты серьгами по крайней мере на три-четыре сантиметра вниз.

Известно, что почти у всех африканских племен существует обычай для украшения искусственно удлинять мочки ушей или проделывать в ушах большие отверстия, пригодные для ношения не только серег, но и других предметов. Особо большую изобретательность в этом отношении проявляют племена Восточной Африки. В некоторых случаях у этих племен продырявленные и оттянутые мочки в виде сдвоенного шнура-петли могут спускаться почти до плеч, и тогда кокетливые женщины чаще всего соединяют эти шнуры в нескольких местах металлическими скрепками.