Рюрик встал, поднял полную чару с мёдом и, повернувшись в сторону стола мертвецов, произнёс:

– Я пью эту чару за вас, до дна и не останавливаясь.

Все встали вместе с князем и выпили полные чары. Ели и пили весело, кто-то вставал и, подходя к столам мертвецов, говорил им какие-то слова. «Если видеть тризну со стороны, то может показаться, что всем радостно, но если заглянуть к нам в души, – думал Рюрик, – то там можно увидеть только тьму».

Во время пира к столу мертвецов подошла Сбыслава и тихо, чтобы никто не услышал, проговорила:

– Борис, у тебя родился сын! Я назвала его, как ты и хотел, Гостомыслом.

Князь Рюрик тоже подошёл к столу мёртвых и сел на скамью, но не как князь, во главе, а скромно на не самое почётное место.

– Синеус, ты сейчас пируешь в Вальхалле. Но если ты посетишь Новый Город, то увидишь, что здесь всё как мы и хотели. Здесь собрался весь наш род, русичи. Трувор, если ты положишь свой топор и тоже сядешь попировать со мной, то увидишь, что наше дело не умерло. Ваши имена всегда будут помнить. Когда-нибудь наши потомки с гордостью произнесут, что приплыли к ним Рюрик, Трувор и Синеус и сели они править в Ладоге, Изборске и Белом Озере.

Пройдут сотни лет, и имена тех, кто создавал первые государства на Руси, перестанут звучать повсюду, и лишь на уроках истории о них будут говорить, подвергать их существование сомнению и спорить, какому народу они являются праотцами. Но даже спустя столько лет всегда можно будет узнать потомков русичей по некоторым признакам.

Пройдут годы и века, сменятся государственные строи и изменятся границы государств. Одни страны, такие как Хазарский Каганат и Византийская Империя, исчезнут, другие, такие как Монгольская Империя, появятся и тоже исчезнут, а третьи останутся или возродятся. Но всё так же в глубине души любого русича останется далёкая и, наверное, несбыточная мечта о Царьгороде, который однажды захватят.

Каждую весну все русичи выходят из некой спячки, с радостью берут в руки инструменты и рьяно начинают что-либо строить или перестраивать. Одним из самых главных праздников русичи считают День Весны и Труда.

Мы умеем строить новые города, и пусть потом недоброжелатели говорят, что мы строим их на крови. Это неправда. Мы можем, собрав волю в кулак, построить город в глухих лесах, на болотах, в степи. Нас не пугает то, что учёный муж может сказать, что это место неблагоприятно для жилья. Мы можем не только построить город, но и сделать его великим и доказать, что этот учёный муж был не прав.

Есть у русичей и ещё одно свойство, которое они никогда не потеряют и которое будет жить у них через поколения. Это то, что они легко всё осваивают и обгоняют своих учителей. Как Вадим научился ломать стену щитов, так и множество раз в истории русичи, сначала не умея биться, не просто учились этому, но далеко обходили своих учителей-противников. Царь Пётр, проигрывая шведам в начале войны, создал непобедимую армию и флот, Александр проиграл битву под Аустерлицем Наполеону, но спустя восемь лет занял Париж, фашистская Германия с лёгкостью побеждала СССР, но после Сталинградской битвы была обречена. США первыми создали атомную бомбу, но теперь трепещут перед российским ядерным потенциалом.

В мире есть и другие славянские государства. Но русичи – это не только славяне, но и варяги, весь, чудь. Кровь многих народов смешалась за тысячелетнюю историю в русском человеке.

Мы быстро учимся и быстро опережаем любые державы. Мы впитываем их опыт и после используем его. Каждое наше поражение сплачивает нас делает нас сильнее. У нас так много героев, что мы просто не можем помнить всех их имён. Мы – страна, которую создали герои и отважные воины, и героизм у нас в крови. Мы не потомки норманнов, которые опустошали побережья Франкии и Британии, мы потомки варягов, которых призвал мудрый бой, князь или просто рыбак Гостомысл, чтобы вместе с ними стать одним родом. Мы сочетаем в себе все лучшие их качества и все лучшие качества славян. В нашем сознании смерть за Родину – нормальное явление. Что делает нашу страну великой? Не удачное географическое положение, не размер, хотя многие именно это из зависти и ставят нам в упрёк, а именно дух. Славный дух, который мы бережём и приумножаем из поколения в поколение.

Боярин Елович и боярин Талец сидели в тени деревьев. На улице было жарко. Солнце парило, и казалось, что от него нигде не укрыться.

Боярин Елович был далеко уже не молодым человеком. Он давно разменял седьмой десяток. Боярин Талец был на несколько лет младше Еловича. Оба боярина были с князем Владимиром уже много лет, и оба они в своё время приняли крещение: Елович с именем Николай, а Талец с именем Марк.

Боярин Елович после того, как принял крещение, о старой вере и не вспоминал, как и большинство киевлян, хотя супруга Еловича, хоть крестилась, но старую веру не оставила. Впрочем, за годы, прошедшие с той поры, многое изменилось. У каждого из бояр появились внуки, которые уже не представляли другой веры, кроме Христовой, да и младшие из сыновей христианство считали единственно правильной верой.

– Талец, – обратился Елович к своему собеседнику, – князю Владимиру очень плохо. Не думаю, что он долго протянет.

Талец помолчал и, вытерев рукавом пот, который струился по лбу, произнёс:

– А ведь князь-то ещё и не так уж стар. Шестой десяток идёт.

– А ран он сколько получил? В разы больше, чем мы с тобой вместе взятые. Он всегда впереди своих людей шёл. А сколько несчастий на его долю выпало! Сколько он страдал! Нет, не будет он бороться за жизнь. Я с ним говорил утром, он всё по-прежнему зло на Ярослава держит, обвиняет его в том, что тот отказывается почитать отца.

– Конечно, отказывается, – сказал Талец, – князь Владимир хочет посадить в Киеве после себя своего сына Бориса, а со старшими сыновьями он крепко поругался. Святополк у него в киевской темнице томится за попытку захватить власть, а теперь и Ярослав стал ему врагом. Князь хочет, чтобы Борис, когда из похода на печенегов вернётся, двинул дружину в Новгород и привёл Ярослава, брата своего, в цепях к отцу.

– Сложно всё, – задумчиво произнёс Елович, – раньше, во времена наших дедов, всё было иначе. Теперь с новой верой как бы есть только одна жена, а что же теперь, дети от остальных жён как бы не совсем законные?

– Это ещё хорошо, что гречанка Анна только дочь родила, а коли был бы сын, то получилось бы, что он законный наследник от жены, а все остальные ублюдки.

– Не знаю, о каких ублюдках можно говорить, но князь Владимир с Рогнедой любили друг друга и были супругами. Свадьба только у них была другой. Не праздник, а скорее тризна. Гордая дочь Полоцка в своё время отказалась умыть ноги сыну рабыни, а когда тот женился на ней, то ведь была верной женой. Семь детей у них родилось. Рогнеда ведь, как Владимир на гречанке женился, всё же приняла Христову веру. Отказалась выйти замуж за любого из бояр и решила закончить жизнь в монастыре, сказав: «Была я княгиней, ей и останусь».

– В общем, скажу я тебе следующее, боярин Елович, – неспешно проговорил Талец, – быть после смерти князя Владимира на Руси сильной сваре. Много крови прольётся, прежде чем всё станет на свои места.

Оба боярина неторопливо встали и протянули руки к квасу, который им заботливо поднесла челядинка.

– Скажи мне, Родимка, – обратился боярин Талец к девушке, – а князь там как себя чувствует, хорошо ли?

– Да не сказала бы. Он ведь сейчас словно в забытьи. То с супругой своей разговаривает, то с сыном Вышеславом.

Бояре замолкли, так как знали: грустная история была связана со старшим сыном князя Владимира. Вышеслав родился от Олавы, самой первой жены князя, которая быстро умерла. Князь Владимир всегда хотел передать ему свою власть, но не судьба. Вышеслав погиб пять лет назад, и пал он вовсе не от меча или хвори, а отправившись за невестой в Скандинавию, где Сигрид, к которой он сватался, сожгла его заживо в бане.