Магистр Куркуас покорно нагнул голову и вышел из шатра. Но ненадолго…

– Прости, Великий, но мы не сможем выдвинуть камнеметы. Варвары обнесли город рвом и валом! – виновато сообщил он. – Вначале мне придется захватить его и сделать проходы…

В тот день досталось многим от горячей руки базилевса: и рядовым, и офицерам. Гнев армянина требовал выхода! Когда же голубиная почта принесла весть, что закрома русов вновь полны продовольствия, Цимисхия едва не хватил удар. Двое суток он не покидал стен шатра, и лишь верный Анемас знал, что там происходило. Он же и передал приказ полководца перекопать все дороги, ведущие в Доростол, и приступить к планомерной осаде города.

Едва вести о вероломном нарушении Византией договора о мире достигли Святослава, великий князь отправил на Русь два десятка конных о двуконь с требованием к сыновьям выслать ему военную помощь, поставив во главе отрядов двух опытных сотников: Бранибора и Ратибора. Первый ехал в Киев к Ярополку, второй – в Коростень к Олегу. До Новгорода было слишком уж далеко добираться, потому гонца к князю Владимиру и его наставнику Добрыне совет князей отряжать не стал. Ехали через земли угров. Святослав написал письмо тестю с просьбой о помощи конными. Однозначного ответа посланцы не получили и отбыли далее. За несколько поприщ до стольного града соратники разъехались, договорившись вновь встретиться через седьмицу.

Ратибор ехал с детства знакомой лесной дорогой, с болью и грустью вдыхая запахи весны. Подлесок был охвачен разноцветьем, густой влажный воздух напитан ароматами и гулом пчел. Свежезеленый полог ветвей смыкался над головами воинов, столь забытый за два года отсутствия на родине. Краем глаза сотник заметил, как ехавший рядом молодой Гудим украдкой смахнул сбежавшую по заросшей юношеским пушком щеке слезу. Ничего, юному музыканту, владевшему гуслями пока что лучше, чем мечом, эту слабость можно было простить, тем более что у самого бывалого рубаки спазм уже не в первый раз перехватывал горло. Ратибор прокашлялся и вымолвил:

– Приедем в Коростень – сутки отдыха. Потом разъедетесь по своим родам, и чтоб без новых ратных не возвращаться. Великий князь верит, что поляне и древляне помогут ему в эту трудную минуту.

Город показался Ратибору каким-то напряженно-затаившимся. Стены и башни, срубленные вновь после огненных поминок княгини Ольги по мужу, убитому Малом и древлянами, успели уже потемнеть. Обитые железными полосами ворота были закрыты, словно в военную пору. На воротной башне стояла стража, не умедлившая вопросить:

– Кто такие?

– Шумило, ты что ж это своего односельчанина не признаешь? – насмешливо ответил Ратибор. – Зачем шлем железный напялил? Пахать надо, а ты копье вместо сохи ласкаешь!

– Ратибор!!. Откуда ты? Вы что, уже вернулись?

– Открывай ворота, крикун!

– Погодь, князю доложу. Не велено без его разрешения никого в град впускать.

Шумило исчез, вместо него высунулись три других головы, с интересом разглядывая приехавших. Сотник покачал головой.

– Что-то неладное у них тут творится, – негромко молвил он спутникам. – Держимся кучей, без моего разрешения никуда не отъезжать. Ничего о греках и зачем приехали не болтать, пока я не дозволю. Коли что – плетей ввалю досыта. Чу, открывают! Поехали!

Половина ворот, скрипя, приоткрылись, и десяток направил коней шагом в полумрак башни. Следом за ними вновь хлопнули дубовые засовы.

Князь Олег встретил Ратибора в своей приемной палате. С ним были только два близких боярина: Зареслав и Пересвет. Юный князь при виде гонца забыл про княжеское величие, вскочил и охватил широкие плечи бывалого воина:

– Ты оттуда? Что батюшка? Как там дела?

Ратибор умел блюсти честь. Мягко отстранившись, он свершил земной поклон всем троим и ответил:

– Я и Бранибор посланы великим князем на Русь за помощью. Подлые греки, клятвы свои преступя, явились на Истр в великом множестве. На одного нашего трое ратных приходится. Святослав велел, не мешкая, еще тысяч десять ему собрать. Через седьмицу двинусь обратно.

– Бранислав остался в Киеве? – с дрожью в голосе спросил Олег.

– Да.

Зареслав и Пересвет переглянулись, и во взгляде этом Ратибор не увидел ничего хорошего. Он вспыхнул:

– Да что у вас происходит? За стенами сидите, словно в осаде. Война? С кем?

– Зареслав, расскажи ему, – тихо попросил князь.

Седовласый боярин пристально глянул на сотника:

– Давай присядем. Разговор у нас долгим будет. Измена в Киеве созрела, Ратибор, и надо теперь решать, как тебе и нам всем быть…

Посланец великого князя внимал негромкой речи боярина, и растерянность, смешанная с гневом, зарождалась в груди. Зареслав поведал, что киевские ближние бояре Блуд, Алдан и Стахий подчинили своей воле князя Ярополка, склонили его к измене отцу, к захвату великокняжеского трона, к покорности Киеву князя древлянского и князя новгородского. Заговорщики-христиане вознамерились привести полян к новой вере, для противостояния Святославу решили искать союза с печенегами. Князь Олег на предложения брата не ответил пока ни «да» ни «нет», оттого и город на замке, и сотни воинов за его стенами.

– Не суди, Ратибор, но не смогу я дать отцу рать достойную, – подытожил Олег. – В Болгарию ушел каждый пятый от двора, теперь я против Ярополка забрал в рать каждого третьего. Пахать и сеять некому. Коли себя слабым сделаю – не останется у батюшки союзного ему на Руси. А так, коли надумает вернуться, подмогну против предателей великого князя и веры нашей!

Сотник долго молчал. Наконец произнес:

– А как же Бранибор и его люди? Что будет с ними?

– О том лишь боги ведают…

Вновь долгое молчание, которое нарушил теперь князь Олег:

– Посылай своих людей по земле, Ратибор! Пусть собирают добровольцев, силу не применяя. Кто соизволит – отпущу с тобой. Про Бранибора же выведает Пересвет, я его в Киев пошлю. Пусть спросит у братца, как надлежит мне с гонцами отца поступать! Коли он великим желает быть – пусть сам и решает, да не на словах, а грамоткой!!! Ты, Пересвет, не поспешай особо, дня три до Киева, дня три обратно, да и там пару дней побудь. Вот тебе и седьмица, Ратибор, а там уж пусть с тобой ветер наперегонки соревнуется. Согласен?

– Да будет по-твоему, князь! Только с боярином я не здесь, а в ином месте встречусь. Вдруг Ярополк с ним дружину для поимки людей моих отрядит в Коростень?! А так… коли в новом месте до условленного времени с боярином не увижусь – отбываю к Святославу.

Спустя шесть дней посланные по древлянским родам и деревням ратные привели с собой шесть сотен добровольцев к южной границе княжества древлян. Туда же боярин Пересвет прислал своего человека с вестью:

– Бранибор и его люди посажены Ярополком в поруб. То же самое приказано сделать и Олегу с Ратибором. Никакой грамотки киевский князь писать не стал, ограничившись устным приказом. В Киеве на дворе великого князя посольство хана Илдея. О чем идут переговоры – Пересвету не ведомо…

Ратибор неспешно обходил ряды новых воинов. Доспехов ни на ком не было, лишь изредка голову венчал старый кованый шлем. Иного ожидать не приходилось: два предыдущих набора подчистили не только людей, но и имевшуюся в кладовых воинскую справу. Радовало хотя бы то, что у каждого была насадка для копья или рогатины, лук с набором стрел и страстное желание идти к далеким родичам, чтобы вместе с ними торжествовать победу или лечь на погребальный костер. Каждым третьим оказалась девушка или женщина. Это небыло удивительно: славянские жены вели не легкую жизнь, им знакомы были и отполированные ладонями ручки сохи, и тяжелые снопы, и тугая тетива охотничьего лука. Славяне называли детей согласно ведическим законам, каждое обязательно несло в себе смысл, и теперь он почти безошибочно мог угадать многие имена:

«Вот эта беленькая красавица наверняка Белава, а эта рыжая – Злата. Эта с повадками командира и громким голосом – Велена. Эта стройная девушка – Влада. Эта кареглазка – Карина. И наверняка есть Предславы, ищущие в этой жизни славу!»