В отличие от Всеволода, великие князья Рюрик и Святослав не испугались поведанного немцем Карлусом. Рюрик сказал, что немцы обожают напиться на дармовщинку, а потом, как и все добрые люди, спьяну прихвастнуть. Не достать им до Руси – руки коротки! На пути у них Польша, которую так просто, как племя язычников-бодричей, им не разгрызть, а потом ещё Полоцкая земля. А Святослав заявил, что, судя по всему рассказанному братом Всеволодом, цезарев посол именно с той целью и приезжал, о коей объявил – склонить великих князей киевских примкнуть к очередному крестовому походу. Что ж, надо отказать цезарю повежливее, а посла отпустить. Брата Всеволода же они попросят устроить для немца прощальный пир – авось, ещё чего-нибудь интересного расскажет.

Если немец и рассказал что новое на прощанье, то Всеволоду сего вспомнить не удалось – слишком уж гостеприимно проводил он заезжего рыцаря. Очнувшись, был он поставлен в известность, что взял на прощальный пир две гривны у ростовщика. Рассчитаться не удалось ему до сих пор, и долг, над головою висящий, отравлял его и без того несладкую жизнь.

– Княже! Половцы!

Игорь, задремавший в седле под весенним солнышком, встрепенулся, прогнал из головы тут же забытые сонные видения, открыл и прищурил глаза. Увы, им надо ещё привыкнуть к солнцу…

– Где они, Рагуиле? Далеко ли? Сколько их?

– Мы подходим к речке Суурлию, княже. Половцы на той её стороне. Много, не менее пяти сотен. А за ними виднеются вдалеке верхушки веж.

«Эти – наши! – возликовал в душе князь Игорь. – Этих – побьём! Вот и оправдание моему походу перед великими князьями. Слава тебе, Боже, слава Тебе!»

– С вежами, говоришь? Гонцов ко князьям – разворачиваться! Стрелков вперед! Эй, трубач, – «К бою!»

Застучали и смолкли копыта. Трижды протрубил зазевавшийся было трубач, потом снова и снова. Князь Игорь снова прищурился: половцы, похоже, тоже выстраиваются к битве, если так можно назвать суматошные переезды копейщиков взад-вперёд перед строем. А где же вежи? Тут до ушей его донеслись высокие, душу из человека вынимающие, если вблизи окажется, ни с чем на белом свете не сравнимые звуки: то скрипели немазаные оси половецких веж на колесах. Есть и вежи, есть! Половцы перегоняют их себе за спины, подальше в тыл.

Игорь выхватил из ножен меч и поднял его над головою, сверкающим остриём к небу. Это знак, в первую очередь, для Владимира, чья дружина назначена в передовой полк, и для Буй-Тура тоже, если не заснул в седле, что надо разворачиваться в боевой порядок, не дожидаясь гонца. А как разворачиваться, каждый князь и каждый боярин должны и во сне помнить. Вот он, густой топот копыт и матерный лай за спиной, справа и слева. Это средний полк, его, Игорева, дружина, разворачивается первым: эти бойцы готовы тотчас же вступить в бой, если понадобится. А понадобиться этот их ратный труд может в том случае, если задние дружины замешкаются, оставаясь в походном порядке, а враг уже ударит. Дружина Буй-Тура, правый полк, сейчас построится справа от него, а левый полк, дружина племянника Святослава, выедет налево. Долго, однако, возятся… Впрочем, и половцы не собираются наступать, остаются на том берегу речки, как там её? Ах да, Суурлия…

– Рагуиле!

– Чего тебе, княже?

– Чьей они орды? Ты рассмотрел ли?

– Значок какой-то хитрый – не разглядеть мне, княже… Ничего, возьмём пленных – разберёмся!

И то… Впереди Владимир худо-бедно выстроил свой полк. Князь Игорь опустил меч, убрал его в ножны и пустил вперёд Игруна. Не оглядываясь, почувствовал, что главный воевода со своим оруженосцем, знаменоносец, трубач и его собственный оруженосец последовали за ним. Они проехали в промежутках между десятками Владимировой дружины, ощетинившейся копьями и нестройно сомкнувшей щиты, и перед Игорем оказался Владимир, залитое кровью лицо которого при виде отца осветилось радостной улыбкой.

– Ты ранен? – бросил Игруна вперёд князь Игорь и тут же натянул поводья: понял уже, что сын оцарапалея, пытаясь утереть пот боевой железною рукавицей.

– Эти твои путивляне, батюшка, – пожаловался Владимир, по-прежнему белозубо усмехаясь. – Это же свет не видывал таких тупиц…

Князь Игорь только отмахнулся от него. Неужто уже, почитай, взрослому сыну никто, и сам он, Игорь, первый, не говорил, что настоящая война – это одна сплошная неразбериха? Обернулся к Рагуилу, бросил:

– А где твои стрельцы, воевода? Нас вот-вот осыплют стрелами!

Рагуил не успел ответить. Вблизи, за рядами закованных в железо копейщиков, раздался дикий вой, сразу заглушивший удаляющийся скрип половецких колес. Это племенным боевым кличем подбадривали себя черниговские ковуи: отряженные в стрельцы, они выезжали, чтобы встать перед строем копейщиков. Алпар, разодетый, как на праздник, с железной маской на лице, ехал, подбоченившись, под своим бунчуком, на полкорпуса впереди – Ольстин Олексич под стягом своего князя Ярослава Черниговского. За ними следовали, совсем уж нестройно, с луками и самострелами на передних луках сёдел, русские стрельцы из всех остальных дружин.

Князь Игорь подозвал к себе озабоченного Ольстина Олексича, прокричал:

– Ты там сам распорядись, когда им стрелять. Тебе оттуда виднее будет. Да вот ещё что, боярин… Разглядел ли ты бунчук?

– В жизни не видал такого бунчука, княже! Сам ни черта не пойму.

Игорь перекрестился: хоть неизвестная орда, на которую он наткнулся, и не представляла видимой опасности, поминать чёрта перед битвой – скверная примета. Впрочем, он сделал всё, что от него как предводителя требовалось. И даже больше того, что требовалось при встрече с ордой, выставившей пять сотен всадников – небось, всех мужчин племени, от подростков до стариков. Вполне возможно, а по правде если, так и сомнений в том нет, что опрокинуть эту толпу смогли бы одни ковуи, поддержанные передовым полком. Однако Игорь предпочел развернуть боевой порядок, продуманный для встречи с большими силами половцев, потому что хотел, чтобы дружины хоть немного привыкли к нему и увереннее выстроились, если – лучше не дай того Бог! – они наткнутся на более сильного противника.

Теперь пора… Князь Игорь снова достал меч, протянул его вперёд, на далёких половцев, и послал вперёд Игруна. Тот заржал и встал на дыбы. Красиво вышло – и как раз трубач протрубил два раза. Не удивительно, что северское войско дружно двинулось вперёд.

Когда русичи подъехали к речке на расстояние полёта стрелы, из толпы половцев выскочили на берег лучники и быстро выстрелили.

Игорь, подскакав, опустил забрало на шлеме зазевавшегося сына и щёлкнул своим. Тем временем впереди запели тетивы: Ольстин распорядился вовремя. Сквозь прорезь в забрале Игорь наблюдал, как встретились в полёте две тучки стрел и как в том месте небо на мгновение потемнело. Любопытно всё-таки, почему стрелы противников никогда на его памяти не сталкивались в полёте? Может быть, такое происходит только в по-настоящему больших сражениях, в таких побоищах, как между великим Александром Македонским и персидским царем Пором? Игорь привычно прикрылся щитом. Вокруг засвистело, заржали кони, вскрикнули раненые. Игрун, возмущенный донельзя, снова поднялся на дыбы. Князь успокоил коня, опустил щит, откинул забрало, наскоро огляделся. Владимир жив-здоров, только оторопел немного… Что ж, первый его большой бой… В почте его все целы, в дружинах несколько раненых, пострадали и кони – тут уж ничего не поделаешь.

– Княже!

Это Рагуил. Что там еще?

– Княже! Они выпустили по стреле и ускакали! Наши стрелы воткнулись в землю!

Князь Игорь обернулся ко Владимиру:

– Чего ждешь? Скачи за ними!

Голос его перекрыл новый нечеловеческий вопль. Это впереди ковуи, поднимая копытами коней тучи брызг, сверкающих на солнце, влетали уже в Суурлий. Левый полк князя Святослава Ольговича, не получив на то никакого Игорева приказа, тоже смял строй и помчался к речке. Игорь закусил губу: ковуи делали свою роботу легкой конницы, предназначенной именно для быстрого преследования отступающего противника, а вот молокосос Святослав самовольно отправился за добычей. Напрасно, что ли, он назначил в передовой полк путивльскую дружину во главе с сыном?