Кейра пригубила вино, закашлялась, изумленно посмотрела на напиток, который оказался неожиданно крепким, и поставила бокал на пол. Повернула голову и встретилась взглядом с темными глазами Тима, который в свою очередь отставил бокал в сторону.

– Что ты сказала? – глухо спросил он.

– Это мой отчим.

– И он тебя…

– Да.

– Господи, какой я идиот. – Мужчина закрылся руками. – Мы творили все эти вещи в постели… я даже подумать не мог…

– Мне нравится, – вспыхнув, прервала она. – Не в этом дело.

Тим выглядел изумленным. Сейчас он был совершенно не похож сам на себя. Кейре нравилась эта двойственность: какой он интеллигентный, спокойный и мягкий в общении – и какой неистовый за закрытыми дверьми в спальне. Ей впервые в жизни казалось, что с кем-то она полностью сходится, и в этих отношениях нет ничего больного. Он не женат, не извращенец, у него нет детей. Да, наверное, есть какие-то скелеты. Но со всем этим можно справиться. Сейчас ей было плевать на тайну следствия. Она была уверена в Тиме. Они же коллеги. Он так же связан законом, как и она. Подписанными соглашениями. Ему можно все рассказать. Может, он… защитит ее?

– Тогда не понимаю.

– Если он похитил отчима, то знает про меня. Он убивает парами. Значит, я следующая. И знаешь, что мне нравится? Еще две недели назад я бы сделала как Эли, написала бы ему сообщение, мол, забирай меня. Не хочу жить.

– А сейчас?

– А сейчас в моей жизни появился ты.

Кейра отвернулась, взяла вино и сделала еще несколько глотков, чувствуя, как Тим смотрит на нее. Когда бокал опустел, она потянулась, поставила его на стол и наконец нашла в себе силы, чтобы посмотреть на молодого человека. В его глазах она увидела то, что не видела раньше. Его мгла расступилась, позволяя заглянуть куда-то в душу. В бездны, о которых девушка подозревала и которые манили ее. Против своей воли Кейра потянулась к нему и поцеловала. Легко, без игры, без попытки им манипулировать, как там, в машине. А просто потому, что хотела его поцеловать. Тим протянул к ней руки и неожиданно для него мягким жестом помог ей усесться сверху, а сам откинулся на диван, глядя на нее снизу вверх.

– Появился я, – эхом произнес он. – И что это поменяло?

– Рядом с тобой мне хочется жить.

– Нельзя замыкать все свое существование в одном человеке.

Она рассмеялась. От алкоголя уже немного кружилась голова, но ей было все равно.

– Нельзя, – легко согласилась она. – Но я и не собираюсь. Просто мне с тобой хорошо. И это удивительно. Я думала, что после всего, что… после всего я не смогу. Не смогу никому довериться.

– Что бы ты сделала, если бы твой отчим оказался полностью в твоей власти?

В темных глазах Тима загорелся нехороший огонек, и Кейра почувствовала, что опьянение углубилось. Она представила аристократическое лицо Кевина. Нож в своей руке. О, что бы она сделала…

– Я думаю, что Инквизитор делает все правильно, – пробормотала она. – Ни добавить, ни убавить. Я сделала бы то же самое.

Руки Тима сжали ее талию, скользнули выше. Он потянулся к ней, поцеловал. А потом стремительным движением перевернул на спину и уложил на ковер. Кейра обняла его за талию ногами и прикрыла глаза, пока он избавлял ее от лишней одежды.

30 октября, суббота, раннее утро

Городская психиатрическая больница, Треверберг

Аксель Грин остановил мотоцикл перед огромными металлическими воротами психиатрической больницы. Рыжие лампочки вертелись, оповещая о том, что ворота открываются, охранник смотрел на детектива с вышки. Грин терпеливо ждал, пока его впустят на территорию, на закрытую стоянку, где он сможет оставить транспортное средство и подняться в кабинет главного врача больницы, доктора Эльзы Эллингтон, которая вызвала наряд полиции, а потом позвонила Карлину двадцать минут назад.

Лили Куге была найдена мертвой в своей палате.

Наконец ворота отъехали в сторону, Аксель тронул мотоцикл, зарулил на стоянку, выключил мотор и снял с головы шлем. Светлые волосы рассыпались по плечам, когда мужчина откинулся на сиденье, глядя в свинцовое небо. Дождя пока не было, но он точно сегодня будет. В конце октября не может быть иначе. В Треверберге должен идти дождь. А потом в два дня город закроет снегом, и Грину придется сменить амуницию и резину, чтобы мотоцикл держал зацеп с поверхностью асфальта. К счастью, Аксель прекрасно управлялся с ним и понимал, когда лучше поехать на такси, а когда еще можно выбраться на улицу самому. Да и климат в городе был умеренным. Никаких морозов минус тридцать пять и ниже. Европейская зима с редкими переклинами.

Охранник сверлил детектива непримиримым взглядом мужчины, который никогда в жизни не сможет позволить себе купить мотоцикл. И не из-за нехватки денег. А потому что «это для молодых», «жена не одобряет», «да на мотоциклах катаются только упыри», плюс прочие предрассудки, что заставляют автомобилистов люто ненавидеть мотоциклистов, всячески притеснять их на дорогах и парковках. И только выучка полицейского, а потом детектива зачастую помогала Грину избежать неприятных ситуаций, когда кто-то пытался согнать его с выбранного места.

Эльза стояла у черного входа и курила. Аксель узнал ее по устному описанию Марка, который уже выехал в сторону больницы.

– Детектив Грин? – дрожащим голосом спросила она. – Еще никого нет.

– Это нормально, – сообщил Аксель. – Проведете меня? Надеюсь, никто ничего не трогал?

– Ну… мы пытались ее откачать.

– Тогда мне нужен сотрудник, который ее нашел.

– Да, конечно. Она в сестринской. Пришлось сидировать. Мы тут привыкли ко всему…

– Но не к смерти?

– Но не к такой смерти.

Эльза выбросила недокуренную сигарету в пепельницу, развернулась на каблуках и прошла вглубь здания. Аксель двинулся за ней. То, что Инквизитор убил сестру, означало лишь одно: он понял, что полиция на хвосте. Он заметает следы. Или готовится к сдаче на своих условиях.

Они поднялись к палатам. Эльза все так же шла впереди. Она выглядела маленькой и жалкой, но старалась держаться. В больнице было необычайно тихо. Главврач провела его по длинному коридору, мимо сестринского поста, на котором никого не было.

– Тревожная кнопка есть? – спросил Аксель.

– Пока нет. Телефон.

Убожество какое. В городской клинике с безопасностью все было в разы хуже, чем в частных. Может, поэтому Лили содержалась именно здесь? Может, Альберт решил не переводить ее, чтобы в нужный момент воспользоваться брешами в системе больницы? Возможно, они этого никогда не узнают. Или мистер Куге расскажет обо всем сам, когда наконец откроет свое лицо. Пока у Грина не было никакой информации о нем. Кроме одного: предположение Марка по возрасту подтверждалось.

– Вот.

Эллингтон указала на приоткрытую дверь палаты.

Аксель остановился. Собрал волосы в хвост, достал перчатки и бахилы, с сожалением подумав, что, скорее всего, все уже затоптали, и толкнул дверь кончиком затянутого в неприятный латекс пальца. Та отворилась без скрипа. Он заглянул в палату, ярко освещённую люминесцентными лампами. Огромное пространство с четырьмя койками, три из которых были аккуратно заправлены. Первое, что бросалось в глаза – следы от скотча на стене.

– Там висели её рисунки, – проследив за его взглядом, сказала Эльза.

Аксель обернулся и посмотрел главврачу в глаза. Доктор смутилась.

– Она много рисовала. На арттерапии и вне неё. Не то чтобы хорошо рисовала. Как все. Но все её рисунки были связаны с отчимом, которого она убила, и огнём, которым пыталась себя сжечь.

Грин благодарно кивнул и наконец посмотрел на кровать, где лежала Лили. И чуть не выругался от досады. Руки девушки безвольно висели вдоль тела. Рисунки валялись на полу, на части из них следы подошв.

– Как все было до того, как вы все испортили? – звенящим от негодования тоном спросил детектив.