Теперь зал был в плачевном состоянии. Сквозь совсем уж истлевшие шторы проникал лунный свет, многократно отражаясь в тусклых зеркалах, хитро установленных в стенах так, чтобы делать зал ещё больше. Каждый шаг поднимал клубы пыли, а гниющий паркет жалостливо скрипел.

Но если крепко-крепко зажмурится, то можно было представить, как загораются сотни свечей, многократно отражаясь в начищенных зеркалах. И от того зала наполняется особой атмосферой, от которой кружится голова, а на губах остаётся сладковатый привкус праздника.

И вот уже гремит оркестр, увлекая гостей в очередной котильон, шуршат юбки бальных платьев, вплетаются разговоры, смех, шум бокалов…

– Надя?

Полицейская распахнула глаза и чуть не вскрикнула. Всё то, что она сейчас навоображала резко стало настоящим. И шум, и музыка, и тёплый свет свечей. А перед ней отец. Таким, каким она запомнила его ещё в детстве – без седины в бороде и уставших морщинок вокруг глаз, в мундире и с «Анной» на шее.

– Папа? Что ты… что я…

– Окажешь мне честь? – Он улыбнулся, в карих глазах заплясали огоньки. Наде была протянута рука генерала, затянутая в белоснежную перчатку.

Совсем растерявшись, полицейская протянула руку, вкладывая ее в отцовскую ладонь. Оказывается и она была в перчатке. В смутном подозрении Надя скосила взгляд вниз. Ну, точно. Теперь на ней был не китель вовсе, а бальное платье – корсет и летящие юбки, перчатки и ожерелье на груди. С сапфирами, то, что так любила мама, потому что оно шло к ее синим глазам.

Вальс закружил, затянул в водоворот. Надя, кажется, не танцевала тысячу лет, а ноги помнили. Папа был ее первым партнером по танцам, и Надя не знала никого, кто танцевал бы лучше. Она не шагала, летала над паркетом, полностью полагаясь на надёжные руки и отдаваясь ритму музыки. Раз, два, три, раз, два, три… В одно мгновение стало так легко, будто она – пузырик от шампанского. Хотелось взлететь куда-то к потолку и никогда больше не касаться земли. Надя рассмеялась, чувствуя, как в уголках глаз набухают слёзы.

– Что тебя так рассмешило, родная?

– Это ведь оно, да? – Надя склонила голову набок, глядя куда-то за плечо отца. На танцующие пары, на расплывающиеся огни и лица. – Та жизнь, от которой я отказалась?

– Нравится?

– Жить без забот, проводить свой досуг в светских хлопотах, а самая большая головная боль – какое платье надеть к сегодняшнему салону? – Надя улыбнулась, попыталась сфокусировать взгляд на отце, но тот мутнел и расплывался.

Никаких тебе семейных разборок и пьяных в околотке. Никаких прогулок по вечернему лесу и бессмысленному дежурству ночами в участке. Это было страшно – признать, что скучаешь по беззаботным дням, которые могли бы, но так и не состоялись. От осознания этого до боли прогибался хребет, а кости ныли, словно Надя взвалила на себя груз не по силам.

– Папа, я так скучаю, – по щекам потекли непрошенные слёзы.

– Я тоже, родная.

Рисунок танца развёл их в разные стороны. Надя прокрутилась под рукой, отчего пышные юбки красиво разлетелись в стороны. Поворот, другой, и вдруг рука, которая держала её, исчезает. Надя замерла, оглядываясь, но всё исчезло. Музыка, свечи, люди. Она снова стояла посреди бальной залы одна, в окружении сумрака и пыли.

Что это сейчас было? Она точно сходит с ума, вслед за этим столичным хлыщом. Сначала тот в окошко прыгнул, так и не объяснив, что ему понадобилось ночью в снегу. Быть может, он тоже увидел что-то...

Додумать мысль Надя не успела, сзади раздался рык. Низкий, угрожающий, он эхом отдавался где-то в грудной клетке. Девушка медленно-медленно обернулась. В паре шагов от неё стоял пёс. Огромный, ростом с телёнка, чёрный. Он скалился, обнажая огромные острые клыки, изо рта его прямо на паркет капала слюна. Глаза-угольки горели злобой, нет, даже ненавистью. Надя задрожала всем телом, чувствуя, как резко перестаёт хватать воздуха.

Она с самого детства боялась собак. С тех пор, как одна из отцовских гончих пребольно цапнула маленькую Наденьку за ногу. Ни возраст, ни служба в полиции не помогли от этого страха избавиться. Надя научилась с ним жить, обходить стаи бродячих собак в городе стороной, но при виде агрессивно настроенной псины всё равно цепенела.

Огромная собака снова зарычала, присела на передние лапы. Страх забился пойманной рыбкой в сетях. Надя понимала, хорошо понимала, что сейчас нельзя шевелиться, нельзя провоцировать. Но всё равно в ужасе отшатнулась назад, и зверь прыгнул.

Надя вскрикнула, в последний момент вынимая пистолет и нажимая на курок, уже не видя, куда стреляет. Что-то тяжелое навалилось на неё сверху, Надя не удержавшись на ногах, завалилась назад. Рывком попыталась приподняться и... получилось. Девушка села, в панике оглядываясь. Никакой собаки и в помине не было! Пыль, тишина и она на заднице с пистолетом наголо. Надя всхлипнула, получилось совсем жалко.

– Господи, что происходит? – Голос её отразился многократно от зеркальных стен. И в этот момент дверь с громким стуком отварилась.

– Надежда Ивановна! – На пороге стоял маг. – Надежда Ивановна, Вы в порядке?

Андрей перевёл дух, чувствуя, как сердце бухало в грудной клетке, а в боку закололо. Он всего-то лишь пробежал лестничный пролёт. Маг пообещал себе по возвращении в столицу обязательно утроить число тренировок в неделю.

Никакой опасности в обозримом пространстве не виделось, так что Андрей ринулся к барышне, что сидела на полу, глядя на него большими от ужаса глазами.

– Надежда Ивановна, что случилось? Вы не ранены? – Маг присел рядом с напарницей. Та к его великому удивлению, бросила револьвер, что сжимала в руке и всхлипнула. Андрей даже растерялся. Такая боевая, несгибаемая, чем жутко напоминала свою мать, Наденька Огонь-Догоновская плакала?

– Надя... – Совсем уж тихо позвал маг, неуверенно протягивая руку и касаясь полицейского кителя.

– Я в порядке, в порядке. – Надя зло отёрла слёзы, хлюпнула носом. – Нам надо убираться отсюда.

– Из зала или из дома? – Деликатно уточнил Андрей поднимаясь и подавая барышне руку. И тут полицейская снова его поразила.

– Для начала со второго этажа, – заявила она, принимая помощь мага, не забыв забрать своё оружие. – Из дома я не уйду, пока не пойму, что здесь происходит.

Глаза барышни всё ещё влажно блестели, но теперь в них читалась стойкая решимость поступить по-своему. Андрей даже почувствовал что-то вроде смеси гордости и восхищения. Но тут Надежда нахмурилась, бросая тяжёлый взгляд на напарника.

– Сбежите? – Строго поинтересовалась она.

Андрей не удержался от горькой усмешки. В грош ценой его ставила Наденька. От этого заскреблось что-то внутри, но маг отдёрнул себя. Сам виноват.

– Пока не собираюсь, уж, знаете ли, крайне приятно Ваше милое общество, – немного поклонившись, с улыбкой поделился Андрей. И прежде чем полицейская снова наградит его какой-нибудь колкостей, маг поспешил добавить: – Рассказывайте, что случилось. Я слышал крик и выстрел.

– Идёмте, расскажу по дороге, хочу быстрее оказаться в тепле, – Надя спрятала маузер в кобуру.

Пока они спускались, полицейская в общих чертах рассказала о своих видениях. Конечно, ни слова о разговоре с отцом, но боязнь собак пришлось упомянуть. Надо же было как-то объяснить, почему она выстрелила. Маг, в свою очередь, рассказал о своей находке в столовой.

– Дуня и Груня сёстры. Дуня постарше на год или два, – они остановились посреди холла, пока не решаясь вернуться в гостиную. Полицейская в задумчивости подёргала себя за мочку уха без серёжки. – Надо удостовериться, что на первом этаже никого больше нет.

– Для начала надо узнать у Остина, кто вообще был в доме, – Андрей кивнул и вытянул руку в сторону гостиной. – А ещё уговорить одну деятельную учительницу не лезть на рожон.

Минув ещё один виток приветствий и знакомств, которые Андрея начали порядком утомлять, они всё, наконец, расселись за столом. Остин принялся перечислять при помощи остальных домочадцев: